Тридцать шесть лет Георгий и Галина прожили вместе душа в душу. Среди героев данелиевских фильмов столь прочных союзов практически не встретишь, хотя, конечно, хочется верить, что долго и счастливо будут жить Коростелев и Сережина мама («Сережа»), что все получится у Володи и Алены («Я шагаю по Москве»), Афони и Кати («Афоня»), Саши и Насти («Настя»), Олега и Зины («Орел и решка»).
А втайне желается уповать и на то, что каким-то невозможным, невероятным, волшебным образом будут счастливы даже и герои «Осеннего марафона» — и Алла, и Нина, и неприкаянный Бузыкин. Обрел же в итоге комфорт и покой тот, кто его создал-срежиссировал и кто видел в нем почти незамутненное собственное отражение.
Глава тринадцатая«ОДОЛЕВАЛИ ЦЕНЗУРНЫЕ СТРАХИ…»
«Меня одолевали цензурные страхи, когда мы делали первую “Кин-дза-дза!”, — вспоминал Данелия в 2013 году. — Нас все время пытали: “Что это у вас за огромный шар, который все надувают? Что вы имеете в виду? Портреты Брежнева?” А тогда по всей стране висели огромные портреты Брежнева. Мы отнекивались: “Нет, это же просто шарик, при чем здесь Брежнев?” После того как ревизоры уходили, мы в ужасе снимали шар, и вдруг объявление: Брежнев умер. Потом появился Андропов и антиалкогольная борьба, а у нас студент Гедеван вез чачу — представляете себе, какая чача в 1986 году? Восемь лет зоны за самопал! Нам пришлось моментально убрать эту чачу, и все решили, что это уксус. Каким нужно быть идиотом, чтобы из Батуми, имея из вещей на руках один портфель, тащить бутылку уксуса!
Сценарий переписывали сто раз. Прибегает кто-нибудь и кричит: “Ребята, нам надо текст исправлять”. “Почему?” Показывают “Правду”, и там крупным шрифтом написано: “К. У. Черненко”. Значит, и наше “ку” никто не оставит. Но на какое слово заменить “ку”? “Ко” — некрасиво, “кю” — нельзя. Но пока мы думали, что делать с “ку”, пришел к власти Горбачев, и снова началась антиалкогольная борьба».
И кто бы мог подумать, что такие страсти кипели вокруг проекта, который изначально задумывался, как приключенческая фантастическая комедия по лекалам бессмертного «Острова сокровищ»: «После ленты “Слезы капали” я захотел снять нечто хулиганское. Пришла идея — взять “Остров сокровищ” Стивенсона и перетащить в космос: вместо корабля и острова — ракета и планета. Слетав по какому-то делу в Тбилиси, решил проверить идею на Резо Габриадзе. Он сказал, что в ней особо не развернешься. Но, уже прощаясь, на аэродроме, стали добалтывать эту тему. Придумали эпизод с парнишкой-грузином и прорабом, где босой незнакомец забросил их на другую планету. На этом месте я сел в самолет и улетел. Прилетел, звоню Резо — за тысячу километров: “Слушай, я нашу болтовню верчу в голове — так забавно!” — “Я тоже!” Вскоре Резо прилетел в Москву, сели за сценарий. Работали в гостинице, где жил он, — окна номера выходили на какое-то посольство. Язык планеты Плюк сочинили легко, а остальное писали долго — счет месяцам потеряли. Спрашиваю Резо: “Сколько времени мы уже пишем?” — “Видишь, у посольства постовой стоит?” — “Ну, вижу”. — “Он в каком чине?” — “Старший лейтенант”. — “А когда начинали, он сержантом был!”».
(А идею «космического» «Острова сокровищ» в 2002 году реализовала студия «Дисней», однако этот мультфильм под названием «Планета сокровищ» получился, увы, совершенно проходным.)
У каждого режиссера с внушительным послужным списком обязательно есть самая многострадальная, создававшаяся через всевозможные терния, кинокартина. У Гайдая таковой была «Кавказская пленница», у Рязанова — «О бедном гусаре замолвите слово». Данелия больше всего намучился именно с «Кин-дза-дза!».
Ни над одним сценарием Данелия — и без того неторопливый сочинитель — не работал настолько долго. Вариантов было бессчетное множество — отчасти именно по этой причине Георгий Николаевич позже пожелает сделать мультфильм (хотя и в нем не использует, по-видимому, и малой доли того, что на протяжении нескольких лет придумывалось им совместно с Габриадзе).
Один из ранних вариантов литературного сценария «Кин-дза-дза!» давно гуляет по Сети — и по нему видно, насколько сильно изначальные творческие поиски соавторов отличаются от конечного продукта.
Как и все лучшие фильмы Данелии, «Кин-дза-дза!» выглядит произведением совершенным, отточенным до максимального блеска: ни убавить ни прибавить. Но и альтернативные сценарные варианты знакомых по фильму эпизодов, случается, весьма забавны при всей их непривычности. Так, например, с инопланетянином, попавшим на Землю, главный герой Владимир Николаевич Машков раньше знакомился при совсем других обстоятельствах:
«Машков вышел в подъезд, нажал кнопку вызова лифта.
Двери лифта раздвинулись.
В лифте стоял человечек в белом брезентовом плаще с завязками вместо пуговиц. Голову его украшал венок из ромашек.
Машков подождал немного. Человечек не выходил.
— Ну что, выходите? — спросил Машков.
