Стремительный рост мирового энергопотребления во второй половине ХХ – начале ХХI в. более ярко высветил несовпадение основных ареалов производства и потребления энергетических ресурсов. Энергоизбыточные и энергодефицитные регионы разделяют тысячи километров. Поэтому транспорт и транспортная инфраструктура стали определяющим элементом мировой энергетической системы, влияя в том числе на динамику спроса и предложения, а в конечном счете на цены. Из-за чего контроль над проливами, каналами, территориями и акваториями прохождения трубопроводов превращается в арену борьбы различных центров силы.
Но в силу указанных причин представляется неосмотрительным говорить о незыблемости любой сложившейся конфигурации энергетических мостов, обеспечивающих торговлю соответствующими ресурсами между производителями и потребителями.
Так, например, «сланцевая революция» в США не только вернула их в лидеры экспортеров углеводородов после более чем полувекового перерыва. Активное внедрение на другом берегу Атлантики технологий горизонтального бурения и гидравлического разрыва пласта заставило Европу пересмотреть свою энергетическую логистику из-за наращивания поставок американского СПГ.
При этом одним из побочных эффектов с несомненной геополитической составляющей стало обозначенное европейцами намерение отказаться от долгосрочных газовых контрактов, в числе главных пострадавших от которого рисковали оказаться (еще до введения масштабных антироссийских санкций) «Газпром» и его газопроводы.
В свою очередь, обострение ситуации на Ближнем Востоке, где, помимо крупнейших нефтяных и газовых месторождений, проходят важнейшие транспортные артерии, например Красное море и Суэцкий канал, не могло не скорректировать логистические приоритеты монархий Залива как главных поставщиков ближневосточных энергоносителей. Но с учетом ряда газопроводных проектов, предполагающих экспорт энергоносителей в Европу из Сирии или Израиля, можно предположить, что сам по себе всплеск геополитической напряженности в регионе в немалой степени стал следствием борьбы крупных сырьевых экспортеров за возможность построить энергомосты в удобной именно им конфигурации.
Разумеется, конфликт на Украине, в том числе масштабные санкции в отношении российского энергетического сектора, не могли не изменить географию и интенсивность основных энерготранспортных потоков. При этом смещение экспортных приоритетов России в восточном направлении отразилось как на нефтегазовой, так и на угольной логистике.
Ниже мы детальнее рассмотрим, что происходило с наиболее крупными и значимыми энергомостами в течение последних десятилетий.
3.2.1. Экспортно-импортные потоки мировой энергосистемы. Ретроспектива и современная эволюция сложившихся энергетических мостов
Мост Россия – Европа
На рубеже ХХ–ХХI вв. устойчивые поставки недорогих энергоносителей стали прочным фундаментом для развития немецкой промышленности. Кроме того, Германия все активнее претендовала на роль общеевропейского энергетического хаба, извлекая дополнительную выгоду за счет реэкспорта российского газа в соседние страны.
Однако сближение России и Германии представляло довольно серьезную геополитическую проблему для стран, которых принято причислять к англосаксонскому миру, прежде всего Великобритании и США. Если рассуждать в логике перманентной конкуренции и противостояния морских и континентальных держав – таласократий и теллурократий[85], – альянс наиболее промышленно-развитого государства Европы и самого обширного государства Евразии (да и всего мира) практически гарантировал неуязвимость маккиндеровского Хартленда. А значит, в этом случае впору говорить о «геополитическом конце истории».
Но еще в начале XX в. тот же Маккиндер использовал, что называется, в практических целях стратегию «Петля анаконды». Изначально журналисты так называли план, реализуемый северянами во время Гражданской войны в США и предполагавший блокаду южных портов и реки Миссисипи, по которым осуществлялось снабжение южан. Почти век спустя Маккиндер, будучи британским эмиссаром в деникинской армии Юга России в 1919–1920 гг., адаптировал это военно-тактическое ноу-хау для борьбы с большевиками. Тогда в маккиндеровской интерпретации эта стратегия получила название «Белая периферия против красного центра». А во время холодной войны, отталкиваясь уже от теоретических изысканий Маккиндера, Збигнев Бжезинский сделал «Анаконду» одним из ключевых элементов американской геостратегии.
Некоторые эксперты полагают, что и после распада СССР, и особенно на фоне усиления постсоветской России, соответствующие наработки сохранили свою актуальность для Вашингтона. Учитывая значимость углеводородного экспорта для российского бюджета и степень зависимости немецкой экономики от импорта энергоносителей, именно нарушение энергетического моста Россия – Европа должно было стать первоочередной целью реализации стратегии «Петля анаконды» в современных условиях.
