х «Скапула — этап полового размножения» (правильно: хрящ у рыб — лопатка).
х «Устье — вливание в море; русло; ущелье» (правильно: передняя открывающаяся часть жилой камеры в раковине моллюска).
х «Эволюция — перестройка; процесс превращения одного животного в другое; медленный прогресс» (правильно: историческое развитие живой природы, обусловленное приспособлением к условиям существования).
А вот образцы студенческой сообразительности (было вывешено в коридоре геофака МГУ):
х «Пелагель — морская толща воды» (правильно: пелагиаль — толща воды от поверхности до дна).
х «Хищник грунтов».
х «Образ жизни — спокойно лежал».
х «Нуммулиты жили с мела до конца».
х «Скафоподы обсасывали песчаники» (пояснение: скафоподы — лопатоногие моллюски).
х «Синус двустворкам нужен для зарывания, они складывали в него песок» (пояснение: синус — выпячивание, замкнутый канал).
х «Сифон складывается в раковину и закрывается синусом, чтобы грязь не сыпалась» (пояснение: сифон — трубка в раковине).
х «У брахиопод руки были спиральной формы, они их разматывали и ели. Пища запутывалась в лофофоре брахиопод» (пояснение: брахиоподы — плеченогие, рукожаберные морские обитатели, близкие к моллюскам, распространенные в палеозое и мезозое; лофофо-ры — две спирально завернутые жаберные руки).
х «Анальное отверстие задерновано».
х «Граптолиты породы не образовывали, они сами в породах образовывались» (пояснение: граптолиты — руководящие ископаемые, распространенные от среднего кембрия до нижнего карбона).
х «Шкура ската образована кожей».
х «Из-за образования шейного отдела голова амфибий может двигаться отдельно от тела».
— Какая функция у ксенозооида?
— Он ест.
— Нет.
— Тогда наоборот.
— Как увидеть, что иглокожее состоит из монокристаллов кальцита?
— Надо постучать по ним и определить по звуку.
«В 17 лет попал я в „золотую“ геолого-разведочную партию в Якутию. В те времена в Москве было страшно популярно мумие, и многие сумасшедшие пробирались в тайгу за ним. Но, добравшись до места, их энтузиазм пропадал (тайга все-таки), и они пытались задешево купить вожделенный продукт у местных, предвкушая барыши в оплотах цивилизации. Случилось так, что по болезни я две недели провел в поселке, и местные меня подрядили фасовать мумие. Сообщаю точный состав, а то многие еще не знают: навоз (лосиный, так как коров нет) + глина + смола (все в пропорции 1:1:1). Через неделю, озверев от местного самогона (на консервированном горошке), я стал прикалываться, вкладывая в пакетики с зельем бумажки типа „укладчик № 8“. В сентябре, когда я вернулся в Москву, мама с гордостью показала мне пакетики с „мумием“, на которые она истратила чудом хранимые 20 долларов (это был 1985 г.) с моим „автографом“. При этом был восторженный рассказ о вылеченной за неделю папиной язве. Маме я до сих пор не признался».
(Источник: Миша 27.06.2000 anekdot.ru)
Глава 3В поле
Геология для нас — особый образ жизни. Бывая в самых разных местах, я за много Лет не встретил среди геологов ни одного дурного человека. Среди геологов много слабых и даже плохих специалистов, но нет плохих людей. Потому что в геологию приходят многие, а остаются в ней только те, кто легко и надежно дружит, кто быстр на подъем, кто нетребователен к еде и одежде. Если все это есть, тогда — вперед!
Я все время ощущаю себя полпредом тех, кто меня знал в школе, в Горном, в армии, особенно в геологии. Тех, с кем и вместе сидели у костерка, ругали власть и говорили: какой бардак, доколе все это будет твориться!..
С. М. Миронов, геолог, Председатель Совета Федерации «Правда. ru». — 14.05.2003. Из интервью Марине Полубарьевой.
Следующие три эпизода заимствованы из воспоминаний Виктора Андреевича Ярмолюка (1915–2007), первооткрывателя нескольких месторождений, руководителя геологоразведочных работ в СССР и за рубежом, к. г.-м. н., лауреата Ленинской премии, заместителя министра геологии СССР в 1970-1980-х гг. Они опубликованы в книгах 2 и 4 серии «Геология — жизнь моя».
В конце 1930-х гг. на Дальнем Востоке В. А. Ярмолюк и В. 3. Скороход <Василий Захарович, известный геолог, в будущем профессор> были в далеком маршруте. К ночи под дождем и ветром они подошли к железнодорожной насыпи, на которой стоял барак и попросились обогреться.
«Кто вы? — спросил высокий детина с черной бородой.
— Геологи.
— Водка есть?
— Откуда? Только камни.
— С золотом?
— Нет, с фауной.
— Ага, это хорошо. А с чем твоя хфауна?
— Если пустишь, то покажу.
— Ну что ж, заходи».
В бараке жили зэки, которые за хорошую работу были расконвоированы. Они столпились вокруг геологов и стали с любопытством рассматривать камни с отпечатками фауны.
«Чертов палец длиной около 15 см очаровал их и своим названием и видом. Каждый хотел подержать его в руке. Вырывали друг у друга. Находили, что он похож на мужской член и гоготали от удачного, как им казалось, сравнения.
