Георгий Данелия — страница 41 из 52

Коля погиб при невыясненных обстоятельствах. Он жил один (с женой еще до этого разбежался)… Я звонила ему три дня подряд, но никто не отвечал. Потом ребята пришли, сказали, что ждали его на Белорусской у одной знакомой на дне рождения, но не дождались. Я дала им десятку и отправила к Коленьке. Они потом позвонили мне, сказали: “Все!” Колю нашли мертвого, с телефонной трубкой в руках, а другой парень был на кухне — тоже мертвый…

В его самоубийство я не верю, так как у него тогда были намечены планы: он собирался снимать фильм, ехать в Грузию на фестиваль…»

«Никто не знает, что случилось с Колей на самом деле, — осторожно делилась в интервью Галина Данелия. — Следователь так сказал Георгию Николаевичу: “Не надо вам ничего знать. И ходить в квартиру, где все это произошло, тоже не надо…” После смерти сына Георгий Николаевич замкнулся — никогда на эту тему не говорит. Хорошо, что остались Колины дети — Маргарита и Алена, он их очень любит».

Эта внезапная трагедия совпала с монтажом фильма «Кин-дза-дза!». Несмотря на горе Данелия оставался предельно сосредоточен, и в ленте — как и во всех прочих — нет абсолютно ничего лишнего, каждый кадр здесь на своем месте. Эта картина оказалась единственной двухсерийной в фильмографии Данелии, что изначально не планировалось. Режиссер предпочел скомпоновать имевшийся материал в 127 минут экранного времени из-за некоторых сложностей с финансированием.

Никакая другая картина Георгия Данелии не опередила свое время так, как эта. Именно поэтому аудиторией, с самого начала безоговорочно принявшей «Кин-дза-дза!», были школьники и студенты — наиболее открытые к смелым творческим экспериментам зрители. Даже годы спустя этому обстоятельству дивился Денис Горелов: «“Кин-дза-дзу!”, величайшую сатиру на социализм, в которой косноязычные оборванцы неведомым каком поднимают в небо ржавые летательные аппараты, — сочли детской фантасмагорией».

Данелии, честно говоря, такой отзыв не понравился бы — он никогда не стремился высмеивать социализм: «Все почему-то решили, что мы делали фильм о Советском Союзе, тогда как картина с огромным успехом шла за рубежом, например, в Японии. “Кин-дза-дза!” не о советской власти, а о неравенстве, которое будет существовать при любом режиме. Если бы фильм вышел сейчас, то критики бы обязательно написали, что он про Россию. И в этом была бы доля правды: современный язык превратился в бессмысленное “ку”, музыка опростилась дальше некуда, планета заржавела.

Современному человеку на Плюке проще. Он привык делить людей на низшую касту и высшую. Вот, например, гастарбайтеры. Кому придет в голову, что это не пацаки, а равные? Или поклонение деньгам. Я никогда не спрашивал: “Сколько мне заплатят за картину?”».

«Кин-дза-дза!» действительно оказалась на удивление пророческой, но отнюдь не в этом удивительное свойство этого фильма, который, как многие советские шедевры, с годами становится только лучше. Недаром вокруг картины сложился огромный культ, до которого далеко любой другой русскоязычной киноленте. Пожалуй, это вообще последнее советское кино из плеяды тех, что целиком и полностью разошлись на цитаты.

Крылатые выражения отсюда можно цитировать страницами: «Ребята, как же это вы без гравицаппы пепелац выкатываете из гаража? Это непорядок»; «Если б у тебя мозги были, ты бы сейчас в МГИМО учился, а не здесь всем настроение пудрил»; «Вы извините меня, скрипач, но это элементарное ку!»; «Если ты подумаешь, что эта хреновина не транклюкатор, это будет последняя мысль в твоей чатланской башке»; «Братцы, милые, хорошие, родные мои, или полетели, или хотя б дверь закройте. Видеть вас уже не могу. И так тошнит»…

Особенно много запоминающихся реплик почему-то произносит именно Би, герой Юрия Яковлева (возможно, за счет необычайной импозантности его бархатного голоса): «Пацак пацака не обманывает — это некрасиво, родной»; «Небо, небо не видело такого позорного пацака, как ты, скрипач. Я очень глубоко скорблю»; «Уэф, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю?»; «Вот видишь, у вас такой же оголтелый расизм, как и здесь, на Плюке. Только власть захватили не чатлане, а пацаки, такие, как ты и твой друг соловей». И, конечно, коронное: «Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!»

Имеется в картине и масса совершенно неотразимых диалогов:

«Машков. Астронавты! Которая тут цаппа?

Би. Там, ржавая гайка, родной.

Машков. Да у вас все тут ржавое.

Би. А эта — самая ржавая».

Или вот такой полностью «крылатый» полилог:

«Би. Ну вот у вас на Земле как вы определяете, кто перед кем сколько должен присесть?

Машков. Ну, это на глаз.

Уэф. Дикари. Послушай, я тебя полюбил, я тебя научу. Если у меня немножко кц есть, я имею право носить желтые штаны и передо мной пацак должен не один, а два раза приседать. Если у меня много кц есть, я имею право носить малиновые штаны и передо мной и пацак должен два раза приседать, и чатланин ку делать, и эцилопп меня не имеет права бить по ночам. Никогда!

Би. Такое предложение, родной. Ты нам спичку сейчас отдашь, а мы тебе потом желтые штаны привезем. Идет?

