21. Затем следует Иас, лежащий на острове, примыкающем к материку. Город имеет гавань, и его жители добывают большую часть средств для пропитания из моря, так как в море много рыбы, а земля бесплодна. Действительно, об Иасе сочиняют рассказы в таком роде: когда однажды там выступил кифаред, все слушали его внимательно до тех пор, пока не прозвонил колокольчик, возвещавший начало продажи рыбы; тогда все оставили артиста и ушли на рыбный рынок, за исключением одного совершенно глухого человека. Тогда кифаред, подойдя к нему сказал: «Очень благодарен тебе, любезнейший, за оказанную мне честь и за твою любовь к музыке; ведь все остальные, заслышав звон колокольчика, ушли». — «Что ты говоришь? — ответил глухой. — Неужели уже колокольчик прозвонил?». И когда кифаред ответил утвердительно, глухой поднялся, сказал: «Всего хорошего!» — и ушел. — Отсюда родом был диалектик Диодор, по прозвищу Кронос,[2130] хотя прозванный сначала неправильно, потому что Кроносом собственно назывался его учитель Аполлоний, но прозвище перенесли на него, так как подлинный Кронос не был знаменит.
22. После Иаса идет Посидий милетцев. В глубине страны есть 3 значительных города: Миласы, Стратоникея и Алабанды. Остальные являются лишь городами, зависимыми от этих или от городов на побережье, как Амизон, Гераклея, Евром и Халкетор. Поэтому о них я буду говорить меньше.
23. Миласы расположены на весьма плодородной равнине. Над равниной высится круто поднимающаяся вверх гора с каменоломней прекрасного белого мрамора. От этой каменоломни жители получают немалую пользу, так как она содержит много камня, притом поблизости, пригодного для строительства, в особенности же для храмов и прочих общественных зданий. Поэтому город прекрасно украшен (больше даже, чем какой-либо другой) портиками и храмами. Можно только удивляться людям, которые столь неразумно основали город у подошвы крутой, нависающей над ним скалы. И действительно, один из правителей области, как говорят, выразив удивление по этому поводу, заметил: «Если основатель этого города не боялся, то неужели он даже не постыдился?». У миласийцев есть 2 святилища Зевса: одно — так называемого Зевса Осого; другое — Зевса Лабрандинского. Первое находится в городе, а Лабранды — селение вдали от города, на горе, вблизи прохода из Алабанд в Миласы. В Лабрандах есть древний храм и деревянная статуя Зевса Стратия, почитаемая окрестными жителями и миласийцами. От святилища до города идет мощеная дорога длиной почти что 60 стадий, называемая священной; по ней движутся священные праздничные процессии. Жреческие должности всегда пожизненно занимают знатнейшие граждане. Эти храмы принадлежат собственно городу, третий же храм — Зевса Карийского — является общим святилищем всех карийцев; в нем имеют долю как братья лидийцы и мисийцы. Рассказывают, что в древности Миласы были простым селением, родиной и местопребыванием карийских царей из рода Гекатомна. Город ближе всего к морю у Фиска, который является якорной стоянкой для миласийцев.
24. В наше время в Миласах жили выдающиеся люди: ораторы и народные вожди Евфидем и Гибрей. Евфидем унаследовал от предков большое состояние и славу; к этому он прибавил искусство красноречия и был великим не только в родной стране, но и в Азии удостоился величайшего уважения. Что же касается Гибрея, то, как он сам любил рассказывать в своей школе и как это подтверждали его сограждане, его отец оставил ему мула для перевозки дров с погонщиком. Добывая себе пропитание таким путем, он стал на короткое время учеником Диотрефа из Антиохии; затем возвратился назад в родной город и занял должность смотрителя рынка. Вращаясь в этом кругу, он приобрел небольшое состояние и обратился к государственной деятельности, а затем стал одним из ораторов в народном собрании. Он быстро возвысился и еще при жизни Евфидема вызывал удивление, но особенно могущественным стал после смерти последнего, сделавшись властителем города. При жизни Евфидем, однако, будучи человеком могущественным и вместе с тем полезным для города, имел над ним безусловное превосходство; даже если и было в нем что-то от тирана, то это искупалось пользой, которую он приносил городу. Поэтому одобряют такое заявление Гибрея, которое он сделал в конце одной речи к народу: «Евфидем, ты — неизбежное зло для города, потому что мы не можем жить ни с тобой, ни без тебя!». И действительно, хотя Гибрей весьма возвысился и имел славу хорошего гражданина и оратора, однако он потерпел неудачу в своей враждебной Лабиену политике. Когда прибыл Лабиен с войском и вспомогательными силами парфян (парфяне уже владели тогда Азией), все остальные подчинились ему (так как не имели оружия и держали себя мирно), однако Зенон из Лаодикеи и Гибрей — оба ораторы — не подчинились, а побудили свои города к восстанию Гибрей к тому же еще и возмутил каким-то своим отзывом Лабиена, человека молодого, легко раздражавшегося и весьма безрассудного. Когда Лабиен провозгласил себя парфянским императором, Гибрей сказал: «И хорошо, а я также провозглашаю себя карийским императором!». После этого Лабиен напал на город во главе отрядов, набранных уже из римлян в Азии. Гибрея ему не удалось захватить, так как тот бежал на Родос, но он все же испортил и разграбил роскошную мебель и обстановку в его доме. Он разорил и весь город. После удаления Лабиена из Азии Гибрей вернулся назад и восстановил свое прежнее положение в городе и самый город. Это мое описание Милас.
