ма отсутствия урана для загрузки промышленного реактора по наработке плутония была настолько критичной, что по решению И. В. Сталина и Л. П. Берия финансирование работ проводилось «сходу», по фактическим затратам, без заранее утвержденных смет. Решения о производстве геологоразведочных работ и строительстве предприятий для добычи урана и переработки руд нередко принимались форсированно, с нарушениями общепринятой стадийности этих работ (поиски, оценка, предварительная разведка, детальная разведка руд, проектирование и строительство рудников). Это приводило к конфликтам между руководителями 1-го (уранового) Главка Мингео СССР и Первого главного управления (ПГУ) при Спецкомитете СНК (СМ) СССР. Бывший начальник геологического отдела 1-го Главка Е. А. Пятов, описывая обстановку тех лет, констатирует: «Руководство Главка Мингео СССР и особенно главный геолог академик И. Ф. Григорьев <1890–1949>, воспитанный на традициях соблюдения стадийности, зачастую выступали против больших объемов геологоразведочных, а иногда и эксплуатационных работ на недостаточно подготовленных объектах». Указанные противоречия и привели к трагедии. Очевидно, Берия решил заменить Григорьева, тормозившего, как он считал, решение проблемы уранового сырья. Берия решил привести к руководству Министерством геологии своего человека. Возможно, играла роль и личная неприязнь. Берия и прежний министр геологии Малышев были неплохо знакомы. Они как-то ездили с совместной инспекцией на Кавказ, и там между ними возникла ссора. Берия в своем стиле попытался грубо «подшутить» над Малышевым, он незаметно подсунул ему в тарелку крайне острый местный перец. Малышев поперхнулся и обругал Берию. Это мелочь, но Малышев никогда не пытался сблизиться с Берией, стать его человеком. Позже он не раз говорил близким, что считает Берию человеком подлым.
Преемником И. И. Малышева стал Петр Андреевич Захаров (1905–1974). Это был инженер-металлург, кандидат технических наук (с 1934 г.), генерал-майор технической службы. До войны он работал в Наркомтяжпроме начальником главка по меди, но с 1941 г. стал могущественным начальником Главного управления лагерей горно-металлургической промышленности НКВД СССР. Все это огромное управление, насчитывавшее 190 тысяч заключенных, было напрямую подчинено с осени 1945 г. атомному Спецкомитету при Совмине СССР во главе с Л. П. Берией. Ставя Захарова на Министерство геологии, Берия «подгребал под себя» всю геологию страны.
Но почему Сталин принял подсунутую ему туфту с ураном за чистую монету? Академик-терапевт А. И. Воробьев говорит, что в 1947 г. Сталин перенес инсульт, это тяжело сказалось на его психике, усилив до запредельных размеров его и так гипертрофированную природную подозрительность. Информацию министра госбезопасности Абакумова с подачи Шестаковой о вредительстве в геологии Сталин принял всерьез. Хотя и сказал Абакумову: «Вы не очень-то увлекайтесь арестами геологов, а то разведку недр некому будет вести» (со слов И. И. Малышева, присутствовавшего на Политбюро).
11 апреля 1949 г. Совет Министров СССР принял Постановление «Вопросы Министерства геологии», подписанное Сталиным. В нем был такой пункт: «в) руководство Министерства геологии (т. Малышев и др.), находясь в плену у старых специалистов-геологов, враждебно настроенных против Советской власти, не сумело правильно оценить поступавшие в Министерство геологии неоднократные сигналы от местных партийных и советских организаций и отдельных лиц о наличии ценных полезных ископаемых <…> и оставляло эти сигналы без всякого внимания». Далее говорилось о том, что советских геологов в Сибири направляли старые специалисты и колчаковцы, которые выполняли установки бывших владельцев горнорудных предприятий. Постановили: т. Малышева снять с поста министра, «использовать его на меньшей работе в системе Министерства геологии», а т. Захарова назначить министром геологии. Захаров пробыл на этом посту около четырех лет. Неизвестны позитивные оценки его геологами, о нем пишут, что он не любил выезжать на места, руководил в основном из кабинета в Москве.
После снятия с должности И. И. Малышева его вызвал Сталин и сказал: «Нам известно, что Вы сами из рабочих и человек честный. Но прошляпили у себя врагов народа и за это будете отвечать. Мы начинаем строить Череповецкий комбинат. Для него нужна железная руда поблизости. Выезжайте в Петрозаводск, организуйте геологическое управление по Северо-Западу. На должность едете без возврата в Москву. Не найдете руду — пеняйте на себя». Сразу после вызова к Сталину у Малышева случился тяжелый инфаркт, он пролежал полгода в больнице. А потом уехал в Петрозаводск, создал Северо-Западное геологическое управление, которое и разведало железную руду у Костомукши. Бывший нарком выполнил задание Сталина.
Так уж случилось, что И. И. Малышев и П. А. Захаров, при всей их несхожести по типу личности и деяниям, прожили оба по 69 лет. Захаров умер на следующий год после Малышева, ушедшего из жизни в 1973 г. Оба были похоронены на Новодевичьем кладбище в десяти шагах друг от друга (слева от главной аллеи, метрах в двухстах от входа).