После введения масштабных санкций в отношении российского нефтегазового сектора и диверсий против «Северных потоков» цель отрыва европейского энергетического рынка от России можно считать достигнутой. Европейские закупки российского трубопроводного газа с 2021 по 2023 гг. сократились в пять раз. В недавнем прошлом крупнейший поставщик газа в Европу, сегодня Россия по этому показателю находится где-то между Алжиром и Азербайджаном. По итогам первого полугодия 2023 г. «Газпром» обеспечил только 8 % общего импорта газа в ЕС, тогда как в 2021 г. его доля достигала почти 40 %.
В свою очередь, для ЕС отказ от российского газа только в 2022 г. обошелся почти в $270 млрд. Более того, из 80 млрд м³ выпавших российских объемов в том же году удалось компенсировать только 55 млрд м³[86].
До 2022 г. контрактная база «Газпрома» в Европе составляла около 200 млрд м³ в год, из которых как минимум 130 млрд м³ были гарантированы обязательствами по соглашению «бери или плати». После начала СВО, и особенно после перевода платы за российский газ на рубли, многие европейские компании отказались от поставок. Но в международный арбитраж для разрыва долгосрочного контракта с «Газпромом» обратилась только финская Gasum. Около десятка других компаний, в том числе Uniper, RWE, Eni, Engie, CZE, подали иски о возмещении ущерба в результате недопоставок, но не инициировали разрыв соглашений. В итоге де-юре подавляющая часть долгосрочных контрактов «Газпрома» в ЕС остается в силе, но де-факто не исполняется. Срок большинства соглашений истекает в 2027–2031 гг., с итальянской Eni он рассчитан до 2035 г.[87].
Рис. 25
Поставки газа в Европу по итогам первого квартала 2023 г. (млн м³ в сутки)
Источник: Global, Energy Intelligence
Однако вполне возможно, что к 2025 г. «Газпром» не сможет поставлять газ в Европу даже в тех небольших объемах, которые у него согласны приобретать. Подрыв «Северных потоков» отрицательно сказался на возможностях российской компании осуществлять экспорт сырья в западном направлении с точки зрения имеющихся трубопроводных мощностей.
Из четырех ниток «Северных потоков» уцелела одна – нитка В «Северного потока – 2», однако возобновление прокачки по ней зависит от позиции властей Германии и в значительной степени от того, как отнесется Вашингтон к возобновлению экономического сотрудничества Берлина и Москвы.
Газопровод Ямал – Европа через Польшу исправен, но Варшава ввела санкции против «Газпрома», а Россия – против оператора газопровода Europolgaz, что делает крайне маловероятным использование этой магистрали в текущей ситуации.
Как ни парадоксально, едва ли не основным маршрутом поставок российского газа в Европу до недавнего времени оставался украинский. Объем суточной прокачки через территорию Украины – до 40 млн м³, технически возможно увеличить его вдвое. Однако, даже если не принимать в расчет такой важный фактор риска, как продолжающийся военный конфликт, надо иметь в виду отказ Киева продлить транзитный договор, который истек в конце 2024-го.
Единственный оставшийся надежный маршрут – вторая нитка «Турецкого потока» (мощностью 45 млн м³ в сутки). По ней получают газ Венгрия, Сербия, Греция, Северная Македония и другие страны юго-востока Европы, и она загружена полностью. Более того, например, для Словакии «Турецкий поток» никак не сможет обеспечить сохранение российских поставок в условиях прекращения украинского транзита.
Необходимо учитывать и приверженность властей ЕС идее «четвертого энергоперехода», из-за которого в среднесрочной перспективе Европа может отказаться от импорта любого газа, не только российского.
Принятый еще в 2021 г. план Fit for 55 предусматривает сокращение выбросов парниковых газов в ЕС на 55 % к 2030 г. В связи с чем объем импортируемого газа должен составить не более 236 млрд м³. Это означает снижение потребления на треть, или почти на 120 млрд м³, что соответствует 85 % поставок трубопроводного газа, поставленного «Газпромом» в 2021 г.
Весной 2022 г., уже после начала СВО, Евросоюз огласил еще более амбициозные цели – сокращение импорта газа к 2030 г. на 52 %. Это будет возможным в случае реализации всех инициатив по строительству генерирующих мощностей на возобновляемых источниках энергии и сокращения потребления газа в промышленности до 60 % от текущих значений. При этом Германии предложено полностью прекратить использование газа к 2043 г.
Насколько реалистично достижение этих целей, остается под вопросом. Но если энергетическая политика ЕС кардинально не изменится, то и поставщики, и потребители газа – европейские энергокомпании, скорее всего, откажутся от заключения долгосрочных контрактов. Дорогой спотовый СПГ окажется более востребован, чем законтрактованные большие объемы сравнительно недорогого сырья, поставляемого по трубопроводам, которые через 10 лет могут оказаться невостребованными.