Машков. Спасибо, у меня есть уже. Может, скрипачу надо? Скрипач, тут инопланетяне штанами фарцуют — желтыми. Нужны тебе?

Уэф. А скрипача нет.

Машков. Как нет?

Уэф. Я его скатапультировал.

Би. А ты не волнуйся, Владимир Николаевич, у нас другая катапульта есть, новая. Эта все равно испортилась.

Машков. Не понял…

Уэф. Я на каппу нажал, он улетел. А скрипач не нужен, родной. Он только лишнее топливо жрет».

Основную идею фильма в сценарии выражает Гедеван: «Лично я считаю, что техническая мысль не должна бежать впереди общественного сознания. Иначе плюка-новский абсурд можно получить». В картине этих слов не осталось — вероятно, Данелия посчитал ненужным вводить столь лобовое объяснение. К тому же нельзя отбрасывать то, что соавторам хотелось поиграть на поле чистого абсурда, намеренно вводя в свое повествование вещи принципиально необъяснимые и, следовательно, открытые для множественных интерпретаций.

К сожалению, лишь в двух своих работах — «Кин-дза-дза!» и (в меньшей степени) «Тридцать три» — Данелия обращался к абсурдному юмору, работать в традициях которого у него получалось лучше, чем у кого-либо еще из деятелей искусства советского периода, за исключением разве что Даниила Хармса.

И по этой, и по другим причинам картину «Кин-дза-дза!» можно уверенно назвать самой необычной, неожиданной и оригинальной из всех, когда-либо снятых в Советском Союзе. Да и в мировой кинопрактике найдется крайне немного фильмов, настолько же в хорошем смысле вычурных и столь же блестяще создающих на экране не имеющую аналогов вселенную.

После «Кин-дза-дза!» Данелия вместе с Сергеем Бодровым-старшим написал киносценарий по повести Евгения Дубровина «В ожидании козы» (1968). Это лирическо-трагическое (впрочем, с обилием юмора) произведение о том, как через год после окончания Великой Отечественной к жене и двум детям — двенадцатилетнему Виктору и восьмилетнему Владу — возвращается муж и отец, которого считали погибшим. Анатолий воевал во Франции (отсюда название, которое дали фильму сценаристы, — «Француз»), попал в немецкий лагерь, а потом, соответственно, и в советский, откуда был освобожден летом 1946 года. Распустившиеся Виктор и Влад так и не принимают отца с его намерениями взять сыновей в ежовые рукавицы, а в конце повести (и фильма) он пропадает без вести, вероятно, погибнув от рук грабителей.

Картину «Француз» поставила Галина Юркова, которой Данелия предлагал снимать вместе с ним еще «Кин-дза-дза!», но из этой затеи ничего не вышло. «Я поразилась: “Ты шутишь? Как я, начинающий режиссер, могу снимать с тобой вместе?!” Пошла вторым режиссером, но это оказалось для нас обоих очень тяжело. Спорили до крика, до потери голоса. Дома он главный — это не оспаривается, а по работе я не могу уступать. Молчать на съемках в тряпочку не собиралась. И я ушла с проекта.

И все же Данелия дал мне поработать: “разрешил” снять фильм “Француз”, стал его сценаристом вместе с Сергеем Бодровым-старшим. И был очень доволен результатом. “Ты, оказывается, талантливая”, — сказал. Такие слова дорогого стоят!»

Картина действительно получилась добротной. Заглавную роль прекрасно исполнил Сергей Шакуров. Сыграли в фильме и несколько «данелиевских» артистов: Евгения Симонова, Леонид Ярмольник, Иван Рыжов, Нина Гребешкова. На экраны «Француз» попал в 1989 году и прошел скорее незамеченным: подобных ретродрам в то время снимали очень много. Однако картина Юрковой производит более приятное впечатление, чем наиболее типичные образцы перестроечного кино: как и во всех фильмах по данелиевским сценариям, во «Французе» полностью отсутствует чернуха. В чем-то картина даже предвосхитила прославленное «Возвращение» (2003) Андрея Звягинцева.

Георгий Данелия признавался, что лишь два фильма по его сценариям, снятые другими режиссерами, он может смотреть без раздражения. Первый — «Джентльмены удачи». А второй — это как раз «Француз».


Афиша кинокомедии Георгия Данелии «Кин-дза-дза!» (1987)


Маргиналии
Данелия и его камео

Камео — эпизодическое появление в кинематографической, театральной, телевизионной постановке легко (или не слишком легко) узнаваемого человека, играющего либо самого себя, либо какую-то (как правило, забавную) роль. Автокамео (микророли в собственных фильмах) нередко становятся «визитной карточкой» многих известных кинорежиссеров — Альфреда Хичкока, Леонида Гайдая, Эльдара Рязанова, Квентина Тарантино… В этот ряд нельзя не вписать и Георгия Данелию.

В «Кин-дза-дза!» Данелия исполнил самую крупную роль в своей скромной актерской карьере — вальяжного Абрадокса с планеты Альфа. Изначально на эту роль планировался Норберт Кухинке, но на «Мосфильм» поступила неверная информация, что «наверху» кто-то якобы не одобряет участие западногерманского гражданина в советском фильме (и это после его бенефиса в «Осеннем марафоне!») — так что в последний момент Данелии пришлось срочно искать замену Норберту. Режиссер связался с Сергеем Бондарч