У меня была очень хорошая база: я учился в музыкальном училище, брал частные уроки. Еще в детстве я услышал пластинку группы Led Zeppelin и пошел в музыкальный кружок при ДК имени Козицкого, возле которого жил, на Васильевском острове, где попросил научить меня играть на гитаре. Но там мне сказали, что сначала надо будет выучиться игре на балалайке. Конечно, я отказался. В итоге владею несколькими музыкальными инструментами, но гитару освоил лишь недавно. Витя был роскошный гитарист, и я хотел научиться играть как он.
Играть – всегда счастье, но это же и большая ответственность, когда несколько тысяч людей ждут от тебя великолепия. Для этого требуется серьезная энергия, нет и минутки, чтобы расслабиться. Это общий закон шоу-бизнеса, сформулированный, к примеру, группой Kraftwerk: «Забудь о своей личной жизни, зафиксируй свой образ…» Музыку я люблю и с утра до вечера поглощаю ее в огромных количествах. У меня шкафы пластинок – CD, винил, – я все слушаю и все знаю. До сих пор играю сам для себя.
Принцип жизни художников поп-арта: если не существует художественной среды, надо создать ее вокруг себя, игнорируя ту хрень, что предлагается. Нет музыки – напишем музыку, будем танцевать. Нет картин – нарисуем картины. Это же понятные вещи, простые: все в наших руках, мы – самые талантливые, самые умные, самые красивые. И там, где мы есть, – там все и происходит. Это ощущение было у меня с самого начала. Правда, пока мы не встретились с Виктором, оно не было стопроцентным. Казалось, что чего-то мне не хватает. Зато потом… (Смеется.)
Нельзя сказать, что я хотел быть художником, это просто мое призвание. Я еще в 1980-е говорил своему другу, художнику Олегу Котельникову, который тогда был исключительно плодовит, что мое произведение искусства, вообще-то, я сам. Как я хожу, во что одеваюсь, что говорю – это и есть произведение современного искусства. Так я ко всему и относился. Мои слова могут показаться бахвальством, но в реальности это концептуальная художественная позиция. И в результате художники писали мои портреты, поэты посвящали мне стихи, а Витя – песни. (Смеется.)
К концу 1980-х мне уже хотелось сосредоточиться на живописи, которой я стал серьезно заниматься, а это требует большого количества времени, уединения. Мне надоели бесконечные перелеты, гастроли, котлеты по-киевски в жутких ресторанах – все это не позволяло мне работать, участвовать в художественной жизни. В тот момент, когда Виктор погиб, мы готовились ехать в Токио. Группой «Кино» должна была заняться влиятельнейшая японская продюсерская корпорация, речь шла о глобальном финансировании. В общем, можно было бы расслабиться…
После 1990 года ответственность упала с моих плеч, и я нашел время для себя: путешествия, личная жизнь… Когда ты оказываешься в другой стране, в чужой среде, где тебя никто не знает, то начинаешь абсолютно с нуля. Это так захватывающе, так интересно. Я жил в Берлине в общей сложности несколько лет. Лондон, Париж, Нью-Йорк, конечно, Амстердам, итальянские города, мой любимый Мадрид…
«Арт, музыка, кинематограф и фэшн – звенья одной цепи»
Интервью журналу «Interview» (март 2012)
«Interview»: Что вы знаете о журнале «Interview»?
Георгий Гурьянов: У меня давний роман с этим изданием. В 80-е мы очень интересовались модными веяниями – и, конечно, Уорхолом в том числе. Впервые я узнал о нем из советской книжки по современному искусству, там он фигурировал в разделе «Антиискусство». Уорхол собрал вокруг себя удивительное общество молодых и амбициозных художников – Жан-Мишель Баския, Кит Харинг, Франческо Клементе. И многие из этих талантливых людей создавали в «Interview» образы новых звезд, таких как Грейс Джонс.
I: Чем, по-вашему, журнал отличается от других изданий?
Г. Г.: Скажем, есть специальные скучнейшие издания, освещающие исключительно арт. Считаю, что это дегенеративное русло. По моему глубокому убеждению, арт, музыка, кинематограф и фэшн – звенья одной цепи, неразрывно связанные вещи. А журнал «Interview» все это возводит в разряд современного искусства. У вас в первом номере мне очень понравилась историческая секция, где, например, показано, как Энди Уорхол празднует день рождения в компании Ника Роудса из Duran Duran. В годы существования клуба «Studio 54» журнал был шикарным, но и сейчас эта выкройка работает идеально.
I: Правда, что у вас есть банка супа Campbell’s с автографом Уорхола?
Г. Г.: В 1986-м мне и еще нескольким представителям питерского андеграунда действительно прислали банки Уорхола. И там был настоящий суп. Через какое-то время после окончания срока годности он стал разъедать металл – и вытек из банки, как желе. Этикетка с автографом хранится у меня в рамке. Еще всем участникам группы «Кино» подарили футболки с логотипом «Interview», когда американцы делали репортаж о рок-музыке в Советском Союзе. Несколько позже в Париже я сдружился с Китом Харингом, а приехав в Нью-Йорк, познакомился и с тогдашней редакцией «Interview».