— Только немножко тонковат для наших баб — произнес кто-то.
— Зато твердый, — добавил другой. И громкий хохот снова потряс воздух.
Наша фауна и пояснения к ней, которые давал Скороход, настроили обитателей барака дружелюбно к нам. <…>
Для ночлега нам уступили два самых лучших места на нарах у входной двери.<…>
Скороход опасался за сохранность полевой сумки, в которой находились секретные топографические карты и деньги. Подумав, он подошел к пахану и сказал:
— Здесь у меня секретные документы и деньги. Прошу, сохрани!
— А сколько денег? — спросил пахан.
— Сотни две с половиной.
— Давай сосчитаем.
— Зачем? Я тебе верю. Я вижу, как здесь все тебе подчиняются. Чувствую, что на тебя можно положиться.
— Спасибо, геолог, — с чувством сказал пахан. — За доверие спасибо. Можешь спать спокойно. Никто ни тебя, ни документов пальцем не тронет.<…>
Рано утром зэки еще спали, но Василий уже сидел с паханом возле бревна и беседовал. Он произнес:
— Вот, смотри, Витюха, какие замечательные люди бывают в лагерях. Для них доброе слово порой дороже жизни. Мы с тобой спали, а Петр Васильевич не спал, стерег наши документы.
— Да ты хоть проверь, на месте ли они, — сконфуженно сказал Петр Васильевич. — Может, я что взял.
— Я так тебе верю. Я же вижу, что ты за человек. Ты — настоящий».
[ГЖМ-2. С. 61]
На третий день, как мы вышли из Кавалькана, нас на оленях разыскал нарочный от нового председателя нацсовета Романова и передал записку: «Товарищ Ярмолюк, исци самолет. Романов».
— Какой самолет? — спросил я у почтаря.
— Незнай, — ответил он. — Совсем незнай. Какой-то баба летал.
— Какая баба? Куда летела? Что ей здесь делать?
— Романов сох капсе (ничего не говорил). Романов писал. Мин бильбапын (я ничего не знаю).
Лишь месяц спустя, прибыв в Нелькан, мы узнали, что речь шла о самолете Гризодубовой, Осипенко и Расковой, которые потерпели аварию на Амгуни. А искали их в первые дни по всему Дальнему Востоку.
[ГЖМ-2. С. 83]
Работа была закончена. Задание выполнено. Полностью. У меня был неиспользованный НЗ спирта. Целый литр. Начали пиршество в самой большой урасе, у председателя нацсовета Романова. Набилось человек 20, а то и больше. Спирт я передал Романову. Тот бережно взял бутыль. Вытащил пробку. Понюхал. На лице засияло блаженство. Сказал жене принести полчайника холодной воды. Размешал ее со спиртом. И стал разливать по кружкам. Досталось всем. И мужчинам, и женщинам, и детям (нюхали). Романов произнес нечто вроде тоста, достоинством которого была предельная краткость. Всего одна фраза из трех слов: «Приеззай есьце, Виктор!» <…>
Вокруг костра начался национальный танец «Ёхарь» с пением. Я встал в круг, громко нараспев повторял слова запевалы, одновременно высоко подбрасывая ноги, двигаясь по кругу. Песня была проста. Запевала произносил одно какое-нибудь слово. Это было название то зверя, то птицы, а чаще всего какой-нибудь местной реки. Например, он кричал: «Оннё!», и все дружно, хором повторяли «Оннё!». Затем следовало другое слово «Тамут!» И хор кричал: «Тамут!» И так пока горел костер. После хоровода опять пили бражку и… снова хороводили.
[Там же. С. 84]
В 1950-х сг. геологи сами вычерчивали карты к отчетам и планшеткам. Геолог Янской экспедиции Григорий Назаров заканчивал карту, над которой работал около месяца. Появился его приятель Спиридон Петрович Решетников (Слава), известный шутник. Когда Гриша вышел покурить, Слава наложил на карту заранее приготовленные кусочки восковки в виде клякс. Вроде как пролил тушь. Получилось очень натурально. Когда Гриша вернулся, то обомлел испорчен результат месячного труда! Но вскоре, конечно, все выяснилось, и отчет был Гришей защищен. Однако желание отомстить осталось. Как-то Гриша открыл дверь в кабинет к Славе и увидел, что тот стоит спиной к двери и чертит карту, в правой руке перо, а в левой флакон с тушью. Все знали, что Слава панически боится мышей, и вот Гриша крикнул: «Мыши!» Слава вздрогнул, и пузырек с тушью упал на карту.
(Из кн.: [Геологи Яны. С. 222])
В начале 1930-х гг., солнечным апрельским днем в Хибинах с химиком Ермоленко произошел вот какой курьез. Он ушел на лыжах в безлюдную долину Кукисвум. Погода была прекрасная, было тепло, дул легкий ветерок, и в этих условиях многие катались, раздетые до пояса. Но Ермоленко решил раздеться донага. Одежду он повесил на куст. Оставшись лишь в лыжных ботинках и темных очках, он помчался по склону. Но в Хибинах погода меняется в считанные минуты. Внезапно налетел ветер, стало прохладно. Ермоленко вернулся за одеждой. Куст был на месте, но одежды на нем не было. Порывы