Через какое-то время после допроса Мераба и Бориса привозят на берег горной реки. «На той стороне возле моста стоят черные „Волги“, военные и штатские в черных плащах. С этой стороны черные „Мерседесы“, военные и штатские тоже в черных плащах. Шпионов выпустили одновременно. С советской стороны — Боря Чиж (Мераб пропустил его первым). Посредине моста, когда шпионы поравнялись, Боря подмигнул негру. Негр улыбнулся. А когда Боря оказался на советской стороне, военные и штатские в плащах вдруг бросились к нему, стали обнимать и хлопать по спине.
Пошел по мосту и Мераб. Когда дошел до середины моста, все на советской стороне, включая Борю, расселись по машинам и поехали.
А советский пограничник опустил шлагбаум и сказал:
— Нельзя.
Мераб пошел обратно в Турцию, но и на турецкой стороне все расселись по „Мерседесам“ и уехали. И турецкий пограничник опустил шлагбаум и сказал:
— Нельзя.
Справа турецкая граница, слева советская, а посреди моста сидит Мераб. Фильм заканчивается».
«Помню, я долго сомневался по поводу сценария „Паспорта“, — вспоминал Данелия. — Министром кинематографии Союза тогда был Камшалов, он мне сказал: „Ты позвони в КГБ, если там дадут ‘добро’, то делай“. Я спросил его: „Кому конкретно звонить?“ Он ответил: „Не знаю…“ Помог Карен Шахназаров, который дал мне номер телефона. Я позвонил, представился. Мне говорят: „Приезжайте, расскажите, что вам нужно“. Я поинтересовался: „А по телефону нельзя?“ В ответ услышал: „Вы что, боитесь, что ли?..“ „Боюсь“, — говорю. „Кто будет играть агента КГБ?“ — полюбопытствовал собеседник. „Либо Михалков, либо Янковский“. „Если интересует наше мнение — Янковский“. Я спросил: „Это приказ?“ „Нет, пожелание…“ Оказалось, я разговаривал с самим Крючковым (в те времена — шеф КГБ СССР)».
Но уже в процессе съемок Данелия передумал делать Бориса агентом КГБ. С таким финалом, как подумалось режиссеру, акцент чересчур смещается на Чижа — и вроде как он становится главным героем, тогда как «Паспорт» затевался, чтобы рассказать историю Мераба.
В результате никакого Бориса Мераб в турецкой тюрьме не встречает, а отсиживает там год — и выходит к границе с Грузией. Он заходит по пояс в реку, поднимает руки и громко говорит по-грузински: «Не стреляйте в меня, братья!» И снова — вспышка фотокамеры, снимающей Мераба, как при первом аресте. Так заканчивается картина «Паспорт» в действительности.
Думается, Данелия еще и подсознательно чувствовал, что сделать Бориса Чижа (роль которого и впрямь исполнил Олег Янковский) кагэбэшником будет несколько натянутым и фальшивым. Можно ли представить, чтобы на ГПУ или НКВД работал Остап Бендер? А Чиж, как уже сказано, его ближайший родственник.
Как минимум одна сцена «Паспорта» даже дает конкретную аналогию с «Двенадцатью стульями» (а именно с последним спичем Бендера, обращенным к Воробьянинову, в заключительной главе романа: «А возьму я вас, Кисуля, к себе в секретари. А? Сорок рублей в месяц. Харчи свои. Четыре выходных дня… А? Спецодежда там, чаевые, соцстрах… А? Подходит вам это предложение?»):
«Борис, не отрываясь от балалайки, спросил Мераба:
— Английский откуда знаешь?
— В иняз поступал. Ва! Это же виноград! Гляди, у них виноград тоже растет.
Борису пришла в голову интересная мысль:
— Слушай, есть деловое предложение: иди ко мне секретарем. Питание бесплатное, проезд и суточные: пять долларов в день.
Но Мерабу было не до Бориса.
— Смотри, смотри: „Феррари“! 500 километров может дать.
Борис похлопал его по плечу:
— Ты лучше сюда посмотри, мой друг.
Он снял крышку балалайки, залез внутрь и достал оттуда туго перевязанную бечевкой пачку долларов.
— Совместное предприятие: балалайка советская, доллары мои!
Мераб смотрел на зеленую пачку, открыв рот.
— Ну что? Едем на Гавайи? — Борис был явно доволен произведенным эффектом.
— А ты разве не в Израиль? — удивился Мераб.
— Я? К иудеям? Побойся Бога! Что я там забыл? Я потомственный дворянин. Племянник графа Юсупова. Справку показать?»
Пристрастие к эффектным жестам, бравирование своим происхождением, холерическая неусидчивость и предприимчивость: чем Борис Чиж — не Бендер?
Именно за счет этого персонажа первая половина «Паспорта» выглядит отменной комедией — одной из веселейших в творчестве Данелии.
«Мераб дремал, сидя у окна. На табло зажглась надпись: „Не курить. Пристегнуть ремни“. Самолет со стуком выпустил шасси.
Сверху спустилась рука и надела ему на голову „ермолку“.
— На! С тебя семь шекелей. — Боря опустился в соседнее кресло. Его голову украшала такая же шапочка. Мераб снял ермолку и стал рассматривать.
— Да, пока не забыл. Я тут с одним малым договорился. Он тебе бесплатно обрезание сделает, — с сердечным видом сказал Борис.
— Отстань!
— Тихо, кацо, не дергайся. Ты теперь еще одну границу нарушил. Усек? Надень шапочку и будь примерным иудеем.
