По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных[487]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны[488]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро[489].
Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий – военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 – начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Криминальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны.
Русские военные врачи Первой мировой войны – кавалеры ордена Святого Георгия
Олег Вячеславович Чистяков
канд. ист. наук, начальник отдела научно-справочного аппарата Российского государственного военно-исторического архива
Аннотация. За весь период Первой мировой войны лишь два военных врача русской армии были удостоены награждения орденом Святого Георгия. Хотя этот факт достаточно известен, но до сих пор не введены в научный оборот ни документы о подвигах, совершенных медиками, ни документы об обстоятельствах этих особых награждений. А исследование подобных случаев имеет большую важность для изучения как истории ордена Святого Георгия, так и наградной системы Российской империи начала ХХ в.
Ключевые слова: орден Святого Георгия, Первая мировая война, военный врач, Георгиевская дума.
Общеизвестно, что орден Святого Георгия был самой почетной и желанной для любого офицера боевой наградой Российской империи. Согласно статуту ордена, он мог жаловаться генералам, адмиралам, штаб- и обер-офицерам, т. е. права на награду не имели ни военные чиновники, ни военные врачи, не производившиеся в Российской империи в офицерские чины. Однако в течение такого глобального и всеобъемлющего вооруженного конфликта, которым стала Первая мировая война, медикам, призванным спасать жизни, часто приходилось браться за оружие. За весь период Первой мировой войны лишь два русских военных врача были удостоены высокой награды. И в обоих случаях для того, чтобы награждение состоялось, потребовалось личное вмешательство императора Николая II.
Первым орденом Святого Георгия IV степени был награжден лекарь Арно-Христиан-Альфред Теодорович Буш. Он родился 23 апреля 1885 г. и происходил из купцов Лифляндской губернии. 28 января 1912 г. окончил медицинский факультет Императорского Юрьевского университета, получил степень лекаря. После прохождения военных сборов 6 апреля 1912 г. был зачислен в запас армии и стал частнопрактикующим врачом. Проживал в земской лечебнице для душевнобольных «Стаккельн» Валкского уезда Лифляндской губернии[490]. 18 июля 1914 г. Арно Буш по мобилизации был призван в действующую армию и назначен младшим ординатором бригадного лазарета 5-й стрелковой бригады. В 1915 г. прикомандирован ко 2-му лейб-гусарскому Павлоградскому полку на должность младшего врача.
В 12 часов дня 13 марта 1915 г. германцы повели наступление на позиции 27-го пехотного Витебского полка у деревни Шафранки в Польше. Обрушившись превосходящими силами на правый фланг позиции, противник занял там господствующую высоту. Во время этого боя выбыли из строя все офицеры полка из нескольких рот. По приказанию командира 2-й бригады 2-й кавалерийской дивизии генерал-майора князя А. А. Карагеоргиевича для командования ротами были вызваны желающие офицеры 2-го лейб-гусарского Павлоградского полка. В их числе прибыл и лекарь Арно Буш, который отправился вместе со штабс-капитаном Шиншиным, назначенным для командования 4-й ротой. В это время 3-я и 4-я роты шли в обход высоты, занятой немцами, чтобы атаковать ее. Догнав 4-ю роту, штабс-капитан Шиншин и лекарь Арно Буш с громадным трудом перебрались через болото, двигаясь все время под ружейным и пулеметным огнем противника. Вечером, когда подготовка была закончена, роты, осыпаемые вражескими пулями, пошли в атаку. В ходе нее был убит штабс-капитан Шиншин, а потому в командование ротой вступил Арно Буш. Вскоре и он был ранен, но продолжал командовать ротой, пока окончательно не потерял силы и не упал. Вскоре лекарь Арно Буш скончался на поле боя[491].
После боя Арно Буш был представлен временно командующим 27-м пехотным Витебским полком подполковником Яхонтовым (командир полка полковник Чеглов в бою у Шафранки получил ранение и свои обязанности выполнять не мог) к награждению Георгиевским крестом IV степени, т. е. к награде для нижних чинов. Представление было поддержано командиром 2-й бригады 2-й кавалерийской дивизии генерал-майором князем А. А. Карагеоргиевичем и начальником 2-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенантом князем Г. И. Трубецким[492]. Командир 5-го армейского корпуса генерал от инфантерии П. С. Балуев отправил наградной лист командующему 12-й армией генералу от кавалерии П. А. Плеве, приложив рапорт, в котором указывалось: «Докладываю, что в наиболее тяжелый момент, от которого зависела вся участь боя в ночь с 13 на 14 марта лекарь Буш по собственной инициативе встал во главе роты, где выбыли все офицеры, которую и повел в штыки на тактический ключ всей позиции, чем в высокой степени содействовал успеху дня. Начальник 2-й кавалерийской дивизии представил лекаря Арно Буша к Георгиевскому кресту IV степени как не имеющего чина. Однако ввиду исключительности подвига, совершенного при исполнении обязанностей строевого офицера, ходатайствую о примерном награждении в порядке для офицеров установленном. Если невозможно наградить орденом, то прошу о награждении Георгиевским крестом I степени»[493]. Генерал Плеве, в свою очередь, поддержал представление, и документы были направлены в Георгиевскую думу при штабе 12-й армии. Резолюция думы была следующей: «Признавая наличие доблестного подвига, дума ввиду статьи 5 статута не сочла себя вправе постановить решение»