Интервью Георгия Гурьянова
(программа А. Липницкого «Содержание», Фенам-ФМ, эфир от 17.06.2012)
Георгий Гурьянов:…исполнялось на барабанах в группе «АУ». Был суперконцерт какой-то… ну супер не супер, но все мои коллеги упились настолько, что мне пришлось бежать. Потому что… я – пьяница, конечно, но мне интересно продолжение вечеринки. Тут, когда все только начинается, вот, здесь я и решил уйти из группы «Автоматические удовлетворители» в группу «Кино», потому что я – романтик, я не могу быть среди этих товарищей, когда они упали под стол, стали пить мочу и все остальное… Тем более я влюбился в Витю…
Александр Липницкий: Когда ты влюбился в Витю?
Г. Г.: На концерте в школе. Туда было не просто попасть вообще – я прорвался.
А. Л.: Это когда…
Г. Г.:…в твоей школе в Москве, где Маркс и Ленин, и где у Васи Шумова не сводились тейпы или как это называется… tapes don’t start (смеется). Вот этот nightmare, конечно… Но Вася был бодряком и пел песню «Я – сердцеед, сердцеед…», и, девушки, опасайтесь…
А. Л.: А ты приехал тогда своим ходом, не договариваясь?
Г. Г.: Я был в Москве. Я там далеко на Цветном бульваре тусовался.
А. Л.: От Цветного бульвара до нашей школы 200 метров…
Г. Г.:…200 метров? Я потерялся… Я не мог найти. В результате я нашел. Выходит Витя – в «Йоши Ямомото» [3], поет песню «Транквилизатор».
А. Л.: Первое исполнение в Москве…
Г. Г.:…да. Просто ошеломительно! Я пришел домой – на Цветной бульвар, пытался играть эту песню. Не помню ни фига! К нему прилипли Марьяна, Рыба…
А. Л.: Рыбы уже не было в 84-м…
Г. Г.:…Секунду. Я рассказываю о том, как я попал к тебе в гости.
А. Л.:…да-да…
Г. Г.: В первой части я рассказал, как убежал от панков. Как я попал к тебе – не помню! Провал на самом деле в памяти. Но… как это произошло – я, серьезно, не знаю. Я вышел на улицу – какие-то новостройки… все нажрались до свинячьего состояния…
А. Л.: Нормальное состояние.
Г. Г.:…я вышел на улицу, и я не помню, куда я пошел и что я стал делать. Но я помню, как сижу у тебя в гостях и мы смотрим… и все charts музыкальные, Брюса Ли до бесконечности… Ко мне все относятся так, пренебрежительно… И Артемий Троицкий там тоже… но… Сережа Рыженко, поскольку мы уже были дружны до этого благодаря Тимуру Новикову, и у него была девушка… Они были чрезвычайно гостеприимны и приветливы ко мне. И таким образом я там существовал в нелегальном положении. Т. е. мне никто не мог сказать: «Пошел отсюда вон!..» (Смеется.)
Я могу себе представить, как Марьяна и Рыба меня ненавидили. Они чувствовали близкий конец. В результате такого несвойственного мне наглого, достаточно… ну, тут же я никогда бы не решился на такое вероломство… Прийти куда-то без приглашения или навязываться… Никогда! Но здесь… я понимал, что я должен сделать. Спасибо, Саша! Ты меня не осуждаешь за это…
А. Л.: Нет, нет…
Г. Г.:…очень интеллигентно вел себя, кстати…
Я признался в любви к Виктору в метро, на станции «Купчино». Он позвонил и пригласил. Я приехал к Каспаряну, который жил в Купчино недалеко от меня, потому что мне посчастливилось или не посчастливилось жить в Купчино, но смотря с какой стороны посмотреть. И все. Party’s started!
А. Л.: А у вас было на чем тогда репетировать?
Г. Г.: На резинке. Ну, этого достаточно, чтобы показать свое чувство ритма.
А. Л.: Это было дома у Каспаряна?
Г. Г.: Да.
А. Л.: Первая репетиция совместная…
Г. Г.:…Ну, это не репетиция… Ребята играли свой репертуар, показывали мне его. А я так… Так приятно об этом думать, черт возьми… Я привык к тому, что мне предлагают всегда. Это был героический для меня жест. Garage!
А. Л.: До тебя они пробовали кого-нибудь из барабанщиков Питера?
Г. Г.: Я видел второй концерт группы «Кино»… Ну, абсолютный цирк, конечно…
А. Л.: Там, по-моему, чуть ли не Фанштейн играл на перкуссии…
Г. Г.: Ну, что ты спрашиваешь… Там этот… Петр Трощенков – трясогузка, антиритм.
А. Л.: Это барабанщик «Аквариума». Небезысвестный!
Г. Г.:…а мне музыкант говорит: откуда у Титова чувство ритма, если он всю жизнь играл с Трощенковым? В группе «Кино» были разные виолончелисты…
А. Л.:…ты имеешь в виду намек на Гаккеля?
Г. Г.:…да, все что угодно, но барабанщиков-то не было! Мне кажется, я мог бы исполнять что угодно. Просто у меня это получалось лучше, чем у кого-либо. Ну, я имею в виду, что я учился играть на бас-гитаре, на контрабасе… Мне кажется, drums – важнее, чем base. Потому что base он как-то подтягивается за бочкой. Как в случае с Тихомировым.
А. Л.: Думаю, что да… пока в нашей группе не появился…
Г. Г.:…прости, дорогой! Саша! Ты ведь бас-гитарист!..
…«Начальник Камчатки» – название альбома, придумал Олег Котельников, а обложку рисовал Евгений Козлов. Там правляй – не выправляй, но что-то получилось, в принципе… мне нравится.