«Ту девушку я с тех пор ни разу не видел. В общем, с 1986 года я был в курсе, что такое современная танцевальная музыка, как бы ее там ни называли. Хочу похвастаться. В конце 80-х, когда в Питер приехал Джон Пил – я слышал его до последней его программы, царствие ему небесное, – и я уже не помню, как оказался с ним на встрече, где были Артемий Троицкий, Алик Кан, еще какие-то музыкальные деятели. Они спросили, какая самая интересная, прогрессивная и современная музыка? Он сказал: «хаус», а они не знали, что это такое. Только я оказался в курсе – было смешно».
«В детстве я слушал диско, когда все балдели от Deep Purple. Я всегда любил музыку больше, чем все остальное. Родители купили мне приемник, с помощью которого я ловил «BBC World Service» и радио Люксембурга. Был еще один альтернативный источник информации – моя сестра, вышедшая замуж за моряка, который привозил мне жевательную резинку и пластинки из-за заграницы. Ну а в чем еще тогда нуждался советский подросток?»
«Никакого Хааса тогда еще не существовало. Где он был в те времена? В Кривом Роге, или откуда он там?»
«Итак, 1987 год. «Популярная механика» в полном составе вместе с группой «Кино» едет в Ригу. Мы тогда близко дружили с Курехиным и играли с ним решительно все. Нас было человек 7–8, плюс несколько шоуменов. Гаркуши, кажется, не было. Из придурков участвовали только Бугаев и Тимур Новиков. Мы ехали на фестиваль авангардной музыки, а параллельно в городе проходила большая выставка современного искусства. Тогда возникло первое прямое пересечение искусства и современной музыки на территории бывшего СССР. И там я впервые увидел Вестбама. В качестве гостя на выставке он выступал с мастер-классом – показывал и объяснял, что такое «record art». Демонстрировал он это, сводя на двух проигрывателях Technics песню «Boim Um Chak» Kraftwerk с Santa Esmeralda. Все свои действия он предельно наукообразно комментирует, ведь Вестбам – семи пядей во лбу. У него чуть ли не два высших образования, и он из очень культурной семьи, его мама – достаточно знаменитый художник, которую я очень уважаю как живописца. Процесс микширования нас рассмешил. Нам это показалось жутко несерьезным делом, и я помню, как смеялся Виктор. Вестбам сводил диаметрально разных исполнителей».
«Я был, мягко сказать, под впечатлением. Та кассета, гастроли в Риге – я обожал эйсид-хаус. В конце 80-х я уже мечтал и жил только этим».
«Саму технику микширования уже тогда активно применял Курехин в «Поп-механнике», но Сергей руководствовался абсолютно другой идеологией, принадлежал другой школе, другой эпохе. Чекасин, Курехин – они были джазистами, импровизаторами».
«Мы знакомились с Максимилианом, дружили и выступали экспромтом все вместе: «Кино», «Поп-механика» и Вестбам. Дядя Вестбама, его приемный отец Уильям Родгар, создал электронную империю техно-музыки в Берлине. Конечно, он не смог бы сделать этого без гения Максимилиана Ленца. Компания Low Spirit – вообще полусемейное предприятие. Dr. Motte – вдохновитель и организатор берлинского Loveparade – из другой семьи».
«Все думали, что Вестбам означает неправильно произнесенное словосочетание «западный автобан» или «западная задница», но это не так. Псевдоним, разумеется, двусоставный. Он означает «Вестфалия Бамбаата», Вестфалия – земля в Западной Германии, где он родился, а Бамбаата – дань его уважения Африке Бамбаате».
«Сначала ко мне приехали друзья из Берлина, потом я поехал к ним и побывал во всех клубах. Это было еще до падения стены».
«Расскажу, как первый раз Вестбам вместе с диджеем Роком приехал к нам в Ленинград. У нас был домашний клуб, были средства и огромное желание. Мы с Тимуром Новиковым не жалели средств, чтобы развеселить себя и наших друзей. И берлинские диджеи жертвовали своими гонорарами в копилку всеобщей радости. Тогда уже Цой погиб, значит, был 1991-й. Планетарий, «Новые композиторы», Фонтанка, 145, – тогда все работали вместе. Я был спонсором – от начала и до конца. Я заплатил за печать билетов и за обеспечение какого-то элементарного комфорта. Все ребята жили экономно – в квартире моей подружки. Мы расходовали свои деньги ради своего же удовольствия. Для нас это было как благотворительность. Я был так наивен, так человеколюбив, я был готов на все, и я был доволен. Вечеринка была, что называется, супер! На следующий день мы провели афтер-пати на Фонтанке, 145».
«Некоторые персонажи тогда уже были not welcomed – например, Курехина мы не пускали на наши молодежные вечеринки. А Новиков был одним из первых зажигателей. Он был жутко чувствителен, с одной стороны, ко всему изящному, с другой стороны – ко всему современному; но – вот беда! – Тимур совсем не понимал музыки. Хотя первые рейвы – это скорее социальное, а не музыкальное явление».
«В начале 90-х в представлении москвичей рейв выглядел так: это огромный стол с закусочками, всякая селедка «под шубой», водочка и прочая дрянь. Прибалтийский диджей Янис (Янис Крауклис. – Примеч. авт.) играет какие-то пластинки. Но все это было глупо и мало адекватно. Понадобилось много лет, чтобы Москва пришла к тому, чем она является. Сейчас я восхищаюсь ею, но тогда она казалась полным убожеством».
