Генерал Витковский
В мае 1918 г. в Новочеркасске обратили внимание на чрезвычайно молодого генерала лет 35–37[766]. «Кто такой?» – спрашивали про него. Это был генерал-майор Владимир Константинович Витковский, зачисленный в отряд полковника [М. Г.] Дроздовского, который (отряд) прибыл в Новочеркасск в конце апреля того же года.
Юное лицо Витковского с большим румянцем, без растительности, волосы под машинку, небольшого роста, внимательные серьезные глаза, твердый подбородок. Какая-то детская застенчивость иногда проглядывалась в нем, но вдруг она неожиданно сменялась на серьезную и неуклонную твердость. Чистенький, опрятно, даже щеголевато одетый, выдержанный в обращении, в нем чувствовалась победа над собой. Он владел собой в совершенстве.
Родился Владимир Константинович в 1885 г. Окончив 1-й кадетский корпус и Павловское военное училище, он вышел в лейб-гвардии Кексгольмский полк, с которым и выступил на [Первую] мировую войну. В этом полку он получил орден святого Георгия [IV степени], а с производством в полковники получил в командование [199-й пехотный] Кронштадтский полк. Затем был произведен в генералы[767]. С развалом армии он, получив приказ о производстве и будучи в 3-й пехотной дивизии Дроздовского, назначен командиром 2-го офицерского стрелкового полка, взамен убитого в бою полковника [М. А.] Жебрака, вновь переименовал себя в полковники.
В полку его скоро начали узнавать и увидели, что юношеское лицо и застенчивость взгляда могут меняться и на стальной блеск и твердость. Не сковывая самодеятельности подчиненных, он сумел поставить их в рамки дозволенного, [когда] наконец попытки к разговору не помогали и начинавшиеся возражения обычно застревали в горле подчиненного. Отличный организатор, он как-то умел все разложить по клеточкам и ящичкам, и вещи, и дела, и распоряжения, и циркуляры. Его купе в вагоне, его комната в штабе, все обращало на себя внимание аккуратностью и системой. Всегда безукоризненно чистый, холящий свое тело, он сохранил надолго юношескую гибкость и легкость. Я слышал, будто он рано потерял отца и его воспитание – всецело дело рук и ума его матери. Вот уже про него нельзя сказать, что он маменькин сынок! Значит, были на Руси матери, сумевшие воспитать столь мужественных мужчин. В нем было что-то систематическое и педантично-немецкое, чуждое славянской расплывчатости, и это большой плюс его характера. Георгиевский эмалевый крестик удостоверял его храбрость. Это не был энтузиазм, а холодная, спокойная и расчетливая храбрость и умение владеть собой; это храбрость долга.
Ставрополь; другой день после ранения и убытия полковника Дроздовского, коего заменил полковник Витковский. Раннее туманное утро 1 ноября. Продрогшие и уставшие чины штаба полка от бессонной и холодной ночи высунулись из небольшой ложбинки, где приютились на ночь, чтобы посмотреть, что делается, и вдруг неожиданно увидели густые цепи красных, наступающих на наших. Это было развитие попытки прорыва [Красной Армии Северного Кавказа] [И. Л.] Сорокина из окружения. Все ближе и ближе подходят они, и вот наши поредевшие цепи не выдерживают и отходят. Витковский ждет, красные все ближе и ближе. Витковский ждет. Наконец красные в трех-четырех шагах от расположения штаба. Тогда Витковский спокойно спрашивает, оборачиваясь назад: «Не пора ли нам двинуться?» Двинулись, но штабная двуколка с вещами не может взять крутого подъема ложбины. Витковский остановился и спокойно стал помогать, давая советы конюху. Лишь когда двуколка наконец одолела подъем, Витковский под сильным огнем, не торопясь, подошел к нервно ожидавшим его за другим укрытием офицерам с верховыми лошадьми, сел и шагом поехал. Послав затем своего помощника на правый фланг останавливать отходящих, он сам верхом в цепи стал наводить порядок. Правда, остановить отходящих ни ему, ни его помощнику не удалось, но его спокойствие и присутствие в цепи верхом внесло то успокоение, которое было столь необходимо при отходе. Несколько лошадей и два ординарца были ранены. Наступление противника было задержано блестящими действиями бронеавтомобиля «Верный», самоотверженно врезавшегося в гущу врага и крошившего его пулеметами.
Обычное спокойствие в бою в самые его напряженные моменты удивительно действовало на подчиненных. Глядя на него, казалось, что все идет так, как надо и как он того ожидал, хотя в действительности перипетии боя бывали и не всегда в нашу пользу.
Точность и определенность отдаваемых генералом Витковским распоряжений бывали прямо классическими. Знание обстановки и детальное ориентирование в ней подчиненных были его неизменной привычкой, но никогда в детали исполнения подчиненными боевой задачи он не вмешивался…
Если бы прокурорская власть вмешалась в распоряжения наших добровольческих начальников вообще, а в особенности Витковского, то в проступках их никогда бы не усмотрела бездействия власти, но весьма часто нашло бы себе место превышение. Генерал Витковский, не стесняясь, умел брать на себя то, что в данной обстановке являлось необходимым, но кроме того, он умел и проявлять то редкое гражданское мужество, заключающееся в ответственности за содеянное.
