Георгий Николаевич, вероятно, не рассчитывал, что и сам съемочный период растянется до немыслимых сроков. Он изначально знал, что три центральные роли будут играть звезды, а надолго увезти трех успешных актеров в пустыню — задача непростая.
Изначально все было ясно только с чатланином Уэфом — роль писалась на Евгения Леонова. Машковым режиссер подумывал сделать Никиту Михалкова, Александра Фатюшина или Олега Янковского. Остановился было на последнем, но в тот период актер был чрезвычайно занят. Тогда Данелия утвердил на роль прораба когдатошнего партнера Янковского по знаменитой эпопее Владимира Басова «Щит и меч» — Станислава Любшина. И лучшего Владимира Николаевича, дяди Вовы или просто Вовки и желать было нельзя. «Еще один пролетарский денди, как и Афоня, но поданный в более нервном и мизантропическом ключе, — писал об этом любшинском герое Максим Семе-ляк. — В некотором смысле его герой тут — это продолжение Ильина из “Пяти вечеров”, только шестой свой вечер он коротает в другой галактике».
Роль Гедевана почти сразу досталась сыну Реваза Габриадзе Левану. А высокого — по контрасту с Леоновым — пацака Би должен был, по задумке Данелии, сыграть Алексей Петренко. Однако, ознакомившись с готовым сценарием, Петренко отказался сниматься. После премьеры «Кин-дза-дза!» в Доме кино артист подошел к Данелии и сказал, что был неправ, поскольку фильм получился замечательный.
Сыграть Би согласился Валентин Гафт. Но по какой-то причине и он пошел на попятную, причем в самый последний момент. Данелия срочно подыскал Гафту замену в лице блистательного Юрия Яковлева, и об этом окончательном кастинге опять-таки ни на секунду не приходится жалеть.
В мемуарах «Между прошлым и будущим» Яковлев писал:
«Я лежал в Кунцевской больнице, и вдруг раздался звонок по телефону:
“Здравствуйте, это говорит Данелия”.
Я даже переспросил: “Какой Данелия?”
“Кинорежиссер. Когда вы выходите из больницы? Я хочу предложить вам роль в моей новой картине”.
Это было неожиданно, так как до той поры я не входил в круг “его” актеров. К сожалению, потому что мне всегда нравились его фильмы.
Выходил я из больницы через день, мы встретились, и он рассказал мне про то, что хочет снимать, потому что сценария фактически не было.
Занят я был в театре тогда много, но отказаться от предложения Данелии, да еще с такими великолепными партнерами, как Евгений Леонов (неизменный “талисман” режиссера) и Станислав Любшин, я не мог. Съемки были трудными — мы три часа летели до Алма-Аты, потом два часа ехали на машине по пустыне до Небит-Дага. Там в гостинице была наша база. Рано утром, часов в шесть, мы выезжали в глубь пустыни, в пески, где и “была” планета Плюк. Снимать можно было до 10–11 утра, потом наступало пекло немыслимое. Затем перерыв до вечера — и еще можно было снимать часа два до темноты. Ночью мы отдыхали, а Данелия с автором сценария Резо Габриадзе запирались в номере и писали, писали, и переписывали текст. Зачастую мы не знали, что будем завтра делать и говорить».
Самый яркий женский образ в картине — весьма «эмансипированную» плюканку Цан — воплотила красотка Ирина Шмелева, до этого уже мелькнувшая в бессловесной роли в «Слезы капали»:
«Через четыре года после эпизода в фильме Данелии “Слезы капали” Георгий Николаевич позвал меня сниматься в нашумевшей картине “Кин-дза-дза!”.
Это были необычные съемки и необычный фильм. Данелия хотел, чтобы герои выглядели как-то фантасмагорически.
Усилия костюмеров его не удовлетворяли, он рыскал по помойкам, копался в мусоре и находил детали к костюмам для персонажей. Однажды притащил древнее пальто — такое страшное, что в руки взять противно. Долго топтал его ногами, потом надел на одного из актеров и кивнул: мол, вот теперь хорошо.
Я за свой вид в кадре не беспокоилась, для моей героини сшили шикарный кожаный комбинезон. Выглядела в нем роскошно и была уверена, что мастеру понравится.
“Плохо, — мрачно произнес Данелия, — не то. Пошли в костюмерную, поищем что-нибудь другое”.
Но что бы я ни надела, режиссер хмурился и бормотал: “Нет, не годится. Все не так”. С расстройства — не сниматься мне в кожаном костюме! — я накинула на себя кусок холстины, которую обычно использовали для мытья полов. И тут Георгий Николаевич щелкнул пальцами: “А вот это — то! Ну-ка, улыбнись”.
Я послушно улыбнулась.
“Не то, — опять помрачнел Данелия. — Принесите мне железку какую-нибудь”.
Реквизитор принес кучу железок, скобочек, металлических деталек, благо на этом фильме подобного реквизита было хоть отбавляй. Данелия нашел ржавую пружинку и вставил мне в рот: “Ну-ка, еще раз”.
Я снова растянула губы в улыбке.
“Вот! Наконец-то”.
И мы начали снимать».
Оператором на фильме стал постоянный соратник Никиты Михалкова Павел Лебешев, который поразил Данелию своим мастерством и профессионализмом не меньше, чем в свое время Вадим Юсов (Лебешев снимет и первую постсоветскую картину Данелии «Настя»). Композитором был назначен Гия Канчели, как и во всех фильмах, сценарии к которым Данелия писал вместе с Габриадзе. Художниками-постановщиками выступили Александр Самулекин и Теодор Тэжик.
