<…> За ударными группами в полной готовности стояли конные массы, готовые развить и закончить успех всесокрушающим ударом. Несколько тысяч тяжелых и легких орудий, снабженных боевыми припасами в невиданном еще размере, должны были проложить путь пехоте» и т. д. К подготовке наступления, подчеркивает автор, союзники отнеслись добросовестно, стараясь предусмотреть любую мелочь, насколько это вообще возможно.
Но когда все приготовления были завершены, оказалось, что они упустили самое важное – благоприятный момент начала операции. Фактор или, по выражению Ю. Н. Данилова, «элемент времени», оказался способен перечеркнуть все их планы: «Ко времени окончания подготовки (наступления в Шампани. – Прим. А. Р.) уже заканчивались наступательные операции германцев против нас; германское командование получило вновь оперативную свободу и, не будучи более связанным на восточном фронте, искусно воспользовалось этим, чтобы в наиболее критическую минуту, когда на западе готов был уже рушиться их фронт, – подтянуть к нему новые силы, своевременно переброшенные с их восточного фронта»[605]. В результате не только стратегическая цель наступления – прорыв обороны противника – не была достигнута, но союзники не сумели воспользоваться даже возможностью отвлекающими ударами на западе облегчить положение русской армии именно тогда, когда она в их помощи особенно нуждалась.
Начиная с 1915 г. за более тесную координацию действий союзных армий активно выступало и французское военное командование. Именно по его инициативе возник такой механизм урегулирования разногласий между союзными армиями, а также согласования планов их совместных военных операций, как межсоюзнические конференции, организатором которых чаще всего и являлась французская Главная квартира[606]. Однако в критике, которая прозвучала со стороны русских военных кругов в адрес союзных армий, французы усмотрели нечто более опасное, чем естественная реакция общественности на неэффективную работу военной бюрократии, а именно результат влияния вражеской пропаганды на русскую армию и даже происки неких «темных сил», стремившихся подорвать единство коалиции. Поэтому французы сочли своим долгом принять меры, направленные на борьбу с распространением подобных умонастроений в русской армии и обществе.
Позицию, которой французское командование придерживалось по отношению к русской армии в первые годы войны, резюмировал в своих послевоенных мемуарах генерал Ж. Жоффр, занимавший в течение первых двух с половиной лет войны (до декабря 1916 г.) должность главнокомандующего французскими армиями. Как увидит читатель, эта позиция была довольно противоречивой. С одной стороны, французский генерал с похвалой отзывался о вкладе русской армии в победу французов на Марне. Вспоминая события 30 августа 1914 г., он писал, что несмотря на постигшую их «катастрофу под Танненбергом», «русские выполнили свои обязательства перед нами, как я на то и рассчитывал. Уже на следующий день поступило сообщение <…> что немцы начали переброску двух армейских корпусов с нашего фронта в Восточную Пруссию»[607]. Вместе с тем Ж. Жоффр категорически отрицал, что в 1915 г. Франция отвернулась от России, отказав ей в своей поддержке. Ссылаясь на данные о поставках оружия по заявкам русской армии, генерал утверждал: «Нельзя отрицать, что без помощи, которую мы предоставили русским, последние не смогли бы в июне 1916 г. организовать наступление, в результате которого Австрия оказалась на волосок от гибели и которое последний раз увенчало славой царскую армию»[608]. По его словам, летом 1915 г. он, знакомясь с тревожными сообщениями из России, глубоко проникся сознанием «неотложной необходимости» ускорить наступление франко-британских войск на Западном фронте, и только «сопротивление» «высоких правительственных сфер» и высокопоставленных военных заставило его отсрочить начало операции[609].
С другой стороны, в искренность этих заявлений Ж. Жоффра трудно поверить, поскольку сам он ясно дает понять читателю мемуаров, что в должности главнокомандующего принимал во внимание нужды союзных армий лишь в той мере, в какой это не отражалось на боеспособности французских войск. В частности, ему было известно, что в начале 1915 г. русская армия «столкнулась с острой нехваткой артиллерийских снарядов, производство которых даже близко не удовлетворяло ее потребности». Спору нет, продолжает генерал, «лучше всего мы помогли бы русским, если бы сами произвели и поставили им все необходимое». Но такую возможность главнокомандующий решительно отвергал: «Пойти на это мы сможем только тогда, когда будем уверены, что сами будем способны сполна обеспечивать себя снарядами любого калибра»[610]. В итоге большая часть заявок русской армии на поставку оружия и боеприпасов в 1915 г. была отклонена французским командованием.