— Друг, это какая галактика? — поинтересовался человечек. — Какой номер в тентуре?
— А какой тебе нужен?
— Триста восемь, планета Узы-3. Я немного нажал не тот контакт. — Человечек показал Машкову какой-то прибор с разноцветными клавишами. — Теперь, чтобы попасть в точку назначения, надо знать точку отправления. Сообщи, друг.
Машков вошел в лифт, взял человечка за плечи и, приподняв, выставил его на лестничную клетку.
— Сообщаю: точка отправления — винный отдел, точка назначения — вытрезвитель. Гуляй, друг. Жми на контакты.
Машков нажал на кнопку. Дверь лифта закрылась».
Но когда Машков, «сорокалетний высокий мужчина», работающий прорабом, знакомится со вторым главным героем — Гедеваном Алексидзе, «щуплым юношей лет шестнадцати» — и уже вместе с ним вновь встречает пришельца, мы читаем практически ту же восхитительную завязку, которая так поражает при первом просмотре фильма «Кин-дза-дза!»:
«— Это машинка перемещения в пространстве и времени! — Человечек вырвал у Гедевана один носок и протер им свой заиндевелый прибор с клавишами. — Чтобы переместиться и быстро этот контакт нажимать, — он показал на белую клавишу. — У меня семья, дети! А время относительно. Это вы понимать?
— Понимать, понимать, — примирительно сказал Машков. — Такое предложение: мы сейчас нажимаем на контакты и все вместе перемещаемся к вам в гости. А если вдруг не сработает, то вы перемещаетесь с нами, куда мы вас переместим. Идет?
— Не идет! Надо знать…
— Не надо, — перебил Машков и ткнул пальцем в клавишу машинки.
И…
Пустыня.
…В синем небе светило солнце. Ослепительно сверкал белый песок.
Владимир Николаевич Машков, в тяжелом драповом пальто поверх рубашки, в теплых сапогах, с целлофановой сумкой, без шапки, и Гедеван Алексидзе в ушанке, в нейлоновой курточке, со скрипкой, портфелем и одним шерстяным носком в руке, в тех же позах, что и во дворе, оказались посреди бескрайней пустыни.
Некоторое время они стояли застыв. Потом огляделись, взглянули друг на друга.
— Переместились, — прошептал Гедеван.
— Гипноз… Тек… Напрягаем волю! — Машков зажмурился. Гедеван посмотрел на Машкова, тоже закрыл глаза и напрягся. Открыл глаза, сказал:
— Не исчезает.
— Сильное поле! — Машков нервно подергал головой. — Друг, пришелец, верим, умеешь… Молодец.
Гедеван поводил перед собой рукой со скрипкой.
— Его нету, — сказал он.
Машков вытер пот со лба рукавом пальто. Нагнулся, пощупал песок. Выпрямился.
— А ты что видишь? — спросил он.
— Песок.
— Спокойно… — Машков снова оглядел бесконечные пески. — Что ж, значит, сработала все-таки эта хреновина! — Он достал из кармана сигареты, спички, закурил. — Так… Солнце есть, кислород есть, притяжение есть… Песок… Значит, мы или на Земле или на подобной планете.
— На подобной, — сказал Гедеван.
— И что это нам дает? Куда идти?
Гедеван пожал плечами.
— Нет… Давай считать, что Земля… На Земле в какой-то пустыне… Каракумы… Какие у нас еще пустыни?
— Пустыни? Много. Гоби. Сахара. Аравийская. Мертвое поле…
— Я спрашиваю: у нас!
— У нас еще Кызылкумы!
— Это где?
— Это, если смотреть на карту, от Аральского моря желтое пятно направо. Помните?
— Нет… — Машков подумал. — Давай считать, что это Каракумы. Идет?
Гедеван неуверенно кивнул.
— Тогда Ашхабад… Так… Разница по времени у нас примерно три часа… — Машков посмотрел на часы. — Солнце, значит, на западе. Север там. Пошли! — Машков снял пальто, перекинул через руку и зашагал на “север”».
Примерно до этого места фильм захватывает любого зрителя, но дальше там начинается то, что по сей день позволяет делить всех зрителей картины «Кин-дза-дза!» на тех, кто понимает ее, и тех, кто нет (к последним, например, причисляет себя даже бывшая соавторша Данелии и Габриадзе Виктория Токарева).
Владимир Николаевич и Гедеван попали на престранную песчаную планету Плюк в галактике с тем самым загадочным названием Кин-дза-дза. Словарный запас жителей этой планеты — пацаков и чатлан — состоит практически из одного слова, а именно слова «ку» (Эллочка-людоедка, чей словарь составлял 30 слов, могла бы только позавидовать плюканам).
В качестве «допустимого в обществе ругательства» на Плюке используют слово «кю». «Краткий чатлано-пацакский словарь», которым открывается вторая серия фильма, содержит объяснение и некоторых других слов: «кц», «цак», «эцих», «эцилопп», «пепелац», «гравицаппа».
Конечно, если бы все инопланетяне в фильме «кукукали» от начала до конца, поклонников у «Кин-дза-дза!» явно было бы в разы меньше. Но авторы сделали ловкий ход: плюкане умеют проникать в чужие мысли, что позволяет им в считаные минуты овладеть незнакомым языком. На этом строится почти весь словесный юмор картины.
Происхождения плюканских слов Данелия никогда не скрывал, неоднократно объясняя в своих интервью, что «пацаки» произошли от «кацапов