Главным итогом реформы военной игры в 60-70-х гг. XIX в. стало устранение пережитков просветительского взгляда на нее как на универсальное средство обучения полководческому искусству. Однако попытка поставить ее ведение на подлинно научную основу привела русских теоретиков к признанию невозможности доведения хода занятий до боя главных сил сторон. Русская школа военной игры отвергла основанные на жребии правила определения потерь и результатов столкновений как ненаучные и недостаточно объективные, но предложить новые принципы розыгрыша боя она не смогла. Причину этого следует искать в господстве позитивистских воззрений на природу войны. Конкретно-научные методы философии позитивизма, во многом позаимствованные из естествознания, не позволяли моделировать внутреннюю механику сражения. Например, учитывать в ходе занятий моральное состояние войск, уровень их боевой подготовки и другие факторы при помощи средств, имевшихся в составе познавательного инструментария русской военной теории второй половины XIX в., не представлялось возможным. Бой выглядел категорией почти что мистического порядка, поэтому создатели русских правил военной игры были вынуждены исключить розыгрыш столкновений из процесса ведения занятий. Необходимо отметить, что германские теоретики, также осознавшие в 60-70-е гг. XIX в. необходимость реформирования и упрощения военной игры, пошли по иному пути и не стали отказываться от моделирования боя – в этом заключалось парадигмальное отличие русской школы военной игры от немецкой. Модернизация военной игры в Германии основывалась на идеалистической философии войны К. Клаузевица, а не на позитивистской теории А. А. Жомини и его последователей, как в России. Базовым ее методом являлся направленный на разрешение противоречий диалектический метод, одним из средств которого можно считать бой. В творчестве К. Клаузевица, рассматривавшего природу вооруженной борьбы как комплекс взаимосвязанных проблем военно-политического характера, его изучение играло главенствующую роль. Великий мыслитель писал в незаконченном труде «О войне»: «Бой есть подлинная военная деятельность, и все остальное – лишь ее проводники»[301]. Исключение из военной игры боевых столкновений – важнейшей составляющей, квинтэссенции любых военных действий – в клаузевицеанской философии считалось недопустимым. Стоит также отметить, что в игровой практике, сложившейся в германской армии, занятия непременно доводились до полного разгрома одного из противников.
В 60-70-х гг. XIX в. на страницах периодической печати, представленной центральными печатными органами Военного министерства – журналом «Военной сборник» и газетой «Русский инвалид», происходит оживленная дискуссия по вопросу дальнейшего развития военной игры. В результате возникшей полемики были выработаны новые принципы организации и ведения военных игр, просуществовавшие вплоть до Первой мировой войны. Начало дискуссии по проблемам совершенствования и распространения в войсках военной игры положила публикация руководства командира Азовского пехотного полка полковника Х. И. Колодеева, которое представляло собой незначительную переработку правил А. П. Кузминского[302]. Пособие Колодеева получило негативные отзывы на страницах военной периодической печати. В июльском номере «Военного сборника» за 1862 г. адъюнкт-профессор военной истории НАГШ капитан А. Е. Станкевич опубликовал статью «Военная игра»[303]. В ней он не только детально разобрал все достоинства и недостатки руководства, но и подверг критике основные положения школы военной игры Рейсвица. По его мнению, Рейсвиц и его последователи, включая А. П. Кузминского и Х. И. Колодеева, преувеличивали образовательный потенциал военной игры. А. Е. Станкевич отмечал, что составители первых руководств «захотели создать что-то особенное, если не науку, то искусство, изучивши которое сейчас же можно получить право на фельдмаршальский жезл»[304]. Он считал, что военная игра могла выступать только в качестве пособия для закрепления теоретических познаний в области стратегии и тактики[305]. Станкевич видел главный недостаток военной игры школы Рейсвица в применении для розыгрыша столкновений искусственных правил. Он приходил к заключению, что средствами военной игры разыгрывать бой не представлялось возможным, т. к. его результат зависел от многочисленных факторов. Чтобы военная игра стала действенным упражнением в прикладной тактике и стратегии, приходит к заключению автор, из нее следует полностью исключить розыгрыш боевых столкновений: «Пределом игры должен быть бой. Это ее геркулесовы столбы, non plus ultra, далее которых нельзя идти»[306].
