Георгий Гурьянов: «Я и есть искусство» — страница 21 из 53

Г. Г.: Говно собачье. «Участник группы «Кино»…» Еще чего он участник? Хорек мудацкий. Мне наплевать – участник чего там эта гнида. Пусть научится сначала играть на музыкальных инструментах, прежде чем объявлять себя участником чего бы то ни было. Прошу прощения, никакой он не участник, вы же понимаете? «Мальчик Бананан»!.. До свиданья, «мальчик Бананан».


В. К.: Как Цой относился к Рыбину?

Г. Г.: Цой по поводу Рыбина всегда только смеялся. Отказывался говорить на эту тему. А еще говорил, что он сумасшедший. Рашид Нугманов рассказывал как-то, как Цой истыкал фото Рыбина ножом… Вот и все отношение. Я вообще отказывался играть, пока Виктор не прогнал эту «рыбу» из группы.

В. К.: Ходят слухи, что Марьяна помогала писать Виктору песни.

Г. Г.: Лично я бы строки «…акробаты под куполом цирка не слышат прибой» легко бы отдал в авторство Марьяне. По-моему, это вполне возможно.


В. К.: Вписывался ли, по-вашему, Александр Титов в состав группы «Кино»? Ваше к нему отношение.

Г. Г.: Титов всегда был приглашенный музыкант, он был из группы «Аквариум». Он так себя идентифицировал. Гребенщиков дал нам его, а потом забрал в тот момент, когда почувствовал, что пахнет паленым и группа «Кино» его обошла. Титов вообще не вписывался в «Кино», это видно даже по фотографиям. Меня не раз спрашивали: «А кто это такой?» Он вообще из другой компании. Конечно, не вписывался, он же еще и старше. Мы дружили, общались, в гости приходили друг к другу, но… Виктор его уважал, пока мы работали, а потом сразу перестал уважать, как только он ушел.


В. К.: Поскольку у Цоя были лирические песни, любовная лирика – всерьез обсуждался проект бойз-бэнда, который бы их пел. Можно об этом поподробнее рассказать?

Г. Г.: Да, была идея. Решили не публиковать эти песни, поскольку они уже не соответствовали героическому образу группы «Кино». И пришла в голову эта мысль по поводу бойз-бэнда, который бы исполнял эти песни. Тогда это было в порядке вещей, модно, всякие продюсерские фантомы, проекты. И мы серьезно подыскивали кандидатов, артистов. Ну, естественно, все закончилось, как вы знаете, не успев начаться.


В. К.: Гребенщиков утверждал, что у музыкантов «Кино» были телохранители. Правда ли это?

Г. Г.: Да это помощники. Гребенщиков чушь какую-то говорил. Я сам не слышал, но Каспарян и Наташа были страшно возмущены. «Телохранители» – это команда молодых людей Юры Айзеншписа, которые носили аппаратуру, помогали на сцене: много ведь всего требуется для полноценного выступления. Они же и телохранителями были – крепкие, молодые ребята, но это не те, что с рациями, в костюмах и галстуках. Мне бы такие больше понравились: на дорогих автомобилях… Это только предполагалось. Просто все закончилось, сами знаете, в тот момент, когда должно было начаться.


В. К.: Недавно в одной из передач Борис Гребенщиков говорил о том, что группа «Кино» играла перед бандитами.

Г. Г.: Вообще странно… Что ему неймется? Говорить он может все, что хочет. Я недавно вот думал об этом… Никогда не было ситуации, чтобы нам что-то заказывали сыграть. Этого никогда не было. Это мы заказывали, чтобы играли для нас.


В. К.: Какое впечатление произвела слава на «Кино» и конкретно на Георгия Гурьянова как музыканта, а не художника?

Г. Г.: Это цельное. Неразрывно связанные вещи. Конечно, все, что происходило, производило впечатление, как и на всех остальных. Наверное, слава испортила, избаловала, развратила даже больше, чем я раньше был. Но мы старались иронично относиться ко всему. С самоиронией, в том числе и с юмором. Было весело, да.


В. К.: Ходили слухи, что к 90-му году группа «Кино» находилась на грани распада. Что были терки, трения с Тихомировым…

Г. Г.: Никаких терок, никаких трений – все отлично. Тихомиров – супер-бас-гитарист. Он, в отличие от Титова, например, перестал заниматься какими-то своими личными или побочными проектами и целиком и полностью отдал себя группе «Кино». Эти разговоры шли скорее извне. Завистники, ненавистники и так далее…


В. К.: Сегодня имя Виктора Цоя как бы отделяют от группы «Кино». Ваше отношение к этому?

Г. Г.: Это не только сегодня так. И тогда еще началось все это. Конечно, Витя сам говорил в интервью много раз, что ему это не нравится. А что я могу сказать? Мне это тоже не нравится.


В. К.: Алексей Вишня сегодня утверждает, что Цой и музыканты «Кино» были очень расчетливыми и имели много денег с концертов. Действительно ли это?

Г. Г.: Расчетливые – это синоним слов умные, образованные, понимающие. Умеющие считать, писать, говорить, думать и так далее. Если в таком ключе, то конечно. А денег ни у кого не было вообще. Тогда же был коммунизм – какие деньги?


В. К.: Олег Толмачев рассказывал о дискотеках, которые посещала группа «Кино»…

Г. Г.: Да не было никаких дискотек! Дискотеку я сам организовывал, где бы я ни находился. И до сих пор это делаю. А Олег Толмачев – он был из команды Айзеншписа: работал, помогал ему в тяжелом директорском труде. Симпатичный парень. Дискотек просто не было. А так… конечно же, досуг, времяпрепровождение.

