. Наиболее активный период использования торфа начался с 1920-х гг. в Советской России. В качестве топлива он хорошо зарекомендовал себя в годы Гражданской войны, когда затруднены были поставки угля с Донбасса. Поэтому, когда приступили к реализации плана электрификации страны, торф стали активно внедрять в качестве топлива в местах, где были его месторождения [1060]. Так, в соответствии с планом ГОЭЛРО в 1922 г. на крупном Ляпинском массиве под Ярославлем была начата добыча торфа гидравлическим способом, а в 1923 г. началось строительство Ляпинской торфяной электростанции. В 1926 г. она вступила в строй. В годы сталинских пятилеток было построено еще несколько торфяных электростанций, послуживших основой для образования энергосистемы области. По сути, каждый новый завод или фабрика нуждались в источнике электроэнергии, что обусловило рост добычи торфа и строительство новых торфопредприятий. В июне 1933 г. в целях совершенствования руководства и приближения управления торфопредприятиями в городе Ярославле был создан Ярославский государственный торфяной трест «Яргосторф». Он объединил самые крупные разработки торфа.
К 1940 г. все теплоэлектростанции Ярославской, Ивановской, Владимирской, Кировской и Калининской областей работали на торфяном топливе. Кроме того, торфяное топливо достигло 20–40 % в топливных балансах энергосистем Мосэнерго и Ленэнерго. В годы войны торфяная отрасль, по сути дела, спасла от энергетического голода блокадный Ленинград и промышленные предприятия регионов, где осуществлялась торфодобыча. Только снабжение действующих электростанций торфом могло обеспечить электроэнергией предприятия, переведенные на выполнение военных заказов. Исторически сложилось четыре способа добычи торфа:
• гидроторф (залежи торфа размываются струей воды под высоким давлением и затем всасываются торфососом);
• фрезоторф (добыча производится за счет измельчения торфа фрезерным барабаном);
• экскаваторный (кусковой);
• резной (старый, кустарный способ добычи торфа путем ручной или механической резки торфовых кирпичей).
После обнаружения в Сибири во второй половине XX в. месторождений природного газа и нефти добыча торфа начала снижаться. Но даже при этом на 1989 г. в СССР добывалось около 90 % торфа от общемирового объема. Резкий спад добычи торфа произошел после распада СССР. В современной России в качестве топлива для тепловых электростанций активно используют газ, нефть и уголь.
Шли по вербовке и по набору
На торфопредприятиях Ярославского края во время Великой Отечественной войны, как и в других областях производства, в основном работали женщины, девушки, а также девочки-подростки и дети. Их и называли словом «торфушки». Вокруг этого явления сложился собственный мир со своими нормами, распорядком и лексикой. Эта субкультура, кажется, совсем ушла в прошлое, однако оставила глубокий след в судьбе и личной жизни ее участниц.
Вообще, «на торфе» в годы войны в Ярославской области работало от 13,5 до 13,6 тыс. человек[1061]. Главными труженицами были молодые девушки – деревенские, малообразованные, но с детства привыкшие к тяжелому физическому труду. Забирали их «по набору», «по вербовке» на торфопредприятия, селили в самых захудалых бараках, на окраинах. Так, например, они жили в поселении на Черной Гриве – разрабатываемом торфяном массиве за Ярославлем[1062]. Грива кишела змеями, а построенные кое-как бараки не спасали ни от холода, ни от жары. Труд на торфоразработках носил сезонный характер, поэтому, отработав сезон, люди возвращались на место жительства и прежнюю работу, тем более что труд «на торфе» юридически не освобождал тех же колхозников от выработки трудодней и сдачи государству продуктов с личного приусадебного участка. Этот труд привлекал сезонников тем, что за него платили реальными деньгами, которые можно было потратить на семью или свои нужды, а также тем, что руководство подобных предприятий не особенно интересовалось их биографией. Лидия Жирнова, работавшая на Забелицком предприятии (с 1943 г. главное в обеспечении отопления Ярославля), вспоминает о том, какие стимулы существовали для интенсификации этого тяжелого труда: «С 4 часов утра до 20 вечера, выполняли по три-четыре нормы. К этому нас не принуждали. А стимул был: дополнительная пайка хлеба да пять метров ткани за выполнение нормы, почти каждый квартал выдавали денежные премии. Зимой торф по узкоколейке возили в корпуса, баню и прачечную. Зимой колею заметало, фуры с торфом сходили с рельс. Поднимали всей бригадой – дух вон»[1063].