Если ЕС займет более компромиссную позицию по поводу «четвертого энергоперехода» и сотрудничества с Россией, ситуативным решением вопроса может стать использование турецкого газового хаба для увеличения объемов российского экспорта. Но тогда и экономические, и геополитические бонусы России будут практически нивелированы.
Мост Россия – Турция
С начала XXI в. Турция, воспользовавшись преимуществами своего географического расположения, пытается играть одну из ключевых ролей в обеспечении мировых поставок углеводородов. Действительно, полуостров Малая Азия представляет сухопутный мост, лежащий между богатейшими месторождениями углеводородного сырья на востоке и энергодефицитной Европой – на западе. На Турции могут быть потенциально замкнуты трубопроводные системы, идущие от газовых месторождений Азербайджана, Туркмении, Ирана, Ирака, России, монархий Персидского залива.
Еще недавно Россия рассматривала Турцию как логистического конкурента в борьбе за европейский рынок. Однако теперь, как мы уже отмечали, турецкие транзитные услуги становятся практически безальтернативными.
Началом создания российско-турецкого энергетического моста можно считать запуск в 2003 г. магистрального трубопровода «Голубой поток» проектной мощностью 17 млрд м³ в год для удовлетворения энергетических потребностей Анкары.
Спустя полтора десятилетия, после отказа Болгарии от участия в проекте «Южный поток», эта магистраль была перенаправлена к турецкому побережью. Таким образом, в начале 2020 г. в Турцию пришло еще две дополнительных нитки газопровода «Турецкий поток» общей мощностью 31,5 млрд м³. Первая предназначена для поставок газа турецким потребителям. Вторая – для газоснабжения стран юго-востока Европы.
Возросшая роль Турции в качестве газового транзитера подкрепляет стремление страны стать хабом для азиатской и европейской газотранспортных систем. В свою очередь, для России этот турецкий проект – одна из реальных возможностей вернуться на европейский энергетический рынок. На первом этапе речь идет о дополнительной прокачке газа из РФ по существующим трубопроводам через Азербайджан и Туркменистан, что поможет этим странам нарастить экспорт в направлении Турции и Балкан. Благо, европейцы проявляют большую заинтересованность в азербайджанском газе. Подписанный в 2022 г. меморандум между Брюсселем и Баку предусматривает рост поставок на 10 млрд м³ к 2027 г. Маловероятно, что, с учетом роста внутреннего потребления, Азербайджан сумеет самостоятельно экспортировать такой объем в обозначенные сроки. Поэтому реэкспорт российского сырья может оказаться вполне востребован азербайджанской стороной. Правда, самой России значительно нарастить экспортные поставки этот вариант вряд ли поможет – речь идет не более чем о 4–6 млрд м³ в год.
Мост Россия – Восточная и Южная Азия
Российские экспортеры углеводородов довольно своевременно начали реагировать на развитие азиатских экономик и, соответственно, резкое повышение спроса на энергоносители с их стороны.
В 2006 г. было начато строительство магистрального нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО), призванного доставлять нефть с восточносибирских месторождений, главным образом китайским потребителям.
В 2015 г., когда на фоне присоединения Крыма и боевых действий в Донбассе на Западе стали обсуждать возможность введения секторальных санкций в отношении российского ТЭКа, началось строительство газопровода «Сила Сибири» для поставок в Китай газа с Чаяндинского и Ковыктинского месторождений.
Наряду с развитием трубопроводных маршрутов Россия активно осваивает емкий азиатский рынок с помощью СПГ. Еще в феврале 2009 г. японские и южнокорейские потребители получили первые партии такого сырья через «Сахалин-2». А в 2020 г. крупнейшим российским производителем СПГ становится компания «НОВАТЭК», которая запустила масштабный проект по сжижению газа, добываемого на севере Обской губы.
Сегодня Россия занимает четвертое место в списке лидеров по экспорту СПГ, уступая только США, Катару и Австралии. На долю нашей страны приходится 8 % мирового производства сжиженного газа. Пока в Европу и Азию поставляются примерно сопоставимые объемы сырья из России. Но с учетом нарастания западного санкционного давления азиатская доля российского СПГ-экспорта может значительно увеличиться.
Рис. 26
Динамика морского экспорта российской нефти (2022–2023) (в среднем за неделю, млн баррелей в сутки)[88]
Источник: Bloomberg
Так или иначе, но в середине 2020-х энергетический мост Россия – Восточная Азия если не стал абсолютно равноценной (по объемам поставок) заменой энергомосту Россия – Западная Европа, то по крайней мере позволил предотвратить значительное падение российских экспортных доходов. И подобно тому, как 40 годами ранее торговля энергоносителями способствовала сближению СССР и ФРГ, теперь совместные энергопроекты способствуют укреплению российско-китайского геополитического альянса.
