Вадим нанимает баржу «Фортуна» (в сценарии — «Афродита») для перевозки груза — 20 тонн питьевой воды — от Нижнего Новгорода до Твери. По пути «Фортуна» ненадолго останавливается в деревне Погореловке, где Вадим венчается в церкви с Машей. Это путешествие и составляет сюжет фильма, конечно, сразу отсылающий к «Совсем пропащему», львиная доля которого — передвижение Гека, Джима, Короля и Герцога по Миссисипи.
Безусловно, приключения пассажиров «Фортуны» не настолько драматичны, как у Марка Твена, но пресловутые «расхожие обстоятельства конца девяностых» тоже привносят в содержание ощутимый горький привкус.
В то же время такого легкого (то есть не траги-, а скорее просто комедийного) фильма у Данелии не было со времен «Мимино». Будь «Фортуна» снята лет на 20 раньше, она, вероятно, и вовсе оказалась бы столь же бесконфликтной, как «Я шагаю по Москве».
Критики много писали о некой будто бы старомодности «Фортуны», но на самом деле ни одну сцену отсюда невозможно представить в доперестроечном кино. Мыслимо ли вообразить, например, что через заслон советских редакторов-ханжей могла просочиться такая сцена:
«Вадим. Капитан! Прошу прощения, идиотская ситуация возникла.
Фома резко поднимается.
Фома. Что случилось?!
Вадим. Она не дает.
Фома. Кто?
Вадим. Маша!
Фома (успокаивается). А-а… Бывают у женщин такие периоды.
Фома укладывается поудобней.
Вадим. Да нет! Она зациклилась, что поп еще чего-то должен был спеть. А поп слинял!.. Фома Арчилыч, дожените нас!
Фома. Я?.. Я не священник, Вадим… Потерпи.
Вадим. Капитан, вы — капитан?
Фома. Ну?
Вадим. А капитан на судне имеет право и судить, и хоронить, и женить! Войдите в положение, Фома Арчилыч! Как мужчина мужчину прошу!»
Это фрагмент сценария — в фильме поженить Вадима и Машу вообще просит подросток Толик:
«Толик. Арчилыч, она ему не дает.
Фома. Кто?
Толик. Ну Машка — говорит, мол, матушке обещала перед смертью, что невенчанная никому не даст, а поп чего-то не допел да смылся.
Фома. Твое-то какое дело?
Толик. Ну как какое?! Спать не дают! „Бу-бу-бу, бу-бу-бу, люблю — пусти, люблю — пусти“… Арчилыч, пожени их! … Ну как мужчина мужчину прошу — зарегистрируй!»
Именно Толик — самый активный, деятельный и во всех смыслах деловой герой фильма; он же — и основной источник комического в повествовании.
Из любимого Данелией чисто визуального юмора запоминается прежде всего «алый парус», который по совету Толика подняли на «Фортуне» в честь невесты Маши, ждущей жениха на берегу:
«Толик и Вадим тянут за веревки.
Вверх по мачте ползет перекладина.
К перекладине прикреплен парус, наспех сшитый из красных матерчатых транспарантов, с которыми в разные времена ходили на демонстрации и митинги. Поочередно появляются лозунги, начертанные на кумаче: „СЛАВА ТРУДУ!“, „ДОЛОЙ ЕЛЬЦИНА!“, „НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ“, „УЧИТЕЛЯ ТОЖЕ ХОТЯТ ЕСТЬ!“, „ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТОВАРИЩ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ БРЕЖНЕВ!“, „ПРАВИТЕЛЬСТВО ПОД СУД!“ и т. д.».
А вот эту замечательную сцену — типичный для Данелии пример легкого поэтического абсурда — снять, к сожалению, не удалось:
«Рассвет. Баржа причалена к паромному съезду. Мощный автокран опускает на берег контейнер, извлеченный из носового трюма. Рядом с краном возле джипа стоят двое в черных костюмах. Едва контейнер касается земли, мужчины открывают запоры и отодвигают стенку. Из контейнера появляется еще один (третий), в костюме жокея, под уздцы он выводит красивого белого коня, запрыгивает на него и мчится прочь по степи в сторону восхода. За ним, поднимая пыль, катят джип и автокран. Откуда этот конь? Кто эти люди? Мы так и не объясняем».
Не вошла в фильм и мимолетная пародия на бразильский сериал, который мог бы послужить достойным преемником псевдоиндийского фильма «Разбитое сердце» из «Мимино»:
«Петрович берет пульт и включает телевизор.
По телевизору, укрепленному где-то под низким потолком, передают бразильский сериал.
Пышная полуголая барышня в чулках на черных резинках надвигается, виляя бедрами, на старого богатея, сидящего в кресле.
„О, Дон Педро, Дон Педро, — приговаривает героиня. — Я не прошу у вас состояния. Я молю о единственной ночи любви…“ И она брякается всем своим немалым весом на колени к старику.
Петрович. Опять врут! Сейчас никто на резинках чулки не носит! Сейчас все в колготках ходят…
Фома. Плюнь, Петрович. Выключи.
Петрович. Только плеваться и остается…»
А вот этот эпизод из сценария Данелия, скорее всего, посчитал слишком для себя дурашливым:
«Маша. …Фома Арчилович, я вот люблю грузинские песни, когда они на разные голоса поются. Исполните, а?
Фома. Машенька, как я могу один на разные голоса петь? Давай так… (Маше.) Ты бери „ми“… (Тянет ноту.) Я буду „до-о“… А Вадим с Петровичем басы. „Соль“… И — начали!