Сколь бы циничными ни могли показаться рассуждения Ж. Жоффра, они не были лишены рационального содержания. Дело в том, что по мере стабилизации Западного фронта зимой 1914–1915 гг. резко возросла потребность французской и британской армий в разнообразных вооружениях и военной технике, особенно в тяжелой артиллерии. Это объяснялось тем, что по ту сторону линии фронта противник, перейдя к обороне, приступил к сооружению прочных укрытий для личного состава и военной техники, в просторечии именовавшихся траншеями или по-русски окопами. Укрепленные таким образом позиции противника становились неуязвимыми для пуль, штыков или кавалерийских клинков атакующей стороны. Чтобы овладеть ими, не оставалось другого способа, как предварительно разрушить их мощным артиллерийским огнем. «В течение 1915 г., – отмечал Жоффр в своих мемуарах, – военные действия на франко-англо-бельгийском фронте приобрели характер соревнования, в котором мы применяли с каждым днем все более разрушительные виды наступательного оружия, а немцы противопоставляли нам с каждым днем все более неприступную оборону»[611]. Веривший в то, что победа над Германией ковалась именно на Западном фронте, генерал добивался повышения боеспособности и усиления огневой мощи французской армии, зачастую пренебрегая нуждами и запросами союзных армий на других фронтах и театрах военных действий.
В 1915 г. французская армия в лице ее командования объявила себя пионером, или первопроходцем, нового способа ведения военных действий, основанного на использовании самых совершенных видов оружия, включая тяжелую артиллерию, – траншейной войны. В соответствии с российской историографической традицией мы рассматриваем это понятие как близкое по смыслу к более нам привычному – позиционная война. Но с оговоркой: близкое по смыслу не значит тождественное, поскольку в данном случае речь идет о позициях, укрепленных и обустроенных по последнему слову военной науки и техники.
Наличие средств ведения траншейной войны наряду с опытом, накопленным в течение 1915 г., включая осеннюю операцию в Шампани и Артуа, на самом деле обеспечили французской армии известное преимущество по отношению к большинству союзных армий. Этим преимуществом французское командование и решило воспользоваться в споре со своими критиками. Их доводы были априори объявлены несостоятельными, а им самим был брошен упрек в незнании или недооценке «передовых» методов ведения военных действий, которые французская армия якобы с успехом применяла на Западном фронте.
Чтобы на месте ознакомить русские военные круги с боевым опытом французской армии, Главная квартира по договоренности со Ставкой Верховного Главнокомандования организовала для некоторого количества военных поездку, своего рода учебную экскурсию на Западный фронт. 1 (14) ноября 1915 г. во Францию прибыла группа офицеров, официально именовавшаяся миссией, которую возглавлял генерального штаба полковник В. В. Кривенко. Ее цель заключалась в «ознакомлении со специальным условием ведения войны на Западном театре и поддержании тесной товарищеской связи между союзными армиями». Русский военный атташе во Франции А. А. Игнатьев вспоминал, что эта миссия «встретила со стороны французов самый радушный прием». Предвидя упреки в недостаточной активности союзных войск весной и летом 1915 г., хозяева «стремились всеми силами приблизить наших офицеров к своей армии, познакомить их с действительностью и объяснить этим трудности преодоления западной нерушимой военной стены», т. е. неприступной обороны немцев на Западном фронте. Миссия Кривенко завершила работу в последних числах декабря 1915 г. по старому стилю[612].
С опытом боевых действий французской армии знакомились и члены военной миссии, направленной во Францию по вопросам снабжения, которую возглавлял адмирал А. И. Русин. В ее состав входили офицеры-специалисты различного профиля – военные инженеры, артиллеристы, военные моряки. Миссия Русина находилась во Франции с 12 (25) ноября по 18 ноября (1 декабря).
По возвращении на родину члены этих миссий подготовили отчеты о своей деятельности. Некоторые из данных документов носили сугубо прикладной характер. Но ряд офицеров представили пространные тексты, в которых попытались отразить более широкий спектр своих впечатлений. Так или иначе наблюдения, полученные членами этих миссий на Западном фронте, стали достоянием широких военных кругов. В итоге с легкой руки французов вопрос о траншейной войне, ее особенностях и значении для развития мирового кризиса стал предметом оживленной дискуссии в русских военных кругах.
Один из самых примечательных в этом отношении – отчет генерального штаба полковника А. К. Келчевского, который был напечатан типографским способом в виде отдельной брошюры под грифом «секретно» (ее автор к тому времени был уже в чине генерал-майора). Офицер подробно, шаг за шагом описывает, где успел побывать и что видел собственными глазами, особо отмечая успехи, достигнутые французской и британской армиями в комплектовании и обучении войск, организации артиллерии, военной авиации, обеспечении стрелковых частей пулеметами, обустройстве тыловых и фронтовых частей и т. д.