После ухода из России многих западных компаний КНР стал абсолютным лидером по размеру прямых иностранных инвестиций в российскую экономику. Хотя в абсолютных величинах показатели не столь впечатляющи. Для прагматичных китайских инвесторов более привлекательными остаются рынки Ассоциации государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН, Association of Southeast Asian Nations – ASEAN) и африканские страны, где ниже уровень издержек, связанных с оплатой труда.
Впрочем, и для России важность развития сотрудничества с Китаем не отменяет необходимости и потребности в наращивании поставок энергоносителей другим центрам силы, прежде всего Индии.
По прогнозам МЭА, до 2030 г. спрос на нефть в Индии будет расти быстрее, чем где-либо еще в мире и увеличится еще на 1,2 млн баррелей в сутки, до 6,6 млн баррелей в сутки. Это составит не менее трети общемирового прироста.
Текущая динамика российского нефтяного экспорта подтверждает эти выкладки. В суммарном объеме российских танкерных поставок официальные доли Индии и Китая сопоставимы. Но из-за вторичных санкций страны – импортеры российской нефти далеко не всегда заинтересованы в публикации сведений реального объема закупок сырья. С чем, скорее всего, и связано появление графы «неизвестные покупатели из Азии».
Рис. 27
Динамика экспорта российской нефти в Индию (2022–2023), млн т
Источник: Институт энергетики и финансов, Министерство торговли и промышленности Индии
Как бы там ни было, меньше чем за два года экспорт российской нефти в Индию вырос с нуля до 7–9 млн т в месяц. Объем поставок по итогам 2023 г. составил 92 млн т, что фактически компенсировало 80 % объемов потерянного экспорта в Европу. Остальное добрали Китай и другие страны АТР. Но у них прирост сырьевого российского импорта не так значителен.
Россия уже два года возглавляет список стран, лидирующих по объемам экспорта нефти в Индию. Весной и летом 2024 г. объем импорта российской нефти в Индию достиг исторических максимумов, хотя позднее и снизился более чем на 10 %. В целом по итогам года доля российской нефти в структуре нефтяного импорта Индии составит 35–40 %[89].
Это притом что по состоянию на 2023 г. 42 % российского энергетического импорта Индия по-прежнему оплачивала в долларах, (остальное – в дирхамах ОАЭ), рискуя пострадать из-за вторичных санкций больше, чем рассчитывающийся юанями Китай. Но использование рупий сильно затруднено из-за проблем их конвертации.
Удержание Россией лидирующих позиций на индийском рынке будет осложнять введение Западом санкций в отношении так называемого теневого танкерного флота, а также сокращение дисконта на нефть Urals. Например, Китай закупает сырье сорта ВСТО, который поставляется по одноименному нефтепроводу и из дальневосточных портов. Таким образом, транспортировка тонны сырья в КНР обходится российским нефтяникам на $10 дешевле, чем в Индию. К тому же в начале 2024 г. Иран сократил дисконт на свою нефть с $10 до $5 за баррель, что заставило Китай нарастить закупки ВСТО[90].
В то же время из черноморских и балтийских российских портов, в отсутствие (или при крайне низких объемах) экспорта в западном направлении, выгоднее отправлять сырье в Индию. Кроме того, строительство в этой стране новых нефтеперерабатывающих производств, несомненно, будет стимулировать повышение индийского спроса на сырую нефть.
Еще один важный компонент энергетического моста Россия – Восточная Азия – угольный экспорт, 75–80 % которого приходится на Китай, Индию и страны АТР.
Правда, в 2024 г. российские поставки угля только за первые три квартала 2024 г. сократилась на 10 %, до 147 млн т. В то же время для ОАЭ падение составило 20 %, для Индии – 23 %, а для Турции – 35 %[91]. Недружественные Южная Корея и Япония сократили закупки угля у России соответственно в 1,6 и 9 раз.
На этом фоне кратный рост закупок показали лишь Вьетнам (почти в 5 раз, до 1,1 млн т) и Беларусь (в 17 раз, до 5,7 млн т). Но Минск, скорее всего, выступает в качестве посредника, перекупая российский уголь в интересах какого-то другого европейского государства, опасающегося вторичных санкций[92].
Экспортные потери отечественных угольщиков обусловлены прежде всего недостроенностью Восточного полигона, что значительно ограничивает способность РЖД обеспечивать бесперебойную доставку угля в дальневосточные порты.
