«Сказание о Мамаевом побоище» дошло до нас во множестве списков. Все они могут быть сгруппированы в отдельные редакции. Текст памятника, наиболее близкий к первоначальному авторскому тексту произведения, читается в основной редакции, сохранившейся в нескольких десятках списков. Основная редакция, в свою очередь, разбивается на несколько вариантов. Один из таких вариантов, отличающихся тем, что в целом ряде случаев он сокращает текст «Сказания» за счет выпуска религиозно-риторических сравнений, отступлений автора, молитв великого князя, был в свое время опубликован Л. А. Дмитриевым. По одному (из трех привлеченных для публикации списков) он был условно назван вариантом Михайловского[44]. К сожалению, для позднейших исследований он не привлекался, хотя содержит любопытные уточнения и, в частности, дает отчество князя Андрея Кемского. Прибытие белозерских князей к Дмитрию Донскому он описывает следующим образом: «И приидоша к Москве белозерские князи: Феодор Семенович, да князь Семен, да князь Андрей Иванович Киевский, да князь Глеб Каргапольский с вой своими вельми учрежено – доспехи на них и шеломы, яко вода колышет морскими волнами. По числу же с ними приидоша белозерские и каргопольския силы 30 000»[45]. Комментируя этот отрывок, Л. А. Дмитриев полагал, что надо читать не «киевский», а «кемский», как это указано в других вариантах основной редакции «Сказания», а здесь перед нами явная описка[46]. Зная отчество Андрея Кемского и обратившись к составленному на основе Ростовского соборного синодика родословию белозерских князей, легко определить, что единственно возможным его отцом мог быть только князь Иван Федорович Копорский, а сам Андрей Иванович, по хронологическому расчету, жил в эпоху Куликовской битвы.
Возникновение Кемского удела родословцы обычно соотносят с Семеном Васильевичем Кемским, чье имя фигурирует в Ростовском синодике. Однако никакого противоречия здесь нет. Судя по «Сказанию», на Куликовом поле погиб целый ряд белозерских князей, среди которых, очевидно, был и Андрей Кемский. В этой ситуации его удел оказывался выморочным и чуть позже мог достаться его двоюродному брату Семену Васильевичу, который и стал родоначальником всех последующих князей Кемских.
Загадочным остается происхождение упомянутого «Сказанием» первого из белозерских князей – князя Федора Семеновича. В свое время Д. И. Иловайский обратил внимание на то, что следующим после Федора Семеновича «Сказание» называет Семена Михайловича. Это обстоятельство позволило ему предположить, что в данном случае мы имеем дело с родственниками – отцом и сыном. Правда, историку не был известен Ростовский синодик и, основываясь лишь на родословцах, он сделал неправильный вывод, что Федор Семенович мог быть племянником убитого в 1380 г. князя Федора Романовича Белозерского[47].
Тем не менее, несмотря на явную ошибку, общий ход рассуждений историка следует признать верным. Подобно тому, как в битве с Мамаем участвовали отец и сын Федор Романович и Иван Федорович, в ней также могли принимать участие отец и сын Семен Михайлович и Федор Семенович. Об этом говорит сходство имен и отчеств.
Но являлся ли Семен Михайлович участником Куликовской битвы? Под 1377 г. русские летописи помещают рассказ о сражении на Пьяне, согласно которому в нем был убит князь Семен Михайлович[48]. Из этого рассказа летописца видим, что князь Семен Михайлович погиб в 1377 г. и, соответственно, никоим образом не мог тремя годами позже принимать участие в Куликовской битве. Но каким же образом его имя всплывает в «Сказании о Мамаевом побоище»?
Мы уже говорили о том, что это произведение создавалось не по горячим следам событий 1380 г., а много позже. При этом его составитель пользовался различными источниками, послужившими основой для его повествования. Одним из таких источников являлись списки погибших. Указание на это находим в Пространной летописной повести. После краткого перечисления погибших автор повести замечает: «…и инии мнози, их же имена же суть писана въ книгах сих. Сии же писана быша князи токмо, и воеводы, и нарочитых и старейших боляръ имена, а прочьих боляръ и слугъ оставих имена и не писах ихъ множества ради именъ, яко число превосходить ми: мнози бо на той брани побьени быша»[49]. Известно, что списки погибших содержались в синодиках, одним из которых являлся синодик московского Успенского собора. Именно в нем, очевидно, и была допущена в конце XIV в. ошибка: имя Семена Михайловича, в реальности погибшего в битве с татарами на реке Пьяне в 1377 г., оказалось в перечне убитых Мамаем[50]. При этом данная неточность не была единственной: точно так же в список погибших в 1380 г. попало имя Дмитрия Монастырева, в действительности павшего в битве на реке Воже в 1378 г.[51] Некоторое сомнение в том, что Семен Михайлович принадлежал к роду белозерских князей, может возникнуть при анализе летописного известия 1377 г., из которого явствует, что он служил суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Однако Семен Михайлович был не единственным из белозерских князей, кто во второй половине XIV в. служил по Суздалю. Мы уже упоминали князя Ивана Федоровича Белозерского, служившего князю Дмитрию Константиновичу Суздальскому в 1363 г.