25. Что касается Стратоникеи, то это поселение македонян; и цари также украсили ее роскошными сооружениями. В области стратоникейцев есть 2 святилища: знаменитое святилище Гекаты в Лагинах, привлекающее толпы народа на ежегодные празднества; поблизости от города находится храм Зевса Хрисаорея — общее святилище всех карийцев, куда они собираются для жертвоприношений и совещаний об общих делах. Их союз, состоящий только из селений, называется Хрисаорийским. Те, которые представляют большинство селений, пользуются преимуществом при голосовании, как например жители Керама. Стратоникейцы также принимают участие в этом союзе, хотя они и не карийского происхождения, но потому что владеют селениями, входящими в состав Хрисаорийского союза. Отсюда происходил живший во времена наших отцов замечательный человек — ритор Менипп, по прозвищу Катока. Цицерон хвалит Мениппа больше всех азийских ораторов, которых ему удалось слышать (как он говорит в одном из своих сочинений),[2131] сравнивая его с Ксеноклом и другими знаменитыми ораторами своего времени. — Есть также и другая Стратоникея, называемая «Стратоникея у Тавра», городок, расположенный поблизости от горы.
26. Алабанды лежат у подошвы двух холмов, так близко примыкающих друг к другу, что они являют вид вьючного осла, нагруженного пожитками. Действительно, Аполлоний Малак, подшучивая над городом из-за этого, а также из-за множества скорпионов в этой местности, сказал, что город — это вьючный осел, нагруженный скорпионами. Эти твари, однако, водятся в большом количестве не только в этом городе и в Миласах, но и во всей лежащей между ними горной области. Алабанды — город людей, проводящих жизнь в роскоши и пьянстве; в нем много девиц-арфисток. Родом из Алабанд были 2 брата, выдающиеся риторы, именно Менекл (о котором я упомянул немного выше[2132]) и Гиерокл, а также Аполлоний и Молон, которые переселились на Родос.
27. Из множества рассказов о карийцах общепринятым считается тот согласно которому карийцы были подвластны Миносу (они назывались тогда лелегами) и жили на островах; затем, переселившись на материк завладели большой частью побережья и внутренней области страны, отняв ее у прежних владельцев, главным образом у лелегов и пеласгов. Однако часть владений у них отняли греки — ионийцы и дорийцы. Свидетельством их пристрастия к войне служат рукоятки щитов, изображения на щитах и султаны на шлемах, которые все называются «карийскими». По крайней мере Анакреонт говорит:
Сюда продень твою руку сквозь
Рукоятку щита карийского.
И Алкей говорит:
Потрясая султаном карийским...
28. Когда Гомер говорит:
Масфлес вел говорящих наречием варварским каров,
то нет основания спрашивать, почему он, зная столько варварских народностей, упоминает только о карийцах, как о «говорящих наречием варварским», но нигде не говорит о варварах. Поэтому Фукидид[2133] неправ, когда утверждает, что Гомер не употребляет термина «варвары», потому что «эллины еще не обособились» под одним именем, противоположным им. Ибо выражение Фукидида «эллины еще не обособились» Гомер сам опровергает как ошибку, говоря:
Мужа такого лишась, я всечастно скорблю о погибшем,
Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос.
И в другом месте:
Если ж ты хочешь Аргос посетить и объехать Элладу.
Если бы они не назывались варварами, то как же можно их называть «говорящими наречием варварским»? Таким образом, и Фукидид, и грамматик Аполлодор неправы; последний — когда утверждает, что эллины употребляли это общее название исключительно как бранное слово в отношении карийцев, особенно ионийцы, которые ненавидели их из-за вражды и постоянных военных столкновений, поэтому Гомер и должен был бы назвать их в этом смысле варварами. Но я задаю вопрос: почему же поэт называет их «говорящими наречием варварским», но ни разу — Варварами? «Потому, — говорит Аполлодор, — что форма множественного числа не вмещается в стихотворный размер, оттого-то Гомер и Не назвал их варварами». Хотя форма этого падежа