При этом надо отметить, что у производителей коксующегося угля ситуация лучше, чем у компаний, которые специализируются на добыче энергетического угля. Так, в ноябре 2024 г. была введена в эксплуатацию Тихоокеанская железная дорога, соединяющая Эльгинское месторождение с возводимым на берегу Охотского моря портом Эльга. Уже в 2025 г. потребители начнут получать отправляемый по новому маршруту эльгинский уголь, чьи конкурентные позиции усилятся благодаря снижению себестоимости доставки до погрузочного терминала.
Мосты США – Европа, США – Восточная и Южная Азия
Идея экспансии американского СПГ на европейский рынок получила развитие после 2017 г., с момента превышения США объема добычи и потребления природного газа в результате сланцевой революции.
Удобство географического положения, характеризующегося выходом к двум океанам, позволяло экспортировать сырье и на европейский, и на азиатский рынок. В результате к концу 2022 г. Соединенные Штаты вышли на первое место в мире по поставкам СПГ, опередив Австралию и Катар.
Такое лидерство дало Вашингтону дополнительный геополитический козырь. Возможность влиять на динамику мировых цен на энергоносители стала дополнительным инструментом давления как на Россию, чьи доходы в значительной степени зависят от экспорта сырья, так и на ЕС, чья экономика критически зависит от стоимости импортируемых ресурсов.
Лишившись из-за санкций большей части российских газовых поставок, Европа была вынуждена кратно нарастить закупки более дорогого американского СПГ. Даром что американские экспортеры отказываются от долгосрочных контрактов, заключая исключительно спотовые сделки, которые обходятся потребителю существенно дороже.
Уже к июню 2022 г. США продавали европейцам больше газа, чем Россия. А в 2023-м весь объем американского СПГ-экспорта превысил 130 млрд м³ (в газовом эквиваленте). Из них 66 % приходилось на европейский рынок, более 26 % – на азиатский, а оставшиеся 7,5 % по большей части получили потребители из Латинской Америки.
Но вовсе не Европу американские СПГ-производители считают своим самым перспективным контрагентом. Наибольшие надежды они возлагают на быстрый рост спроса со стороны Индии и Южной Кореи.
«Сланцевая революция» позволила США перекроить не только мировой газовый рынок. В 2020 г. американцы впервые после 70-летнего перерыва вернули себе статус чистого нетто-экспортера нефти.
В 2022 г. американский экспорт нефти и нефтепродуктов cоставил 9,52 млн баррелей в сутки, а импорт – около 8,33 млн баррелей в сутки (экспортный баланс +1,19 барреля в сутки). В 2023 г. США импортировали 8,51 млн баррелей в сутки нефти из 86 стран, экспортировав 10,15 млн баррелей в сутки в 173 страны (экспортный баланс +1,64 млн баррелей в сутки).
Основные покупатели американской нефти – страны Восточной Азии и Европейского Союза. Так, на Китай пришлось около 10 %, на страны ЕС – 9 %, на Японию – 6 %. Высокие показатели Мексики (11 %) и Канады (8 %) обусловлены встречными экспортно-импортными трансграничными поставками по трубопроводам. В числе крупных импортеров американской нефти фигурируют также Индия и Великобритания.
Очевидно, и здесь помогли антироссийские санкции. Например, к ноябрю 2022 г. экспорт сырой нефти из США в Европу вырос более чем до 1,5 млн баррелей в сутки, превзойдя соответствующие поставки из России, сократившиеся до 1,4 млн баррелей в сутки. До 12 % увеличилась доля американского сырья, закупаемого европейскими нефтеперерабатывающими заводами (НПЗ). А суммарный объем американской нефти, импортируемой ЕС, вырос почти на 70 % по сравнению с 2021 г. и достиг 1,75 млн баррелей в сутки.
Росту американского нефтяного экспорта способствует не только геополитическая ситуация, но и начавшееся с 2016 г. сокращение добычи нефти в бассейне Северного моря. Согласно данным Bloomberg, общий объем экспорта американской нефти в Европу в октябре 2022 г. примерно на 865 000 баррелей в сутки превысил аналогичные данные по действующим нефтяным терминалам Северного моря[93].
Впрочем, по способности определять динамику предложения на мировом нефтяном рынке США по-прежнему уступают не только Саудовской Аравии, но и России, Ираку и ряду других стран.
Благодаря санкциям в отношении российского угольного экспорта США в 2022–2023 гг. более чем на 20 % увеличили объем соответствующих поставок в Европу. В целом в 2023 г. американцы экспортировали 74 млн т угля. Приоритетные направления – Индия и страны ЕС, значительны поставки в Японию, Бразилию, Китай, Южную Корею, Египет и Марокко.