(Использованы материалы очерков Г. А. Мирлина [ГЖМ-1. С. 62]; книги [Е. А. Пятов. 2005] и Б. С. Горобца в журнале «Государственное управление ресурсами». № 1. 2009)
«По постановлению Совета Министров СССР (апрель 1949) все геологические работы по Красноярскому краю были переданы в ведение вновь созданного управления „Енисейстрой“ МВД СССР. На новое управление возлагались задачи по поискам, разведке и подготовке к промышленному освоению месторождений урана (тория), а также цветных металлов (Cu, Mo, W, Sn и др.). <…> В апреле 1950 А. А. Якжин <д. г.-м. н., будущий ректор МГРИ> назначается главным геологом Восточного свинцового (читай: уранового) рудоуправления одного из предприятий „Енисейстроя“. Возглавлял Восточное рудоуправление генерал-лейтенант И. С. Любый, представлявший там „государево око“, т. е. МВД СССР. Главным объектом рудоуправления было Стрелкинское месторождение, точнее рудопроявление. <…> Был проведен большой объем горно-буровых работ, и Стрелкинский объект, по заключению А. А. Якжина и других геологов, получил отрицательную оценку. За все время существования „Енисейстроя“ (1949–1953) не было найдено ни одного промышленного месторождения урана. Так безрезультатно окончилась эпопея „Енисейстроя“, а вместе с ней тихо закрылось „Красноярское дело“ геологов. Эта трагическая история еще ждет своего описания».
(Из очерка П. П. Ясковского и А. Ал. Якжина «Памяти Александра Андреевича Якжина (к 100-летию со дня рождения)» [Смирн, сб.-2007. С. 192])
Как говорили острословы, в геологии началась эпоха «захаронения» (по фамилии нового министра П. А. Захарова). Она продолжалась четыре года. В 1953 г. непопулярный и малокомпетентный Захаров был снят с поста министра. Его сменил энергичный и умный П. Я. Антропов, бывший до этого времени заместителем начальника «атомного» Первого главного управления при Совмине СССР (предтечи Минсредмаша). Геологическая служба страны начала возрождаться, геологи стали называть эту эпоху «антропогеном».
(Из очерка д. г.-м. н. В. В. Семеновича [ГЖМ-10. С. 114])
Рассказывает д. г.-м. н. И. И. Берсенев.
«В 1949 г. я работал в Приморском крае начальником 236-й геологической партии. У нас было три буровые бригады, которые разбуривали гидрогеологические скважины. <…> Начальник экспедиции Сидельников сообщил мне по телефону, что в край прибыл замминистра геологии СССР генерал-лейтенант НКВД Воронин <из команды министра, генерала Захарова> со свитой, и они выезжают к нам в партию. <…> На другой день я сопровождал генеральскую группу. В 1-й бригаде был полный порядок. Старший буровой мастер разбирал наряды, сменный стоял за рычагами, один из рабочих был около двигателя, второй — на вышке. Коллектор описывал керн, повариха у костра готовила обед. Вторая смена в тени деревьев играла в домино, а третья — спала в палатке. Во 2-й бригаде обстановка была аналогичной. Генерал, полковник и подполковник потоптались вокруг и молча сели в автомобили. В 3-й бригаде случилась авария — прихват бурового долота. Вся бригада, 10 человек, была на ногах. У штанги старший буровой мастер со сменным мастером возились с домкратом, рабочие колотили кувалдами по штанге и обсадной трубе…
Я заволновался. Аварии у нас на буровых были редко, а тут ЧП! Я ждал разноса. Но, к моему изумлению, генерал-лейтенант пришел в восторг. Он заявил: „Вот это молодцы, все работают, а то в других бригадах играют в домино и спят“. Еще в 1-й бригаде я объяснил этому „специалисту“, что работа бригад круглосуточная, по 8 часов, но он пропустил это мимо ушей. Генерал, весьма довольный, отбыл обратно. Мою информацию о работе геологосъемочных отрядов он смотреть отказался».
(Из очерка И. И. Берсенева [ГЖМ-9. С. 204])
«Работа заключенного Крейтера была организована по типу „шарашки“ — жил он в зэковском бараке на зоне, а утром ходил на работу, руководил коллективом геологов-„вольняшек“. Как он рассказывал, одним из обвинений, предъявленных ему, была дискредитация сурьмяно-ртутных высокогорных месторождений Шинг-Магианской группы в Таджикистане, и на самом деле мелких и малопродуктивных».
(Из очерка д. г.-м. н. проф. П. В. Полежаева
[ГЖМ-3. С. 139])
«Вспоминаю историю об известном русском геологе В. М. Крейтере. Он сидел в одной камере с уголовниками. В свободное от лесоповала время Крейтер читал им стихи. Знал он их много, а декламировал замечательно. „Эй, профессор, — говорили ему уголовники, — прочти нам еще что-нибудь“. И Крейтер читал им Пушкина, Есенина, Блока… Пришло время переводить профессора в другую тюрьму. На одной из последних прогулок воры тесно окружили Крейтера, потребовали встать на одно колено. И „пахан“, положив на плечо Крейтера руку, сказал: „Отныне и вовеки теперь ты — професс