«Поначалу художники не понимали, чего хочет Данелия, — делился воспоминаниями о съемках директор фильма Николай Гаро. — В тот год как раз вышла очередная часть “Звездных войн”, и все предлагали ему сделать что-нибудь вроде этого. Наконец мы нашли художника Теодора Тэжика, и он за один день слепил модели космических кораблей из пластилина. Георгий Николаевич ткнул в одну из них: “Вот это мне нужно!”
По дороге на съемки один наш пепелац заблудился и уехал на Дальний Восток вместо Туркмении. Георгию Николаевичу пришлось звонить министру транспорта, чтобы тот помог вернуть его. В Каракумах, прямо в пустыне, Данелия нашел какие-то ржавые детали от автомобилей. Мы собирали эти детали в песках, а Георгий Николаевич разбрасывал их по кадрам.
Как-то мы с Данелия обсуждали декорации, и тут к нему подбежал ассистент: “Георгий Николаевич, Ролан Быков приедет на съемки только через месяц! Кто будет играть Господина ПЖ?” Он недолго подумал и указал на меня: “Колька будет сниматься!” Так я стал актером.
Георгий Николаевич — производственный человек, он быстро ориентировался на площадке и быстро снимал. Обычно режиссеры тянут резину, а он готовил план фильма за месяц-два — и делал гениальное кино. Но “Кин-дза-дза!” — это особенный случай. Мы неоднократно откладывали сдачу фильма, и последний срок нам устанавливал аж Совет министров».
С Тэжиком Данелия в конечном счете не поладил — и свидетельства этому проскальзывают в любом интервью того или другого относительно «Кин-дза-дза!».
«Так получилось, что во время работы над “Кин-дза-дзой” Данелия пережил не один кризис, — распространялся Теодор Тэжик. — И однажды он зашел к нам в мосфильмовские мастерские. Постоял, посмотрел. И вдруг через мою голову говорит моим мастерам:
— Вот эту хрень уберите и эту к чертовой матери выкиньте!
Все замерли. А я, извините, не работник “Мосфильма” и вообще по натуре человек свободный. И спокойно отвечаю:
— Мальчики, поставьте, пожалуйста, все на место. Выяснять, что и как дальше делать, буду я сам…
Данелия, конечно, такого поворота событий не ожидал и молча вышел из павильона».
Конечно, Данелии не могли понравиться и советы Тэжика относительно сценария.
«Я придумал финал, — хвалился Теодор, — я ему говорил:
— Вот ты помнишь градирни в Москве, откуда идет пар? Они вот такой формы, они огромные! Разве они не напоминают тебе летательный аппарат, пепелац этот чертов? Это же одно и то же!
Георгий Николаевич замер, сосредоточился и понял, что это слишком драматично. И вот тут мы дошли до самого главного — излишний драматизм, мне-то он свойственен, а ему — вот чтобы “Мимино” было».
Сам Георгий Николаевич вспоминает в мемуарах и другие истории, касающиеся трений с художником-постановщиком, в которых как раз он ставил Тэжика на место.
На самих съемках, однако, драматизма хватало с лихвой. «Приехали мы в пустыню Каракумы, — вспоминал Данелия, как о страшном сне. — С большим трудом добились, чтобы на месяц нам освободили ведущих актеров трех театров: Вахтанговский — Яковлева, МХАТ — Любшина, “Ленком” — Леонова. И вот они и еще 60 человек киногруппы сидят в пустыне и ничего не делают. Надо платить за жилье, суточные, зарплаты. А мы в простое из-за того, что пропал пепелац…»
А вот яркий пример того самого специфического юмора Георгия Николаевича:
«Многое из задуманного не получилось, купленная для съемок механика не работала. Нередко реквизит искали по мусоркам, все делали сами, очень примитивно. Но после выхода фильма ко мне обратился американский режиссер с предложением делать спецэффекты для его картины. Сказал, что его впечатлило, как у нас летает пепелац. А я ему: “А там нету спецэффектов. Военные дали нам гравицаппу. Мы поставили ее на декорацию, и она летала. Вы обратитесь к русским военным. Это их разработки. А то вдруг я вам тайну расскажу. У нас с этим строго, меня будут считать шпионом”. Он и обратился. Потом мне позвонили из Министерства обороны и наорали: “Вы что дурака валяете?” Я им: “Вы должны радоваться, что американцы всерьез думают, что у вас такая супертехника, способная любую громаду в воздух поднять!”».
После жутких условий в Каракумах финальные съемки в Москве (в павильонах, в метро, на заброшенном заводе) показались всей группе блаженством.
Но едва закончился съемочный период, как Данелию сразил удар, которого никто — и меньше всего он сам — не мог ожидать. 6 декабря 1985 года в возрасте двадцати шести лет трагически погиб сын Георгия Николаевича Николай. Это было самое страшное событие в жизни режиссера, о котором он никогда впоследствии не распространялся даже с самыми близкими людьми, не говоря уже о том, чтобы как-либо комментировать свое горе в интервью.
Так что о подробностях этой трагедии публика могла узнать разве только со слов Любови Соколовой: «У них произошел серьезный конфликт с отцом. Коля пришел к отцу на “Мосфильм”, принес сценарий полнометражного фильма и попросил помочь с запуском. Георгий был принципиальным и запустить фильм у себя в объединении отказался, сказал: “Иди к Сергею Бондарчуку (его объединение было этажом ниже), он тебя запустит”. Быстро ничего не получалось, надо было ждать год. Сын ко мне приехал, рыдает: “Мама! Зачем ты меня родила?! Давай умрем вместе!” Каково мне было на это смотреть? Я посоветовала обратиться к Герасимову, на студию им. Горького, он хорошо ко мне относился и был в силах незамедлительно помочь, но Коля встретиться с ним не успел — 26 ноября 1985 года Сергея Аполлинариевича не стало. И беда случилась…