Разве открытое отрицательное отношение к злоупотреблению напитками генерала [В. З.] Май-Маевского не является с его стороны гражданским мужеством? И это отрицательное отношение появлялось настолько резко и непримиримо, что Май-Маевский его сильно недолюбливал.
Характерна роль генерала Витковского на совещании командного состава в Севастополе после Новороссийской эвакуации о выборе нового главнокомандующего. На этом совещании генерал Витковский, будучи начальником Дроздовской дивизии, твердо и категорически заявил, что дроздовцы и не мыслят главнокомандующим кого-либо другого, кроме генерала [А. И.] Деникина, почему и потребовал на совещании умолять главнокомандующего отменить свое решение. Если же оно непреклонно, то просить заместителя главнокомандующему назначить по своему усмотрению. Это заявление так подействовало на представителей всего Добровольческого корпуса (исключая генерала [А. П.] Кутепова), что они единодушно присоединились к нему и сообща послали соответствующую телеграмму генералу Деникину (впрочем, умышленно замедленную отправкой председателем совещания). Это заявление было сделано Витковским несмотря на то, что ни для кого не была секретом предрешен-ность вопроса о выборах преемника и твердое слово генерала Витковского, естественно, могло быть неприятно новому главнокомандующему генералу [П. Н.] Врангелю. Правда, рыцарский характер генерала Врангеля, как мы увидели, исключал возможность злопамятства, но в то же время это не уменьшало заслуги Витковского и лишь подчеркнуло лишний раз твердость и неизменность его взглядов. На него можно было положиться как в счастье, так и в несчастье. Не то к сожалению, мы видели на германском фронте со стороны многих больших генералов в отношении облагодетельствовавшего их императора Николая Александровича.
Особенно характерна для генерала Витковского, а вместе с тем и для других дроздовцев, десантная операция в порту Хорлы.
После Новороссийской операции армия прибыла в Крым расстроенная и потерявшая дух. Новый главнокомандующий энергично пополнял, снабжал и устраивал прибывшие части. Генерал [Я. А.] Слащев оборонял Крым и требовал содействия со стороны Добровольческого корпуса, еще не совсем отправившегося. На почве соревнования прибывших из Новороссийска добровольцев и оборонявших ранее Крым слащевцев начались взаимные обвинения одних другими в отсутствии боеспособности, в связи с обстановкой новым главнокомандующим решено было предпринять короткий удар из Перекопа в Северную Таврию, а для содействия этому послать десант западнее Перекопа, у небольшого порта Хорлы, для чего назначалась Дроздовская дивизия под началом генерала Витковского.
Все старались организовать втайне, и вот в один из ясных дней зимы 1920 г.[768] десантный флот, сопровождаемый военными судами, приблизился к Хорлам. Нужно сказать, что Хорлы расположены к западу не менее 50 верст по береговой линии от перекопа, охранялись большевиками весьма бдительно (как и все побережье Северной Таврии), кроме того, ввиду мелководья в этот порт вел морской канал в 3–4 версты. Самый порт находился на южной части узкой песчаной косы, тянувшейся от берега верст на семь и выходящей к морю широкой площадкой. Таким образом, даже овладев портом и успешно высадив десант, нужно было в дальнейшем преодолеть вновь сопротивление, которое легко было оказать в узком горлышке этой косы перед выходом на материк.
С подходом десантного флота верст на пять к Хорлам он был обстрелян орудийным огнем большевиков и эскадре пришлось уходить в открытое море. Что было делать? Нужно было выполнить приказ, к тому же честь и достоинство дроздовцев требовали выполнения задачи, но моряки категорически отказались идти на гибель судов и людей. У генерала Витковского на судне заседали командиры частей, но прийти к какому-либо положительному решению было невозможно. Генерал Витковский решил еще раз попытаться приблизиться к порту, и полковник [А. В.] Туркул взялся с 1-м [Дроздовским] полком начать высадку при содействии канонерской лодки и с помощью катера. На другой день с рассветом десантный флот вновь направился к Хорлам, подошел к каналу, и, к счастью, опустившийся туман совершенно закрыл наши суда от взоров большевиков, праздновавших свою «победу», и полк Туркула стал по каналу приближаться к порту. Все тихо. Вошли в порт и стали сгружать на катер 1-й батальон 1-го полка капитана [Е. Б.] Петерса, но тут большевики, видимо, проснулись и огнем пулеметов сразу же сразили несколько матросов и стрелков. На счастье Петерс и его люди не растерялись, они быстро пристали к берегу и во главе со своим командиром захватили окопы красных. Не дожидаясь подхода всего полка, Петерс на плечах бегущих быстро захватил всю косу и остановился, лишь достигнув материка… За головными частями немедленно высадился весь полк Туркула, а за ним и остальные части дивизии.