Об условиях вербовки, категориях работников и мотивации труда на подобных предприятиях вспоминает Артем Константинович Кресин (1930 г. р.), получивший опыт работы на предприятии «Назия» Кировского района Ленинградской области в 1950-е гг.: «В те послевоенные годы условия для вербовки были почти идеальные. Во-первых, царствовала командная система. Приходила директива в соответствующий райком, далее в сельсовет, строили ровными рядами парней или девушек и отправляли по назначению. Во-вторых, в колхозах люди работали практически бесплатно, а “на торфах” могли заработать хоть какие-то копейки. И в-третьих, вербовка давала шанс убежать из колхоза, получить паспорт и стать полноправным гражданином. Поскольку эта система распространялась на лесозаготовки, шахты и другие организации, где требовалась мужская рабочая сила, на долю торфопредприятий оставались в основном женщины. Как временные работницы, присланные практически по принуждению, женщины эти занимали нижнюю ступень в табели о рангах работников предприятия, и отношение к ним было крайне неуважительным, да и звали их совсем пренебрежительно – “торфушки”. Я не знаком с тогдашними способами вербовки женщин на местах, но думаю, что доброты там было немного. Вербовка проводилась в основном из Орловской, Курской, Тамбовской и Воронежской областей. Первые эшелоны начинали приходить в апреле. Девушки старались держаться стайками по принципу землячества, все для них было новое, непривычное. Многие впервые покинули родную деревню. Но были и такие, которые вербовались уже не первый раз. На лицах большинства – растерянность, страх перед неизвестностью. В центральном поселке они проходили медосмотр, баню. Затем их развозили по рабочим поселкам»[1064].
На 80 % это был ручной труд
На 80 % труд был ручной[1065]. Когда разлитое на полях месиво подсыхало, формовочные тракторы разрезали его на куски, а торфушки начинали укладывать их сначала «змейкой» для дальнейшей просушки, потом «поленницей», потом в 250-метровые штабеля, затем грузили в вагончики узкоколейки. Каждую копейку они откладывали про запас, питались в основном хлебом, рыбой и водой, зачастую столовых не было. Зинаида Глебова, с 16 лет проработавшая на торфянике «Баландино» в 1942–1943 гг., рассказывает о более разнообразном рационе. Она вспоминает, что работали посменно по четыре часа: «Выдавали инструменты: совок, лопату и доску, на которую стелили торф, пока он не высохнет, затем его складывали в штабеля. Кормили нас американской тушенкой, омлетом. За хорошую работу, выполнение нормы присваивали 1-ю категорию на питание и давали по 300 граммов хлеба и бутылочку винца»[1066].
На сушке торфа помогали и школьники, что считалось «общественно полезным трудом». Они работали трактористами, машинистами и помощниками машинистов паровозов, гидромониторщиками, каръерщиками, водопроводчиками, корчевали лес, рыли канавы и переносили рельсы временных железнодорожных путей. Как указывали в отчетах о работе школ в войну ответственные чиновники: «Не всегда общественно полезный труд детей был связан с педагогическими задачами школы, не всегда эти вопросы продумывались педагогическими коллективами, часто не исходили из общего плана школы, классного руководства. Общественно полезный труд детей мало поощрялся»[1067]. Так, согласно официальной статистике в 1941 учебном году на торфоболотах работали 285 учащихся[1068]. Их труд требовался и когда стали применять гидромашины. В карьерах вымывали торф, качали в поле, формовочный механизм резал его на кирпичи. Но чтобы просушить, их надо было перевернуть руками – каждый. Районная газета тех лет отмечала ударную бригаду Лизы Новиковой – 57 ребят из 5-6-х классов[1069]. Только после войны этот способ добычи и обработки торфа заменил фрезерный, людей – комбайны. Валентина Титова из деревни Коромыслово Ярославской области, которой в 1941 г. было 11 лет, вспоминает: «Каникул не было. Нас вывозили в колхозы на открытых грузовых машинах, весной – на посадку, затем – на прополку, летом – на торфяники, переворачивать брикеты…»[1070]
Мобилизации подлежали все с 16 лет
В годы Второй мировой войны, когда угольные районы были отрезаны немецкими войсками, а до нефти на Кавказе было не добраться, торф стал стратегическим сырьем. 13 февраля 1942 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве». Мобилизации подлежали мужчины от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет. Регулярно мобилизации проводились и в сельское хозяйство, и «на торф». В год по мобилизации призывалось по 10–12 тыс. подростков по области. Так, за 1943–1945 гг. на торфоразработки было отправлено 6 тыс. комсомольцев[1071]