У нас была постоянная вечеринка, абсолютный поп-арт. И все делалось для того, чтобы вечеринка была еще более роскошнее и веселее. Не верите? Как хотите. Из атрибутики – это красивые девчонки, элегантные костюмы, модные штучки, хорошие напитки… Это не было каким-то противопоставлением. Желание проводить время или жизнь как хочется. Потом высокая миссия, конечно. Когда я смотрел на себя в зеркало, я видел отражение pop-star. Нормально все шло, своим чередом. А еще мы хотели быть international, конечно же! Говорили по-английски, общались с корреспондентами, со студентами, со всеми… Я помню интервью с Каспаряном: «I love Joanna very much!..» (Смеется.) «А вы всегда пишете песни, когда вы пьяный?» – «Я вообще не пью. Пью только на вечеринках, когда встречаюсь с тобой, дорогая» (Из интервью Джоанны Стингрей с Виктором Цоем, 1987 год. – Примеч. авт.). Нам хотелось всего, и как можно больше. Как всегда. Хотелось любви, счастья, веселья, радости, свободы, в конце концов. А вещизм… Это, конечно, увлекательно, но не для нас.


В. К.: Как группа относилась к Юрию Айзеншпису?

Г. Г.: Да, сегодня говорят, что он влияние на группу оказывал. Но какое? На кого? Конечно, он роскошный, талантливый бизнесмен был, и вообще, человек очаровательный и импозантный. Но какое влияние он мог оказать на музыку, когда у него вообще не было к музыке ничего? И слава богу. Витя хотел, чтобы он был директором группы, чтобы он свою работу исполнял на 100 % и по существу, чтобы организовывал поездки и помогал, но никуда не совался. Музыка, творчество – это все вообще не его дело было.

Кто был лучше – Белишкин или Айзеншпис? Конечно, Юра. Продюсер Белишкин – это вообще мразь, чернь поганая, юродивый мудак, ему слова никто не давал вообще. Сегодня он там организовывает памятные акции. Он некромант. Некрофил. А Юра Айзеншпис – великолепный администратор и директор, продюсер для работы совершенно иного уровня. Группа «Кино» продюсировала саму себя. И к тому моменту, когда появился этот Белишкин поганый, группа «Кино» уже была раскручена и известна. И уже не нужна была вся эта продюсерская деятельность – знакомство аудитории с продуктом, выводы на сцену. Наш продукт и нас самих уже к тому времени все знали. Юра Айзеншпис организовывал роскошные гастроли, у него была безупречная организаторская работа. Витя его очень любил.


В. К.: Как обстоят дела с авторскими правами на песни группы «Кино»?

Г. Г.: Извините, меня пригласили на день рождения, на праздник, я должен выбрать праздничный костюм, а вы мне говорите такие вещи, что я просто хочу сейчас остаться дома. Вы меня расстраиваете. О чем вы говорите? Какие авторские права? «Мороз-рекордс»? Недавно я наконец отправил Георгию (Каспаряну. – Примеч. авт.) банковские реквизиты, с тем чтобы как-то договориться с РАО. А Мороз – бандит. Мы перед ним никогда не выступали, он просто сп…л все. А еще он издал на виниле все в дерьмовом качестве и продает по две с половиной тысячи рублей за штуку. Тварь поганая. Что я должен на это сказать? Я надеюсь, что Саша (Цой. – Примеч. авт.)разорвет с ними контракт. Мне Саша симпатичен. Мы могли бы вместе все сделать. Не бандитское, паленое, напичканное дезинформацией и всякими эстетическими уродствами и несоответствиями, а авторское, настоящее.


В. К.: Наташа вам передала кассету с неизвестными песнями Цоя, «Атаман» и другими. Вы что-то планируете дальше с этим делать?

Г. Г.: Да, я хочу этим заняться. По поводу Каспаряна и Тихомирова я не знаю. Они меня не поддерживают в этом, а мне очень важно все довести до ума. Я хочу сделать остальные песни, ранние, которые были на «Черном альбоме», они там звучат совершенно иначе. Иное исполнение, другие слова, эмоциональная составляющая… В общем, из этого можно сделать очень классную музыку для себя, а может, она еще кому-то понравится. При наличии современных технологий, которые теперь у меня имеются дома, мне не нужно идти разговаривать со всякими мудаками типа Алякринского, звукорежиссера на студии, в которой мы записывали «Атамана». Там не было в результате достигнуто единодушия. Вот поэтому я вполне вправе все это сделать так, как мне нравится, как я считаю. Потому что у Каспаряна как будто бы вообще мнение отсутствует, желания всяческие, а меня обуревают страсти и разные images, образы преследуют. Есть масса вещей-недоделок, океан на самом деле, и, конечно, я хочу этим заняться. Вот сейчас я живописью занимаюсь, потому что музыка – это черная дыра, туда можно только сливать капитал, время, талант, а есть-то тоже надо что-то, поэтому я занимаюсь собой, работаю.

Мне очень приятно, что я как бы последняя крайность, последняя инстанция такая. Это просто здорово. «Кино» – это ритм, да. Хотя, конечно, можно по-разному перевернуть все это. Но я полностью согласен с этим утверждением и обезоружен. «Кино» – это не только ритм, это жизнь, это fashion, «уайт стайл», и еще много чего. У меня друг часто употребляет в разговоре иностранные слова, и не понятно, что он сказал, – то ли хвалит, то ли ругается…