[1080]. Кроме того, важно подчеркнуть, что энергетика была единственной отраслью народного хозяйства области, валовый продукт которой в годы войны смог не только достичь уровня 1940 г., но и превзойти его в 2,2 раза. Вообще, преодолели уровень 1940 г. только швейная (165,7 %) и кожевенно-меховая и обувная (103,4 %) отрасли[1081]. Здесь конечно сказались результаты работы Угличской и Рыбинской ГЭС, тем не менее огромное значение для тыла имели торфопредприятия при всем примитивном, экстенсивном характере труда на них.
При этом эта часть советской военной экономики оказалась совершенно забыта, в отличие от коммемораций о работе на лесоповале или добыче угля. Нет памятников работникам торфопредприятий, о них не снято фильмов, на фасадах домов нет памятных досок и особого профессионального праздника тоже нет. Возможно, этому способствовало и то, что торф как топливо совершенно исчез из нашей жизни, а торфопредприятия в той же Ярославской области к 2010 г. закрылись одно за другим: Купанское, Берендеево, Ивановское, Захарово-Годеновское и Вареговское. В 2016 г. прекратило свою работу последнее – Макеиха-Зыбинское в Некоузском районе. Еще в 1980-х гг., во время расцвета, оно давало до миллиона тонн торфа в год, а многокилометровые карты выработки были видны из космоса. Населенные пункты «Поселок 1» и «Поселок 2», где жили рабочие с торфоразработок Ростовского района, были отмечены на первых картах Ярославской области. Сейчас эти поселки исчезли и с карт, и с лица земли.
Свидетельства партизан как источник информации о преступлениях нацизма в Ленинградской области
Валерий Геннадьевич Колотушкин
заведующий отделом по научно-информационной работе и переводу документов на открытое хранение Государственного архива новейшей истории Новгородской области
Аннотация. В статье рассмотрены документы и печать партизанских формирований Ленинградской области, в которых содержится информация о злодеяниях немецких захватчиков, их союзников и пособников. Собранные факты были использованы партизанами и подпольщиками при подготовке пропагандистских материалов, газет и листовок. Большое значение свидетельские показания партизан имели в работе комиссий по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.
Ключевые слова: Ленинградская область, партизанское движение, оккупация, злодеяния, военные преступления.
75 лет назад завершилась Великая Отечественная / С/война. С начала июля 1941 г. в течение двух месяцев немецкие войска и их союзники постепенно оккупировали значительную часть Ленинградской области, в том числе города Остров, Псков, Порхов, Новгород, Чудово, Старую Руссу, Лугу, Красногвардейск и другие. Важнейшей задачей партийных и советских органов области в этих условиях стало сохранение связи с населением, оставшимся за линией фронта, а также постоянное изучение положения на оккупированной территории. Большую роль в ее выполнении играли партизанские отряды и группы, формирование которых в Ленинграде началось уже в конце июня 1941 г. В конце июля – августе 1941 г. в южном Приильменье были сформированы несколько партизанских бригад, которые занялись освоением своих районов действий (2-я, 3-я Залучская и 1-я Особая).
Донесения партизан, среди которых находились партийные и советские руководители захваченных территорий довоенного времени, на длительный период оказались основным источником информации о положении в оккупации. Они создавали картину установленного гитлеровцами жестокого административного режима, сообщали об учете населения оккупантами и ограничении передвижений. Комментируя развертывание широкой сети вражеской агентуры, партизанское руководство отмечало, что «через них оккупационные власти держат население в повседневном страхе, беспощадно расстреливая подозреваемых в связях с партизанами и большевистскими работниками»[1082].