Таким образом, у нас выстраивается следующая цепочка имен из трех поколений данной ветви белозерских князей: Федор Семенович (уб. 1380), его отец Семен Михайлович (уб. 1377) и дед Михаил. Определяя, кто из белозерских князей, носивших имя Михаил, мог быть дедом Федора Семеновича, сразу же должны исключить Михаила Глебовича Белозерского. Этот князь, скончавшийся в 1293 г., едва ли мог иметь сына, убитого в 1378 г., и внука, павшего в сражении против Мамая. Искомую кандидатуру следует искать поколением ниже. Единственно возможным оказывается Михаил (Михей) Васильевич, погибший в бою против немцев под Копорьем в 1338 г. Михаил (Михей) и его брат Федор в первой половине XIV в., как мы помним, держали Копорье. Но во второй половине XIV в. их здесь сменяют представители другой ветви рода – Иван Федорович и его сын Константин, именовавшиеся с 80-х годов XIV в. князьями Копорскими[52].
Где же в это время находились потомки Михаила Васильевича? Ответить на этот вопрос позволяет одно место из второй духовной грамоты великого князя Василия I, составленной в 1417 г. В ней он отдает следующее распоряжение: «Да свои же примыслъ даю еи (своей жене княгине Софье Витовтовне. – Прим. К.А) на Белеозере слободка, што была княжа Васильева Семеновича»[53]. Кем был упоминаемый здесь князь Василий Семенович? Очевидно, белозерским князем, поскольку его владения находились в этом районе. Определяя его происхождение, видим, что в Белозерском княжеском доме нам известны два князя Семена. Но первый из них, князь Семен Васильевич Кемский, живший на рубеже XIV–XV вв., никак не мог быть отцом уже скончавшегося к 1417 г. князя Василия Семеновича. Поэтому единственно возможной фигурой отца последнего мог быть только князь Семен Михайлович, погибший в 1377 г. Таким образом, выясняется, что Василий Семенович являлся еще одним внуком Михаила (Михея) Васильевича и владел землями на Белоозере. Все это позволяет говорить о том, что во второй половине XIV в. эта ветвь белозерских князей сохраняла родовые владения на Белоозере.
Где же они находились? Ответ дает изображение «Родословного древа российских государей», написанное на сводах паперти соборной церкви Преображения Господня в московском Новоспасском монастыре, где имеется портрет некоего князя «Феодора Каргопольского». Определяя, кем мог быть этот князь, укажем, что среди белозерских князей XIV в. известны три Федора: Федор Михайлович, Федор Романович и Федор Семенович. Фигура первого из них, жившего в первой четверти XIV в., должна быть исключена, поскольку портрет «Феодора Каргопольского» помещен между изображениями «Иоанна Дмитровского» (им был, как мы выяснили, князь Иван Федорович Галичский) и «Василия Михайловича» (которым являлся князь Василий Михайлович Кашинский). Они жили во второй половине XIV в., а следовательно, и «Феодор Каргопольский» должен был действовать в это же время. Из числа возможных лиц должен быть исключен и князь Федор Романович Белозерский. Он хотя и жил в указанное время, но в источниках упоминается с определением «Белозерский». Таким образом, единственно возможным лицом, с которым можно отождествить князя «Феодора Каргопольского», остается князь Федор Семенович.
Обратившись к Череповецкому синодику белозерских князей, видим, что после перечисления мужских имен в нем далее следует список из пяти женских, начинающийся именами «княгини Анны, Феодосьи». А. И. Копанев установил, что упомянутая второй Феодосия есть никто иная, как жена Федора Романовича Белозерского, погибшего на Куликовом поле в 1380 г., и младшая дочь Ивана Калиты. Но кем была названная первой «княгиня Анна»? Поскольку ее имя названо впереди Феодосии, следует полагать, что по времени она жила раньше последней. Ею была белозерская княжна, которая между 1318 и 1322 гг. вышла замуж за брата Ивана Калиты Афанасия Даниловича. Выяснив родословие белозерских князей, можно установить, что отцом Анны, вышедшей замуж за князя Афанасия Даниловича, был никто иной, как прадед Федора Семеновича – князь Василий Глебович. Отсюда становится понятным, с чем был связан его переход в первой четверти XIV в. на московскую службу вместе с племянником Романом Михайловичем.
С рукой Анны Афанасий Данилович получил в приданое и владения в Каргополе. Тем самым объясняется показание Устюжской летописи о том, что именно в Каргополь был сослан поп, действовавший в интересах сына последнего московского тысяцкого Ивана Васильевича Вельяминова и захваченный перед сражением с татарами на реке Воже в 1378 г. Политических противников обычно ссылали не на вновь присоединенные территории, а на земли, которые принадлежали князьям достаточно давно. Именно таковым и был Каргополь, который ко временам Дмитрия Донского являлся московским владением уже несколько десятилетий. В своем завещании 1389 г. московский князь назовет эти владения «куплями деда своего» (Афанасий Данилович, будучи родным братом деда Дмитрия Донского, по отношению к нему также являлся дедом).