Весьма вероятно, что в среднесрочной перспективе влияние США на мировых рынках углеводородов будет только возрастать. Чему, помимо прочего, поспособствует возвращение в Белый дом Дональда Трампа. По этой же причине следует ожидать резкого падения интереса Вашингтона (вплоть до полного отказа) к реализации зеленой повестки.
Мосты Ближний Восток – Южная и Юго-Восточная Азия, Ближний Восток – Европа, Ближний Восток – США
Регион Персидского залива, несмотря на существенную диверсификацию среди поставщиков энергоносителей, продолжает играть ключевую роль на мировом рынке углеводородов. В регионе расположены три страны, входящие в глобальную пятерку нефтяных экспортеров, – Саудовская Аравия, Ирак и ОАЭ. Нельзя не упомянуть также Катар, Кувейт и Оман. Значительным экспортным потенциалом, хотя и сдерживаемым санкционной политикой США, обладает Иран.
Естественные и искусственные (вроде Суэцкого канала) транспортные артерии позволяют осуществлять поставки из Персидского залива на все ведущие рынки сбыта – европейский, азиатский, американский. Более того, будучи географически равноудаленными практически от всех своих крупнейших потребителей, страны Персидского залива имеют возможность оперативно реагировать на колебания спотовых цен, перенаправляя сырье на более маржинальный рынок.
Так, после значительного снижения спроса со стороны США, более привлекательным становится рынок Восточной и Южной Азии. В 2022 г. экспортные поставки из Саудовской Аравии распределились в стоимостном выражении следующим образом: 16,6 % – Китай; 10,2 % – Япония; 9,9 % – Индия; 9,1 % – Южная Корея; 4,9 % – США[94].
В 2022–2023 гг. значительно увеличились европейские закупки саудовской нефти. Таким образом ЕС компенсировал недостачу, образовавшуюся из-за введения антироссийских санкций. Кстати, Россия в 2023-м, и особенно в 2024 г., нарастила экспорт в Индию. В некотором роде данную ситуацию можно охарактеризовать как джентльменское соглашение по обмену рынками в рамках ОПЕК+ между Эр-Риядом и Москвой.
Саудовская Аравия и Ирак, соответственно, на 3-м и 4-м местах по нефтяным поставкам США. Но если учесть, что Мексика и Канада опережают их в значительной степени благодаря трансграничным реверсивным сделкам, то можно сказать, что страны Персидского залива остаются фактическими лидерами и по экспорту нефти на американский континент.
Главным экспортером газа среди стран Ближнего Востока остается Катар. По итогам 2023 г. Катар сохранил за собой третью позицию в списке крупнейших газовых экспортеров – 161,25 млрд м³, почти догнав Россию (175,75 млрд м³) и существенно оторвавшись от Норвегии (114,9 млрд м³) и Австралии (105,7 млрд м³)[95].
В тройке главных покупателей катарского газа – Китай, Южная Корея, Индия. Результат логичен с учетом близости Катара к данным странам и отсутствия необходимости пересекать проблемные Баб-Эль-Мандебский пролив и Суэцкий канал. Среди импортеров второго эшелона, доля которых сильно зависит от текущей конъюнктуры, – Пакистан, Тайвань, страны ЕС, Кувейт и Великобритания.
Можно сказать, что рынок Восточной и Южной Азии является сегодня приоритетным для стран Персидского залива. Тогда как энергетические торговые мосты в страны ЕС, а тем более США пока играют второстепенную роль. При этом смещение зоны основных экспортных интересов на Восток позволяет странам Персидского залива более уверенно чувствовать себя и на геополитической арене, увереннее выходить из-под опеки со стороны Запада.
Мост Австралия – Южная и Восточная Азия
Прежде расположенная вдали от главных центров индустриального мира, в ХХI в. Австралия оказалась намного ближе к новым центрам роста мирового энергопотребления. Отсюда вполне объясним ее многолетний статус крупнейшего угольного экспортера, обеспечивающего около трети мировых поставок. 80–85 % из них приходится на долю стран АТР и Индию.
До 2020 г. основным покупателем австралийского угля был Китай (до 69 %). Но в результате торговой войны между Пекином и Канберрой китайское направление оказалось закрыто для австралийских угольщиков. Сегодня угольный импорт из Австралии распределяется следующим образом: Япония (34 %), Индия (16 %), Республика Корея (10 %), Тайвань (9 %) Вьетнам (4,3 %) и страны ЕС (3,4 %)[96].
Для полноты картины следует добавить, что в последнее десятилетие у Австралии появился конкурент в лице Индонезии. По географии угольного экспорта эти страны мало отличаются. Разница – в качестве и сортовой специфике: в структуре австралийского экспорта около 50 % приходится на коксующиеся металлургические угли, которых практически нет в Индонезии, да и энергетический австралийский уголь отличается меньшей зольностью и более высокой калорийностью.
