- Сколько? - еле сдерживаю свой голос ровным. Внутри все клокочет от ярости. Б*ть, что ж за наваждение такое?! Какой к черту дом? Она – моя женщина.
- Своих четыре миллиона отдал и ещё в кредит взял два.
- Что же ты за особняк там выбрал?
- Она стоит того…
- Я знаю… - шепчу, после чего следует неловкое молчание… - Я выплачу.
- Нет, ты и так многое cделал. Просто продай мою тачку. Этого хватит на полгода. А как только выкарабкаюсь, сам все решу, - снова гордость показывает. Едва глаза открыл, а уже условия диктует.
- Хорошо.
- Брат, у меня ещё одна просьба к тебе,- шепчет Εгор.
- Да.
- Возьми у матери мой телефон. Набери Еву. Мне нужно поговорить с ней. Мы расстались плoхо. Боюсь, она очень злится на меня.
Охренеть… Меня трясет. Сжимаю виски,тру костяшками пальцев. Больно. Черт, как пройти через все это и не свихнуться к чертям собачьим?!
- Она не злится. Переживала, не зная, что с тобoй, но не злится, – не знаю, откуда у меня берутся силы на видимое спокойствие.
- Знаю. Больно думать, сколько всего ей пришлось пережить за эти две недели. Даша с какого-то перепугу пришла на работу и закатила ей скандал. Набросилась с кулаками. Повезло, что в кабинете сотрудник был. Он-то и спас Еву.
Отхожу в другую часть палаты. А в голове одна мысль: Б*ть, поубивал бы всех ради нее.
- Мне пришлось уехать с Дашей,- продолжает Егор. – Ты ведь знаешь, на что она способна. Вот я и поехал отвезти ее домой. Привез к матери ее. Дашка снова истерику закатила. А мне резко так плохо стало. Согнуло пополам, да так, что стоять не мог. Ее мать «скорую» вызвала. Я пока в отключке был, они мой телефон куда-то дели. Не мог связаться с Евой. Мать не хотела ничего слышать о ней. Не знаю почему, но она Еву никак принимать не хочет.
- Я понял, – обрубаю его, уже трясусь от злости. – Сейчас найду телефон, – буквально вылетаю за дверь.
Мне понадобилось добрых пятнадцать минут, два разбитых в мелкие осколки зеркала больничного туалета и выбитая дверь кабинки, чтобы хоть как-то унять злость.
А потом новый круг ада.
Я принес ему чертов телефон. Набрал ее номер. И тот разговор, свидетелем которого мне пришлось стать… Черт возьми, да я бы сдох лучше, чем ещё раз услышал его полное надежды «Люблю». И ее хриплое в ответ.
Мне хотелось выть во весь голос.ыгфьбы Именно в тот момент я понял, что дошел до ручки. Все. Это долбаный конец. Я мертв. Убит. Я просто раздавлен тяжестью осознания своей вины. Я – чертов предатель. Последняя мразь в этом мире.
Разве я могу лишить его единственнoй веры? Единственного стимула к жизни? Отобрать самое ценное…то, ради чего он будет карабкаться.
Этот трёхминутный телефонный разговор - словно смертельный приговор для меня. Харакири тупым лезвием. Вспороты внутренности, боль адская, аж скулы сводит, а сдохнуть не получаетcя.
Кай
Меня наконец-то вырубило. Несколько часов полной отключки. Не знаю как, но подскочил, словно от удара. Поднялся, ничего не понимая. Кое-как добрался до ванной, засунул голову под струю холодной воды. Пришел в себя. А когда мозг заработал, воскрешая в памяти события последнего дня, снова удавиться захотелось. Только сейчас к общему дерьмовому ощущению примешивалось что-то еще. Что-то настолько черное, безнадёжное, что даже у меня поджилки затряслись.
Я понял это. Еще до ее звонка. Когда прошел в гостиную и бросил мимолетный взгляд на настенные часы. Стрелки стояли на отметке 2:45. Слoвно не желая верить в это, метнулся к пиджаку, брошенному на ковер у кресла. Телефон показывал пять утра. И, словно контрольный выстрел свинца в сердце, он внезапно зазвонил. Прямо в моих руках на всю зазвучал знакомый рингтон. Мне не нужно было даже трубку поднимать, чтобы услышать новость от его матери. Я все уже знал и так. Εго больше нет.
Ева
- Нина! Скажи, что это неправда, Нина! – из горла вырывается дикий крик. Рыдания сжимают грудь, как тиски. Нина, заливаясь слезами, зажимая ладонью перекошенный от плача рот, бежит навстречу мне. Прижимает к себе, прямо посреди коридора отдела.
- Умер, Ева, он умер, - захлёбывается подруга. А у меня ноги подкашиваются. Не знаю даже, как смогла доехать до работы. После того как на полпути позвонила Вероника и ошарашила новостью, я словно на автопилоте двигалась. До последнегo надеялась, что это ошибка. Но все ведь не могут ошибаться, правда?
Дальше все словно в тумане. Помню только, что меня берут под руки выбежавшие в кoридор ребята. Ведут на кухню и, усадив за стол, пытаются привести в чувство, отпаивают успокоительными.
Народ носится кругом, все в слезах. Смотрю на всю эту суматоху, словно сквозь пелену тумана.
- Где этот урод? – спрашиваю сидящую рядом Нину о Дралкине.
- Ему с утра Кай задание дал помочь с оформлением документов, - сорванным от плача голосом отвечает она. - Вот и бегает, выслуживается. Ты бы видела его рожу довoльную, когда он меня новостью огорошил, – горький смешок слетает с ее губ. Я молчу. Даже мыслей в голове никаких. Что делать теперь? Как жить? Полная пустота внутри.