Фома берет свою ноту.
И все подхватывают в унисон.
Фома (начинает петь): „Во поле береза стояла…“
Маша (прерывается): Стоп, какая же это грузинская?
Фома. Вы же в унисон поете!.. Давай иначе. Ты начинай, а я подхвачу в терцию.
Маша (поет): „Во поле береза стояла“.
Фома (подхватывает). „Во поле кудрявая стояла“.
Вадим и Петрович (затягивают басами). „Люли-люли, стояла“.
Песня действительно начинает звучать на голоса. Солисты увлекаются ею. Фома начинает отбивать грузинский ритм ладонями по столу.
В кубрик заглядывает Толик и с выкриком „Ас-са!“ заскакивает в комнату и начинает изображать нечто, похожее на лезгинку.
Фома и Петрович одновременно смолкают и округлившимися глазами смотрят на танцующего отрока.
Фома (опомнившись). Э!.. А кто за штурвалом?
Толик (отмахивается). Прямой участок, Арчилыч. На автопилоте идем.
Фома и Петрович бросаются прочь из кубрика».
Законченный сценарий очень быстро нашел своего продюсера — им оказался бывший директор «Мосфильма» Владимир Досталь, который в 1998 году возглавил компанию «КиноМост». Именно под ее эгидой была поставлена не только «Фортуна», но и «Старые клячи» Эльдара Рязанова (оба фильма увидели свет в 2000 году).
Впрочем, и на «Фортуне» съемочная группа существовала в режиме сравнительно суровой экономии (хотя, понятно, и не такой, как при постановке «Орла и решки»). «Мы посчитали — больше миллиона, заказчики насчитали 950 тысяч, а дали 730, — не сетовал, а лишь констатировал Данелия в интервью, данном вскоре после окончания съемок. — Баржу мы просто купили — хорошо, она стоила, как „Жигули“. К счастью, многие нам помогли просто за „спасибо“: Московское пароходство, УВД и предприниматели из Нижнего Новгорода. Даже цепь золотую, громадную, с крестом, которая висит на шее у Владимира Ильина, одолжили наши нижегородские друзья. Я очень боялся ее потерять и все время таскал в кармане».
Ильин сыграл небольшую роль «нового русского», любимица Рязанова Ольга Волкова — еще более эпизодическую продавщицу… Все прочие «неглавные» герои вовсе не запоминаются, но это и ни к чему, поскольку пятерка ключевых персонажей удалась на славу.
Вадимом стал тридцатилетний Алексей Кравченко, Машей — пятнадцатилетняя Дарья Мороз, но на экране этой разницы в возрасте совершенно не видно. Тринадцатилетний Василий Соколов (Толик) попал на площадку к Данелии со сцены Московского драматического театра им. А. С. Пушкина, где он играл Джима Хокинса в спектакле «Остров сокровищ». Актером Соколов не стал — «Фортуна» так и осталась его единственной киноработой.
Афиша фильма Георгия Данелии «Фортуна» (2000)
Из тех, кто играл в «Фортуне», наиболее подробно вспоминает о съемках Алексей Кравченко: «Когда я узнал, что меня в свой фильм „Фортуна“ позвал сам Данелия, от счастья не мог найти себе места. Начались съемки и так получилось, что я пару-тройку раз опаздывал минут на десять. Георгий Николаевич сначала молчал, а потом спокойно, не повышая голоса, сказал: „Еще раз опоздаешь, можешь больше не приезжать“. Вроде ничего особенного, но меня как будто током пронзило. Конечно, с того момента я стал приходить заранее, чего бы мне это ни стоило.
Работать было интересно, еще интереснее за ним наблюдать. Он, безусловно, абсолютный мастер, но пока у него не родилось внутри, пока он не придумал сцену, он к съемкам не приступал. При этом он мог не смущаясь сказать, что пока не знает, как снимать следующую сцену. Характер у него был не мягкий. Он всегда точно определял, что именно нужно. Конечно, дальше ты начинал в данном рисунке что-то придумывать, импровизировать, но рука мастера все равно тебя вела.
Он очень редко что-то показывал. Но однажды был случай, когда он решил помочь одному актеру сыграть жестокость. Я, ни о чем не подозревая, стоял рядом, как вдруг он вцепился мне в горло, тыча пальцами вместо пистолета. Он почему-то решил, что показать лучше всего на мне. Все на площадке напряглись. Я-то уж тем более, потому что это было весьма ощутимо. Вначале все вытянулись по струнке, а потом стали смеяться. Когда человек серьезен, он специально не смешит, а ты при этом падаешь от смеха, потому что это — ну очень смешно.
Он был скуп на похвалы. Мог сказать: „Молодец!“ И это надолго звучало музыкой в твоих ушах.
Снимали мы в основном на корабле. Плавать приходилось много. По команде прыгали в воду. Потом круги бросали, вылавливали друг друга. Данелия стоял на палубе, он, по-моему, даже в шлюпку никогда не садился. Мэтр есть мэтр.
Корабль шел по реке. К берегу мы подходили редко. Группа жила в замкнутом пространстве. Еда — макароны по-флотски. Чтобы сойти на берег в свободное от съемок время, надо было, как такси, поймать пролетавшую мимо ракету. Катер останавливался, полчаса швартовался. До Нижнего Новгорода он тебя доставлял, а чтобы вернуться, нужно было все рассчитать, потом уговорить капитана, чтобы он пришвартовался к нашему кораблю. В общем, пару раз съездишь, третий не захочется, да и опоздать опять же боишься. С тех пор я вообще никогда не опаздываю».