С недавних пор Австралия еще и ведущий экспортер СПГ. С 2016 по 2019 гг. страна практически удвоила объем газового экспорта, а ныне делит с Катаром вторую и третью позиции в списке глобальных лидеров, реализовав 80,8 млн т СПГ или около 115 млрд м³ в газовом эквиваленте.
Главные покупатели австралийского газа – Китай, Япония (почти поровну), Южная Корея и Тайвань, Таиланд, Малайзия, Сингапур[97] – то есть страны, находящиеся относительно недалеко от производителя сырья.
Впрочем, таким образом Австралия не только минимизирует транспортные издержки. Ее геополитическим партнерам на Западе, прежде всего входящим в блок AUKUS[98] странам, крайне выгодно, чтобы именно от их союзника зависела энергообеспеченность новых центров силы на Востоке. Кроме того, австралийские поставки угля и СПГ играют важную роль в снижении спроса стран АТР на аналогичный российский экспорт.
Локальные и второстепенные мосты
Перечислим локальные экспортные потоки.
Венесуэла – Китай (США, Куба)
Венесуэла обладает более 17 % мировых запасов нефти, но добывает не более 800 000 баррелей в сутки. Основная причина – жесткие санкции со стороны США, под которыми венесуэльский нефтяной сектор находится с 2019 г. и которые лишают страну технических и инвестиционных возможностей для наращивания добычи.
К тому же венесуэльская нефть относится к тяжелым высокосернистым сортам, экспорт в таком случае возможен лишь после разбавления сырья более легкими сортами. Но американские санкции не позволяют Каракасу совершать такие операции.
Правда, на фоне введения масштабных антироссийских санкций Вашингтон начал ослаблять рестрикции в отношении Венесуэлы. В ноябре американской компании Chevron было разрешено добывать и закупать венесуэльскую нефть. На сегодняшний день Chevron наращивает добычу на своих действующих венесуэльских месторождениях, но новых геологоразведочных работ не производит. Все добываемое здесь сырье Chevron продает в США. Это более 17 % венесуэльского экспорта.
При этом свыше 50 % нефтяных поставок из Венесуэлы приходится на Китай. Остальное – на страны Карибского бассейна, прежде всего Кубу, являющуюся главным союзником режима Мадуро.
В случае полного снятия санкций с Каракаса мировые нефтяные котировки могут резко упасть. Ведь только разведанных запасов в Венесуэле в 3,5 раза больше, чем в России[99]. Впрочем, подобное развитие событий при возвращении Трампа в Белый дом маловероятно.
Бразилия – США (Европа)
Рост нефтедобычи в Бразилии – наряду со сланцевой добычей и разработкой месторождений в Гайане, – один из ключевых факторов, позволяющих крупнейшим импортерам энергоносителей во главе с США компенсировать негативные последствия, вызванные ограничением предложения со стороны участников ОПЕК+.
Только в 2023 г. темпы бразильской нефтедобычи достигали 3,4 млн баррелей в сутки. А за счет возрождения гигантского глубоководного месторождения Tupi госкомпания Petrobras рассчитывает к 2027 г. увеличить соответствующий показатель еще как минимум на 1 млн баррелей в сутки.
Основной покупатель бразильской нефти – США, которые до недавнего времени были крупнейшими поставщиками в Бразилию бензина и дизеля. Но в последние годы 80 % нефтепродуктов страна закупает у России. В то же время на энергетическом рынке Евросоюза бразильское сырье все больше заменяет попавшее под санкции российское[100].
Мексика – США
Новый президент Мексики Клаудия Шейнбаум пообещала поддерживать в течение своего шестилетнего срока полномочий уровень добычи не менее 1,8 млн баррелей в сутки. Однако в последние месяцы 2024 г. мексиканские нефтяники показывали более скромные результаты.
Добыча нефти в Мексике снижается на протяжении 20 лет. При этом 65–70 % экспорта приходится на США. Выход в 2025 г. на проектную мощность НПЗ «Дос Бокас» на треть сократит поставки сырья на внешний рынок, равно как и импорт нефтепродуктов[101].
Гвинейский залив (Нигерия – Европа, Ангола – Китай)
Нигерия лидирует как по добыче, так и по экспорту нефти, поставляя на мировой рынок до 1,4 млн баррелей (около 180 000 т) в сутки. Основные покупатели – ЕС (47 % экспорта), Индия (21 %) и США (10 %)[102].
Ангола еще в 2023 г. нарастила добычу до 1,2 млн баррелей в сутки. А стремление ОПЕК установить для нее лимит в 1,2 млн баррелей в сутки вынудило страну выйти из нефтяного картеля. Главные импортеры ангольского сырья – Китай (53 %), страны ЕС (20 %), Индия (9,5 %). В планах увеличение поставок нефти в Европу за счет сокращения российских поставок[103].