Мераб посмотрел на ермолку, тяжело вздохнул и надел ее себе на макушку. Сзади в щель между креслами высунулся бородатый мужчина:
— Я извиняюсь, а эти шапочки они всем дают?
— Нет, только партийным, — отвечает Мераб».
(В фильме последняя реплика передана Борису как более органичная именно для этого, наиболее остроумного в картине персонажа.)
Конечно, презабавные сценки и диалоги там будут и потом:
«Мама закричала вслед Мерабу:
— Товарищ шпион! Вам из Грузии звонили, просили, как появитесь, срочно на работу позвонить.
Мераб повернулся обратно к дому.
— Нет, нет, только не от нас, — категорически заявила мама. — Изя будет сердиться. Идите к советским консулам. Они вас как шпиона обязаны соединить бесплатно».
Но чем ближе к заключительным сценам фильма, тем «Паспорт» становится все горше и трагичнее. Печально даже завершение сюжетной линии с Семеном Клайном, который поначалу казался персонажем скорее комическим. Эта роль писалась на Евгения Леонова, но он пережил сердечный приступ — и врачи настрого запретили ему лететь в жаркий Израиль. Клайна превосходно сыграл Армен Джигарханян.
В сценарии присутствовала также отчетливая романтическая линия, чего в данелиевских фильмах толком не было со времен «Мимино». Здесь главный лирический женский образ (главный комический — ершистую и напористую жену Якоба Ингу — воплотила Наталья Гундарева) — это американская журналистка Джейн, делающая репортажи для журнала «Америка» и для радиостанции «Голос Америки».
«Джейн шла мимо разноцветных ящиков.
— Джейн…
Джейн остановилась. Мераб подошел к ней. Некоторое время смотрели друг другу в глаза.
— Что? — спросила Джейн.
— Вы мне снились.
Джейн улыбнулась:
— В офицерской форме? С погонами?
— Нет, в белом платье…
— Правда?
— На этот раз правда.
И он привлек ее к себе. И в этот момент из холодильника разлились громкие звуки аккордеона. Джейн вздрогнула и отстранилась от Мераба. Тот тяжело вздохнул.
— Синенький скромный платочек! — запел Сеня басом из холодильника.
— Вы идите к нему, а то он напьется, — сказала Джейн и пошла.
Возле калитки Джейн обернулась и помахала ему рукой. Она стояла на фоне заходящего солнца, удивительно красивая и нереальная. Похожая на волшебный сон, который может присниться один раз в жизни».
Именно этой сцены в фильме, однако, нет — может быть, потому что сыгравшая Джейн израильская актриса Шэрон Брэндон не очень-то похожа на «волшебный сон».
Что касается юмора, то в заключительных сценах картины его уже допустимо назвать черным:
«По тюремному коридору в сопровождении надзирателя шел обросший, похудевший, прихрамывающий на одну ногу, Мераб. Навстречу ему провели какого-то курчавого марокканского еврея с ермолкой на голове.
Афиша советско-французского фильма Георгия Данелии „Паспорт“ (1991)
Мераб посмотрел ему вслед, вытащил из кармана ермолку и тоже напялил на макушку.
Надзиратель открыл дверь камеры и впустил его внутрь.
По камере из угла в угол расхаживал мужчина с черными взлохмаченными волосами и диким взглядом.
— Шалом! — поздоровался Мераб.
Мужчина посмотрел на него волком и снова зашагал по камере.
— Завтрак уже был? А то меня в госпитале не покормили. — Мераб был настроен доброжелательно.
Тот опять ничего не ответил.
— А тут наша еврейская еда? — попытался разговорить его Мераб.
Сокамерник возвел глаза к небу.
— Да простит меня Аллах!
Он кинулся на Мераба, схватил его за горло, повалил на пол и начал душить.
Дверь распахнулась. В камеру вбежали двое надзирателей.
Надзиратели провели Мераба по коридору, открыли дверь и втолкнули в другую камеру.
Наученный горьким опытом, Мераб спрятал ермолку в карман.
В камере двое курчавых парней играли на полу в кости. На нарах, отвернувшись к стене, лежал здоровенный детина.
— Салям-алейкум, — поздоровался Мераб.
Детина повернул голову.
— Что?
— Аллах акбар, — сказал Мераб.
— Понятно. — Детина слез с нар и встал во весь свой огромный рост. На его груди сверкала шестиконечная звезда Давида».
Наверное, именно некоторая безысходность, ощущаемая в иных сценах, привела к тому, что «Паспорт» отнюдь не стал таким же любимым в народе фильмом Данелии, как большинство предыдущих его творений (исключая прежде всего еще более меланхолическую картину «Слезы капали»).
В «Паспорте» ощутимо и влияние перестройки, режиссерское желание соответствовать духу времени. Однако для Данелии, в отличие от большинства его коллег, это влияние не стало тлетворным, а обращение к злободневности не повредило художественности. «Паспорт» — тот редкий фильм последних лет существования СССР, который вовсе не воспринимается как мрачная весточка из времен, когда страна и отечественное искусство пребывали в глубоком кризисе. В год, когда Эльдар Рязанов снимал угнетающие «Небеса обетованные», а Никите Михалкову впервые серьезно изменил вкус в его опусе «Урга. Территория любви», Данелия выдал еще одно свое прекрасное произведение. Положим, не абсолютный шедевр, но уж точно добротное кино, к которому невозможно придраться ни в одном отношении. Перестроечные ленты уровня «Паспорта» были на вес золота — тем ценнее их место в истории и в сознании современного ценителя киноискусства.