В силу безжалостных законов войны мирное население Ленинградской области нередко оказывалось в центре противостояния между гитлеровцами и партизанами. Неся потери от действий народных мстителей, захватчики всю ярость своего гнева обрушивали на самых беззащитных – за гибель каждого оккупанта расплачивались десятки женщин, детей и стариков. Партизаны открыто признавали, какую опасность их деятельность представляет для местного населения. «Очень часто только за посещение партизанами уничтожаются полностью целые деревни, а жители расстреливаются или угоняются в Германию», – писал в докладной записке от 4 апреля 1943 г. М. Н. Никитин[1083]. В докладной записке от 14 марта 1942 г. командир 3-й Залучской партизанской бригады (ПБ) И. И. Иванов сообщал, что после проведенной Залучским отрядом в ноябре 1941 г. операции по нападению на немецкую автоколонну гитлеровцы в течение четырех дней сожгли 12 деревень в южной части Залучского района и расстреляли 72 человека – мужчин от 18 до 70 лет[1084] (в своих показаниях один из обвиняемых на Новгородском судебном процессе 1947 г. оберфельдфебель В. Моль сообщал, что было расстреляно «примерно 150 человек»[1085]). 3 декабря 1941 г. после подрыва партизанами моста у д. Лисичкино Поддорского района нагрянувшим карательным отрядом было арестовано два человека, которых увезли в д. Соколье и после пыток расстреляли[1086]. 30 ноября 1941 г. в д. Бураково Поддорского района, где несколькими днями ранее партизаны провели собрание, прибыли каратели. Последние были обстреляны из леса при подъезде к деревне. Ворвавшись в деревню, немцы арестовали председателя сельпо и семью (жена и четверо детей) бригадира колхоза В. Петрова, ушедшего в партизаны.
Все шесть человек были сожжены в доме Петрова, всего в деревне каратели сожгли восемь домов с имуществом[1087].
«С конца осени 1941 года за каждым заходом народных мстителей в деревни следовала жестокая расправа немцев с жителями, – с горечью констатировал бывший партизан И. И. Крутиков и отмечал: – Прифронтовые партизаны Ленинграда первыми отказались от пагубных заходов в деревни за продуктами, спасая местных жителей от расправ, голодали сами. А когда становилось невтерпеж, переходили линию фронта»[1088]. Например, в полосе Волховского фронта летом 1942 г. получить помощь продуктами было крайне трудно: в деревнях, особенно вблизи гарнизонов, был установлен строгий режим перемещений, немцы запрещали крестьянам выходить в поле в одиночку, лица без удостоверения личности подлежали расстрелу[1089]. Как писал новгородский партизан Н. С. Чернецкий, когда в июле отряд А. И. Сотникова остановился в Тосненском районе, «вместо соли крест[ьяне] прислали немцев»[1090]. Но были и обратные случаи: 22-летняя девушка, узнав, что новгородские партизаны выходят из окружения и 17 дней живут без хлеба и соли, «отдала из последних запасов, что имела: немного соли и 1–2 сухаря», которые были разделены между товарищами[1091].
Следует подчеркнуть, что ответственность за карательные акции несут их организаторы и участники. Документы свидетельствуют, что, вступив на советскую землю, немцы сразу начали проводить политику истребления мирного населения, и развитие партизанского движения во многом было не причиной, а следствием безжалостных действий противника.
Зверства карателей и грабительская политика оккупантов находили отражение в агитационных материалах партизан и подпольщиков. Но, с другой стороны, именно разнузданное насилие захватчиков первоначально привело советские политические органы к недооценке собственной контрпропаганды. Так, начальник Политуправления Северо-Западного фронта в ноябре 1941 г. полагал, что немцы сами оттолкнут от себя население «убийствами, грабежами, насилием, которые они чинят в оккупированных районах»[1092].
Уже с 1942 г. советская пропагандистская работа в тылу врага велась с учетом местной специфики, часто была ориентирована на конкретных людей, возросли степень достоверности и эффективность информации[1093]. На «свежесть материала и учет местных условий» как главное условие успеха пропаганды и агитации указывал еще доклад Политуправления Северо-Западного фронта от 25 августа 1941 г.[1094] Во время встреч за линией фронта говорили не только представители советского сопротивления – партизаны и подпольщики активно собирали любые сведения от мирных жителей, в том числе о преступлениях оккупантов[1095]. Дедовичская подпольная ячейка Л. С. Цвенской выпустила листовку, в которой нашел отражение факт гибели замученных немцами 30 колхозников из д. Сойки[1096]. Отдельные фамилии приводились в газете Уторгошского райкома ВКП(б) «Сталинский путь», выпущенной Лужским межрайонным партийным центром в тылу врага в январе 1943 г.[1097]: «В Уторгошском районе замучены и расстреляны десятки лучших людей, среди них учитель Красницкой школы тов. Соколов, комсомолец т. Алексеев, предколхоза тов. Тимофеев и многие другие»[1098].
Осенью 1942 г. большое внимание в пропагандистской печати было уделено срыву немецких планов сельскохозяйственных поставок: в газетах и листовках сообщались многочисленные факты изъятия нового урожая, а сельских жителей призывали убирать и прятать урожай