Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества — страница 80 из 104

сть завтрака – 1298 ккал; обеда – 1422 ккал; ужина (за счет хлеба) – 500 ккал. При этом ужин часто отсутствовал.

Для сравнения отметим, что, по современным рекомендациям Министерства здравоохранения РФ, мужчины в возрасте от 18 до 29 лет, которые занимаются легким физическим трудом, должны потреблять в день 2800 ккал. Чуть меньше этого по нормативам должен был получать на кухне гвардеец из корпуса генерала В. И. Жданова, находившегося на острие удара 3-го Украинского фронта на Балканах. Но норматив этот не всегда соблюдали, что становилось ясным в результате проверок санитарной службы корпуса, которые фиксировали следующее положение дел с питанием бойцов: «качество приготовления пищи низкое, безвкусное и без должного количества витаминизирующих веществ <…> Несмотря на отсутствие претензий со стороны личного состава – плохое и недостаточное питание <…> калорийность пищи недостаточная, вкусовые качества желают много лучшего <…> Первое блюдо имеет большой вес за счет воды, но не продуктов, в результате чего теряются его вкусовые качества <…> Кухни находятся на участках, загрязненных отбросами и мусором <…> Машина грязная, котел немытый <…> Единственная точность и порядок – при выдаче продуктов со склада». На вопросы комиссии о качестве еды жалоб и претензий не поступало, и лишь одиночки на вопрос, хватает ли обеда, заявляли прямо: «Этой баланды хватит»[986]. Среди лиц, недовольных не качеством, а количеством получаемого официально пайка, встречались не только красноармейцы, но и офицеры[987].

Проблемы были и в обеспечении бойцов одеждой и обувью. Как известно, Красная Армия смогла полностью одеть всех военнослужащих в табельную форму лишь в 1926 г.[988] После 1941 г. вследствие потерь складов, индустриальных мощностей и сырьевой базы в изготовлении униформы вновь стали возникать перебои. Доходило даже до нехватки звездочек на головной убор для рядового состава. Во фронтовых частях форма носила следы починок, холодных ночей у костра, на одежде имелись дырки и пятна неизвестного происхождения. И опять на помощь приходили военные трофеи. Массово использовались немецкие ремни, сапоги и шинели. В вопросе об обмундировании речь шла не только о дефиците или понятных трудностях со снабжением в военно-полевых условиях, но и о своеобразном равнодушии к личному имуществу вследствие постоянной реальной угрозы самой жизни человека и непредсказуемой опасности, подстерегавшей бойцов на каждом шагу[989].

Эти общие для РККА явления присутствовали и в советских частях, которые пришли на Балканы. Обилие трофейной одежды вместо униформы, нехватка обуви, нижнего белья, подсумков и ранцев, вследствие чего боеприпасы приходилось носить в карманах, были проблемой 233-й стрелковой дивизии до прибытия на Балканы (прослеживается по документам, по крайне мере, до весны 1944 г.)[990].

Начальник штаба 52-й стрелковой дивизии отмечал, что «офицерский состав не приветствует старших начальников, внешний вид неудовлетворительный <…>, большинство офицерского состава без поясных ремней, головные уборы разнообразные, вплоть до сеток, воротники расстегнуты, офицеры небриты <…> Командиры подразделений и частей совсем не уделяют внимания внешнему воинскому виду и воинской дисциплине, первыми нарушителями воинской дисциплины являются офицеры», и настаивал на том, что хотя бы офицеры (!) должны обязательно носить форменные звездочки, ремни и погоны. Отдельные бойцы носили винтовки не на брезентовом ремне, а на веревке или даже… телефонном кабеле[991]. В ноябре 1944 г. командир 52-й дивизии генерал Миляев констатировал, что ситуация не изменилась: вместо ушанки его подчиненные носили кубанки, папахи неустановленной формы, немецкое обмундирование – «все можно найти на офицере и бойце дивизии»! При этом офицерский состав дивизии не преследовал нарушителей среди подчиненных и сам нарушал форму одежды.

В РККА служило и определенное количество женщин, для которых проблема с обмундированием была еще острее. И без того неженственная форма была мешковатой и малоудобной. Оценивая внешний вид служащих в РККА лиц женского пола, генерал В. И. Жданов пришел к выводу, что они «плохо одеты, обувь не пригнана к ноге, большая часть девушек не имеет для смены гражданского платья и туфель, а также не имеет предметов туалета»[992].

Небоевая военная техника также была достаточно пестрой. Например, в корпусе генерала В. И. Жданова 65 % транспортных средств были трофейного происхождения. Среди остального транспорта доминировала продукция, приобретенная СССР по ленд-лизу. В результате в 4-м мехкорпусе присутствовало 97 типов различных небоевых механических транспортных средств: татры и мерседесы, опели и кубельвагены, шевроле и студебекеры, джемси и немецкие форды[993].