Еще дальше в критике существовавшей теории и практики военной игры пошел другой преподаватель НАГШ, адъюнкт-профессор капитан М. И. Драгомиров, будущий герой русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и крупный военный мыслитель. В первом и втором номерах «Оружейного сборника» за 1862 г. вышли две его статьи с подробным анализом пособия Колодеева[307]. В них он выступил против обязательного введения военной игры в армии. М. И. Драгомиров пришел к заключению, что эти занятия не могут отразить действительный характер военных действий и, следовательно, никакой пользы в боевой подготовке принести не могут. Особое возмущение вызвало игнорирование в правилах военных игр морально-волевых качеств сражающихся[308].
Результатом возникшей дискуссии стало появление в начале 70-х гг. XIX в. новой системы игры, разработанной П. П. Казанским и А. П. Скугаревским. В 1871 г. военная игра была введена в качестве практических занятий по тактике в НАГШ. Поскольку руководство Кузминского к этому времени безнадежно устарело, возникла необходимость разработки правил, отвечавших требованиям времени. С этой целью в 1873 г. полковник Казанский, штаб-офицер, заведующий обучением офицеров в НАГШ[309], составил и издал новое руководство[310]. Главным нововведением стал отказ от розыгрыша боя. Автор рекомендовал принимать в расчет результаты наиболее важных столкновений «как данные, необходимые для интереса и правильного развития самой игры», но не разыгрывать их[311]. Задача определять их итоги возлагалась на посредников.
Идеи Казанского получили дальнейшее развитие в пособии старшего адъютанта штаба 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии капитана А. П. Скугаревского, созданного на основе опыта проведения игр в Николаевском инженерном и во 2-м Константиновском военном училищах[312]. Оно вышло из печати в январе 1874 г. Пособие состояло из трех частей: первая часть предназначалась для руководителя занятий. Она содержала общее описание 35 задач, правила ведения, краткий библиографический обзор литературы. Во второй и третьей частях помещались задания для обеих сторон. Карты и чертежи для военной игры были изданы отдельно в качестве приложения.
Как и П. П. Казанский, А. П. Скугаревский являлся решительным противником розыгрыша боя. Однако он был вынужден уделить достаточное внимание этому компоненту. Автор настаивал на том, чтобы занятия заканчивались перед столкновением главных сил, но до этого момента могли происходить бои между разъездами и передовыми отрядами. Он рекомендовал возложить определение результатов боя на посредников[313]. Более сложной представлялась задача осуществлять розыгрыш столкновений крупных передовых отрядов, состоявших из всех родов войск. Рекомендации для этого случая сводились к тому, чтобы по возможности избегать возникновения таких ситуаций, «так как злоупотребление ими ведет к утрировке военною игрою, к вредному направлению такого полезного занятия»[314]. В руководстве Скугаревского окончательно оформился основополагающий принцип русской игровой школы – ограничение розыгрыша действий передвижениями войск, предшествующими столкновению главных сил.
Упрощение правил военной игры позволило проводить занятия не только тактического, но и оперативного, оперативно-стратегического и стратегического масштабов, что открыло путь к их использованию для тестирования планов войны. Пионером в организации крупномасштабных занятий выступил штаб наиболее передового военного округа Российской империи – Варшавского. Начиная с марта 1898 г. при штабе округа начали организовывать стратегические игры (по современной терминологии – оперативные), в ходе которых разыгрывались действия двух противоборствующих армий, состоявших из нескольких корпусов, отдельных пехотных и кавалерийских дивизий и действовавших на определенном операционном направлении. Тогда же становится правилом проводить занятия на основании действительных планов развертывания с целью их проверки. В 1902 г. руководство округа посчитало необходимым привлечь к стратегической игре не только офицеров Генерального штаба, как раньше, но и старших войсковых начальников. В ходе игры 1902 г. при штабе Варшавского военного округа разыгрывалась операция русской 2-й армии, сформированной из войск округа и обороняющейся на реке Нарев против наступающей из Восточной Пруссии германской армии[315]. Состав и районы сосредоточения войск соответствовали текущему «мобилизационному расписанию № 17». Инициатива штаба Варшавского округа привлекать к занятиям старших войсковых начальников получила поддержку прочих округов и была утверждена Николаем II 19 февраля 1903 г.