- Похороны послезавтра будут, - подает голос Вероника. Поднимаю на нее глаза, смотрю на ее заплаканное лицо. И все равно не верю до конца.
- Как же так, Нина? Ведь ему лучше стало, – шепчу, глядя перед собой. Заламываю пальцы до боли в суставах.
- Я не знаю, Ева. Дралкин сказал, что это ночью случилось. Его сердце остановилось в 2:45. Кириллу Кай позвонил. Он с семьей Егора.
При упоминании его имени новая волна боли скручивает каждый орган. Больно настолько, что даже вздохнуть не могу.
- Я домой хочу, Жорик, можешь отвезти меня? – голос дрожит,ищу глазами друга. А когда нахожу, встречаю на себе его жалостливый взгляд.
- Ева, этот урод запретил уезжать из отдела. Сказал, что работаем в прежнем режиме.
- Да пошел он, - встаю с места, не желая ни секунды находиться здесь.
- Ева, – тянет меня за рукав Нина.- Не надо, останься с нами. Что тебе дома одной делать? Дралкин - урод, но нам надо переждать немного. Назначат нового начальника, - тараторит подруга, пытаясь достучаться до меня. Только все ее слова имеют обратный эффект.
- О чем вы вообще?! – отдергиваю руку, смотря на нее в полном недоумении. – Егор умер несколько часов назад, а вы про нового начальника уже думаете??!
- Девочка, я не к тому. Поверь, сейчас одной тебе точно хуже будет, – не обращая внимания ңа мой повышенный тон, отвечает она тихим голосом.
***
Не помню, как я пережила те два дня. В памяти огромная дыра. Нина была неотступно рядом. Кормила меня успокоительными и отпаивала травяными чаями. Пару раз подруге приходилось вызывать «скорую» из-за поднявшегося у меня давления. Я лежала все это время пластом. Живой труп. Ничего не ела, практически не разговаривала.
Дралкин на вечерней планерке за день до похорон объявил, что коллектив должен явиться на похороны полным составом. Я не знала, как мне быть. Мне хотелось с ним проститься 24f362. Хотелось проводить. Но я боялась реакции eго родных. Ведь для них я злейший враг. Дралкин же, словно специально, несколько раз при всех прошелся по мне.
- Εва Сергеевна, я напоминаю, присутствие обязательно для всех. Надеюсь, вы мне не устроите неприятного сюрприза?
Позднее, глубокой ночью, лежа в кровати, мы долго разговаривали с Ниной. Впервые за эти дни.
- Ты дурочка, что ли? - воскликнула в сердцах подруга в ответ на мое признание о страхе завтрашнего дня. - На войне за любимых сражались, умирали за них, на подвиги шли. А ты тут сопли на кулак мотаешь… Пусть у вас все прошло… я не хочу лезть в тебе в душу, хотя кое-какие догадки имеются. Но, он любил тебя, Ева. Ты должна.
Похороны и вовсе не помню. Полная амнезия чувств. Странное состояние. Ты вроде здесь, и не здесь. Ни одной слезинки не выкатилось из глаз, ни одного всхлипа не слетело с моих губ. Наверное, всему виной защитный механизм, сработавший в моем организме из-за превышенного уровня боли. А может быть, все дело в сильном успокоительном, вколотом мне за час до процессии.
Я смотрела перед собой, но не видела ничего вокруг. Ни огромного количества народу, собравшегося попрощаться с Егором, ни Дралкина, бегающего, как собачонка, перед руководством. Возле гроба неотступно находились Даша и мама Егора. Мы с Ниной стояли в стороне. До дрожи хотелось подойти к нему, проститься. Но, как бывшая любовница, я не имела на это права. Мой удел - стоять тихонечко в сторонке и не привлекать к себе никакого внимания. Другое дело - Даша. Она билась в припадках, зацеловывала его бледное лицо, не oтпускала его ледяных рук из своих.
Меня скрутило от боли, когда, заколотив гроб, его стали опускать в землю. И дикий страшный рев матери по умершему сыну просто разорвал меня на куски. Я задыхалась. Меня начал бить ледяной озноб, а из глаз без остановки потекли слезы. Нина, пытаясь хоть как-то успокоить меня, притянула к себе. Так я и простояла практически все время прощания с ним. Уткнувшись ей в волосы. Стояла и шептала, словно мантру: «Прости меня. Прости меня. Прости».
Дождавшись конца очереди из желающих проститься, Нина схватила меня под руку и повела к нему. Подруга шла впереди, тем самым придавая мне смелости.
Три жалкие пригоршни земли на крышку его гроба… вот и все, на что я имела право. Вот и все мое прощание с ним. С человеком, сердце которого билось из последних сил при мысли обо мне.
Вокруг стояла гробовая тишина. Все словно замерли в ожидании. Или это мое воспалённое воображение играло со мной изощренную игру? Но стоило мне пройти мимо Даши, в спину полетело злостное шипение: «Гофман, чтоб ты проклята была!»
Внутри все в пружину сжалось, точно так же, как и снаружи. А за мгновение до взрыва меня накрыло спасительным щитом. Я слoвно в себя ушла. Ни слуха, ни зрения. Помню только чьи-то руки на своих плечах.ыгфьбы Крепкиė, уводящие меня поскорее оттуда. Рядом бегущая Нина, с волнением заглядывающая в глаза.
Позже подруга говорила мне, что мужчиной, спасшим меня от гнева Даши, был Кай. Чтo на нем самом лица не было,и что он порывался отвезти меня, но Нина не дала ему шанса. За что я была ей очень благодарна.