При изучении документов 57-й армии и 4-го мехкорпуса в глаза бросается и другой дефицит, мучивший эти соединения осенью 1944 г., – нехватка бумаги и печатных машинок. Большое число штабных документов, в т. ч. секретных и строго секретных, печаталось на оборотной стороне немецких карт, трофейных документов и прочих бумаг самого разного происхождения. Нехватка печатных машинок решалась за счет их изъятия в местных канцеляриях. Такая практика наблюдалась не только в Болгарии (где алфавит совпадает с русским), но и в Сербии, где азбука несколько отличается от русской. Следы работы этих машинок, где буква «љ» заменяла «я», «ђ» использовали вместо «ъ», «ћ» – «ь», «ы» – «њ», исчезли лишь на территории Австрии и Венгрии, так как к тому времени умельцы из мастерских провели успешную русификацию этих «иностранок».

Тяжелые условия жизни, усталость и состояние боевого стресса солдаты и офицеры РККА пытались смягчить с помощью алкоголя. Помимо боевой порции спиртного (100 г водки или 300 г вина) красноармейцы искали и другие источники столь немудреной солдатской радости. Иногда это приводило к трагедиям. Например, на территории Болгарии РККА понесла серьезные потери после того, как 14 сентября в городе Бургас были обнаружены склады, где стояли бочки со спиртом. Командир полка майор Приходько в присутствии заместителя командира полка по политической части Рысина вызвал старшего лейтенанта медслужбы Дьяченко и приказал ему провести экспресс-анализ пригодности спирта к употреблению, сказав: «Вы врач, выпейте и скажите, что это». Дьяченко отказался пить спирт и выехал для проверки качества спирта на склад. Склад был взят под охрану только утром 17 сентября, когда выяснилось, что спирт в бочках не подлежит внутреннему использованию. В результате за 16–19 сентября в составе гарнизона Бургаса от отравления метиловым спиртом пострадали около 190 человек, обратились за медицинской помощью 154 человека бойцов и командиров, 120 были госпитализированы, 6 ослепли и 42 умерли. Этот трагический баланс пребывания РККА в Бургасе подвели военный следователь 4-го мехкорпуса майор Шмуклер, главный медицинский эксперт Шпиганович и начальник военсанупра 3-го Украинского фронта Неймарк[994].

Обнаружение на пути следования частей крупных запасов алкоголя могло привести к непредсказуемым последствиям и требовало незамедлительных мер. Части 31-го стрелкового корпуса 46-й армии 2-го Украинского фронта перешли 20 сентября 1944 г. границу Сербии в Банате[995]. Радостные от встречи с освободителями местные жители отвели нескольких солдат и офицеров на старинную фабрику ликеров «Келико», находившуюся неподалеку от г. Яша-Томич (Модош). Слух об этом быстро распространился, и в результате у подвалов фабрики собралось множество людей. Огромные дубовые бочки открывали выстрелами, чтобы набрать живительной влаги в канистры из-под бензина, ведра, фляжки и котелки. Бетонные подвалы оказались затопленными пролившимся алкоголем. Конец празднеству положил прибывший в сопровождении нескольких автоматчиков офицер, который поджег склад, чтобы прекратить дебош, начавший срывать планы наступления[996]. Злоупотребление алкоголем стало одним из наиболее частых проступков солдат и офицеров РККА, которые наказывались сравнительно умеренно. Это приводило к тому, что пьянствовали иногда даже парторги, которые должны были по своей функции заниматься борьбой «с бытовым разложением». Попытки некоторых партийных руководителей претворить в жизнь русскую народную пословицу «кто пьян да умен – два угодья в нем» приобретала порой комичные черты. Так, например, 29 октября 1944 г. начальник политотдела 57-й армии полковник Цинев риторически восклицал в письменном нагоняе своему подчиненному, подполковнику Кокореву, начальнику политотдела 52-й стрелковой дивизии: «Тов. Кокорев! Разве пьяному можно давать политпоручения?»[997] Иногда в результате потери выпившими людьми контроля над собой пьянство приводило к трагическим последствиям: дебошам, дракам, неподчинению вышестоящему начальству, ДТП и насилию над женщинами[998].

Проблему личной жизни смертельно усталых, но все же молодых солдат и офицеров политическое управление Красной Армии пыталось решить насильственным воздержанием. В отличие от англо-американцев и немцев, использовавших в качестве выхода «дома любви» и регулярные отпуска, руководство Красной Армии пыталось полностью запретить половую жизнь военнослужащих. Следствием были достаточно условные, но все же имевшие место санкции против забеременевших военнослужащих женщин и куда более строгие меры против солдат и офицеров, заразившихся венерическими заболеваниями. Следует отметить, что, по донесениям медицинских служб 3-го Украинского фронта, случаи заболевания заразными болезнями среди военнослужащих РККА были крайне редки. Возросло число заболевших кожно-венерологическими заболеваниями лишь после прибытия РККА на Балканы, точнее – после прибытия в Румынию, что представители санитарных служб оправданно связывали с широким распространением в этой стране проституции и легальных публичных домов