«После вечеринки в планетарии Вестбам превратился в абсолютную звезду в Петербурге, в отличие от Москвы. Корреспонденты московской «Афиши» мне говорили, что считают Вестбама полным бездарем и не понимают, с чего это он гений».
«У меня огромная коллекция пластинок, однако я никогда не пытался сводить их на публике. Я, вообще, рожден быть диджеем, и только потому, что в СССР не было такой профессии, превратился в барабанщика».
«Минимализм, ирония, призывность или миссионерство – вот эти категории объединяют мою живопись с тем, что делает Вестбам. Тут нет компромисса, и мы оба пропагандируем эти идеи – он в музыке, я в живописи».
«Последний раз с Вестбамом мы виделись год назад: он привез мне из Германии кухню. Хорошую немецкую мебель, которую я установил в своей разбитой квартире-мастерской. Мои друзья меня любят и заботятся обо мне. А еще хочу пожаловаться: недавно ваш герой – Богдан Титомир – подрезал мою любимую пластинку «Oldschool, Baby», которую Макс мне прислал. Я очень за нее переживаю. Попросите его вернуть».
«У меня много его винила, а в коллекции Максимилиана, и Маруши, и Уильяма много моих картин. Кстати, Уильям Родгар покинул Low Spirit и открыл галерею. Брату Макса Фабиану – диджею Дику – тоже наскучили клубы, и он занялся искусством».
«За прошедшие 15 лет Вестбам ничуть не изменился. Он совершенный монолит, но нисколько не маньяк. Типичный немец. Любит блондинок. Очень адекватен, остроумен, харизматичен, сознательно несет свою идеологию. Он выше всего, что происходит вокруг. Когда он стоит за вертушками, выглядит как демон, как черт, но притом жутко очаровательный и соблазнительный».
«Два года назад я оформлял графическое сопровождение «Mayday». За основу взял Родченко, но вместо диктатора Кирова изобразил эмблему фестиваля. Конструктивизм на своем излете – вот эстетика «Mayday».
«Сначала клубы и электроника были искусством, страстью и любовью, а теперь это превратилось в бизнес, к которому я не имею никакого отношения. Я ничего не требую от истории, только восхищаюсь тем, что это произошло. Хотя когда-то у меня даже возникло мимолетное ощущение, что у меня украли все».
ПТВ: пиратское телевидение
Беседа с Георгием Гурьяновым и Андреем Хлобыстиным о Пиратском Телевидении (из книги Е. Андреевой «Тимур. Врать только правду!» (2 августа 2006 года))[2]
Георгий Гурьянов: Юрисприобрел видеокамеру и не знал, что с ней делать. Камеру он выменял в Париже. Я его учил монтажу, ритму на фильме, где я ему позирую, показываю стриптиз, который был снят у меня дома с Мовсесяном как ассистентом году в 1988-м. Хотя я был в разъездах и занимался этим эпизодически. А Тимур, конечно, всех организовал; ты делаешь это, ты – это, а называется все Пиратское телевидение, или ПТВ. И пошло, и поехало. Программы придумали в процессе, реагируя на то, что происходит вокруг, «Новости культуры», «Музыкальные странички», «Спартакус», сериал «Смерть замечательных людей». Оператором стал Юрис. Тимур строил кадр. Монро солировал в сериале, был актером, исполняющим все роли. (Он снимал фильм про Адольфа и Еву еще до ПТВ, Мамышев был также режиссером и сценаристом, а оператором у него тогда работал Андрюс Венцлова). Еву Браун исполняли Николетта, Света Куницына и сам Мамышев. По сюжету, Ева Браун – советская разведчица, и исполнители меняют друг друга. Это суперфильм!
Андрей Хлобыстин: Адольфа и Еву сняли уже на видео, а Монро и Кеннеди еще снимали узкопленочной камерой.
Г.Г.: Снимали весь сериал у Козлова в мастерской, в его отсутствие. Козлов очень переживал, потому что видно в кадре, как Монро катается и валяется на его коллекции холстов два на три метра.
Екатерина Андреева: Фильм «Опять двойка» снимался при вашем, Георгий, участии?
Г. Г.: В моем присутствии, и мой портфель там принимает участие. Я был на этом фильме консультантом.
Е. А.: Кого и как вы консультировали?
Г.Г.: Как пытать Мамышева.
А.X.: Это был момент наиболее близких отношений Мамышева с Новиковым, год 1991-й. Я помню, как толпа выбежала из сквота на Мойке и носилась по Дворцовой, и называлось это все «Свадьба Новикова и Мамышева».
Е. А.: Была и другая съемка ПТВ, сделанная в дни путча 1991 года. Меня она поразила крайней веселостью: там вы, Георгий, с палкой под счет «Делай раз! Делай два!» наступаете на «гидру ГКЧП», которую, естественно, исполняет Мамышев.
Г. Г.: Фашизм не пройдет! В стиле раннереволюционных постановок. Это тоже Тимур придумал всем занятие тогда.
А. X.: При этом был директор МАКа из Вены, и его поразило, что вокруг многие в ужасе, а здесь все веселятся очень бодро.
Важно еще, что не было никакой официальной версии ПТВ, существует множество архивов и фрагментов.
Е. А.: Еще были два морских фильма с Мамышевым, один безымянный, а другой – «Профессор Хлюстин», где Владик носится по кораблю в зеленом бархатном платье Беллы Матвеевой.