Северная Африка (Алжир, Ливия) – Европа
После фактического ухода России с европейского газового рынка Алжир поставил амбициозную задачу удвоить добычу газа в течение четырех лет для наращивания поставок в ЕС.
Республика добывает 87–90 млрд м³ газа в год, около трети которого перерабатывается в СПГ на четырех заводах. 92 % поставляется в Европу – более 15 млрд м³ в год. Из них во Францию – 3,6 млрд м³, в Италию – 2,95 млрд м³.
По трубопроводу Trans-Mediterranean алжирский газ поставляется в Италию (21 млрд м³), Испанию (13 млрд м³), Португалию (12 млрд м³). При пропускной способности магистрали 30 млрд м³ в год через нее прокачивается всего лишь 9,7 млрд м³.
Испания и Португалия получают алжирское топливо также по газопроводу Medgaz с пропускной способностью 8 млрд м³ в год. До ноября 2021 г. алжирский газ поставлялся в Испанию также по газопроводу Магриб – Европа, который проходит через территорию Марокко. Но срок действия транзитного соглашения истек, и Алжир решил не продлевать контракт[104].
Если Алжир специализируется на добыче и экспорте газа, то Ливия обладает крупнейшими в Африке запасами нефти: на начало 2020 г. объем доказанных запасов нефти оценивался в 48,4 млрд баррелей.
Правда, из-за нестабильной политической ситуации объемы ливийской нефтедобычи могут отличаться в три-четыре раза от месяца к месяцу. По данным ОПЕК, в 2024 г. в Ливии добывалось не более 70–75 % объемов, зафиксированных до Гражданской войны 2011 г.
Сегодня ливийскую нефть покупают в основном Италия, Испания, Франция, весьма существенна доля Китая – около 20 %.
Казахстан – Европа, Азербайджан – Турция – Европа. Туркмения – Иран – Турция – Европа. Туркмения – Пакистан – Индия
Значимыми игроками на нефтегазовом рынке являются Казахстан, Азербайджан и Туркменистан. Все они расположены в глубине Евразийского континента, на значительном отдалении от регионов – потребителей энергоресурсов и не имеют выходов к крупным водным артериям. Иными словами, успешное наращивание ими экспорта углеводородов в значительной степени зависит от возможности использовать транспортную инфраструктуру третьих стран.
Казахстан добывает до 2 млн баррелей в сутки, или 97 млн т в год. Экспорт сырья осуществляется преимущественно по системе Каспийского трубопроводного консорциума (КТК), проходящей по территории России до погрузочного морского терминала Южная Озереевка под Новороссийском.
В 2023 г. начались поставки казахстанской нефти в Германию по трубопроводу «Дружба». Из-за позиции Польши эта магистраль не может использоваться для прокачки российского сырья. Но можно допустить, что часть казахстанских объемов здесь де-факто замещается российской маркой Urals. В свою очередь Россия через Казахстан поставляет нефть и газ в страны Средней Азии и Китай. Причем здесь уже де-факто могут вместо российских прокачиваться казахстанские углеводороды.
Схожим образом российская газотранспортная инфраструктура может быть использована для экспорта газа из Азербайджана в ЕС через территорию Украины с 2025 г.[105].
Среди импортеров азербайджанской нефти лидируют страны ЕС (более 60 %), Израиль, Индия[106].
Туркменистан занимает пятое место в мире по объему разведанных запасов природного газа. По итогам 2023 г. объем добычи превысил 80 млрд м³.
Весной 2024 г. в турецкой Анталии был подписан меморандум о намерениях, предусматривающий поставки туркменского газа в Европу. Помимо Турции, одним из участников проекта может стать Иран. Согласно этим планам, туркменский газ будет поставляться в Исламскую Республику в рамках своповых операций, затем сырье будет поступать в Турцию и далее – в ЕС. Таким образом, отменяется необходимость строительства Транскаспийского газопровода[107].
Кроме того, реализуется проект магистрального трубопровода ТАПИ (Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия).
11 сентября 2024 г. на границе между Туркменистаном и Афганистаном состоялась церемония открытия и начала строительства объектов энергетической, транспортно-коммуникационной и логистической инфраструктуры. Проектная мощность газопровода – 33 млрд м³/год: из них по 14 млрд м³/год будут получать Пакистан и Индия, 5 млрд м³/год – Афганистан[108].
Заинтересованность в проекте высказали также Россия и Казахстан. Потенциально газопровод ТАПИ при интеграции с российской и иранской трубопроводными системами может стать одной из важных составляющих международного транспортного коридора Север – Юг.