Приехали какие-то американские представители, и официально «от имени американского правительства» предложили мне вести «Грани». Деньги – гонорарный грант – поступят из частного пенсильванского фонда, а у меня, как редактора, будут такие же финансовые условия, как были бы на «Свободе»[376].
С этим я приступил к работе, и «мой» первый номер «Граней» (131-й) вышел в феврале 1984 года. Поначалу отношения были эйфорического плана. Я очень нуждался в новых друзьях. Не зная немецкого языка, я вынужден был пользоваться их переводческими услугами. Они меня очень опекали (ГВ).
О том, что изначальные отношения были очень хорошими, говорит тот факт, что в первое лето Владимовы провели отпуск вместе с Романовым в Голландии[377]. Но такая идиллия продолжалась недолго.
Как и предрекал Копелев, «природа партии» начала проявляться довольно быстро. Мне настоятельно рекомендовали взять в качестве ответственного секретаря редакции жену председателя НТС, А.Н. Артемову: при ней будет «полный порядок», на нее можно полностью положиться, она – давнишний работник «Посева», редактор, корректор.
Вскоре выяснилось, что эта дама была ко мне приставлена, как комиссар Фурманов при Чапаеве. Она сразу стала своевольничать и нажимать: это – «мы печатаем», а это – «мы не печатаем». Она отвечала за переписку, и писала авторам совершенно дурацкие и глупые письма, вызывая их насмешки. Так что у нас сложилась полуконфликтная ситуация, и я ей напомнил, что журнал – это не коллективное руководство и должен быть один редактор, а не два. Сотрудницей она оказалась совершенно негодной, так что Наташе приходилось и читать, и отвечать авторам. И она тоже, конечно, была этим недовольна: «Почему я должна за нее работать?» В конце концов, я попросил Романова, нового председателя НТС, чтобы Артемову убрали из журнала. И он тогда сам предложил, чтобы Наташа официально заняла ее место.
Артемова же была в партии очень влиятельная дама-патронесса. И я ощутил при ее отставке глухое противодействие. Это был первый удар по клану, который был потревожен, обижен и снести мое своевольство без последствий не мог. Мне скоро стало ясно, что мне будут вставлять палки в колеса. Я попробовал с ними объясниться напрямую, чтобы было ясно, кто есть кто, и чтобы они меня с журналом оставили в покое.
Но пока я продолжал работать, но приглядываться к этим людям уже другими глазами, и у меня стали появляться вопросы о том, что, собственно, представляет собой НТС.
Мне показалось странным их широковещательные заявления о «десяточках-пятерочках» в СССР. Причем громко объявляется, что они там ведут работу, распространяют литературу, тамошние члены друг о друге не знают, но все подчиняются зарубежному центру во Франкфурте. Что существует «молекулярная теория» Поремского, по которой все слои советского общества пронизаны этими ячейками-молекулами. Даже в высших эшелонах власти есть «свои люди». Даже есть целый город (!!!), который готов к восстанию, распропагандирован и по сигналу из Франкфурта выступит с вооруженным мятежом.
Все это мы уже «проходили» в русской литературе: контора «Рога и копыта», союз «Меча и орала».
Я начал задавать им, и не только им неудобные вопросы. Например, не странно ли, что люди «молекул» друг о друге ничего не знают, но все вместе готовы к организованному восстанию? Как-то нет в этом логики. И зачем же так громко вещать об этих «глубоко законспирированных» пятерочках, которые подвергаются жестокому преследованию в случае раскрытия? Ведь такая трескотня – бальзам на уши КГБ (ГВ).
Нужно сказать, что вплоть до последнего десятилетия подрывная идеологическая прокси-война, которая велась бы не прямыми военными действиями и не шпионажем, была за гранью наших представлений. Владимов, выехав из СССР, не понял, и не мог понять, что в случае НТС речь идет о такой прокси-войне, в которой мифология важнее реальности. Задавая совершенно оправданные вопросы, он втыкал иголки в раздутый мыльный пузырь, при том что ни одна из сторон не хотела, чтобы этот пузырь лопнул:
Мое любопытство пришлось им очень не по душе. Они не ожидали такой неожиданной самостоятельности и независимости. В их планах было приобрести под свое крыло, заполучить известного писателя, правозащитника. Обеспечить его и дать работу, ожидая, что он покорно вольется в их здоровый коллектив и станет членом НТС. Мечта была несбыточная, и расчет был без хозяина. Но Романов был человек ловкий и хитрый, и понимал, что нужно прилаживаться и терпеть. Важно иметь хороший журнал с известным и авторитетным редактором. И не выносить сор без избы. Важно, чтобы эмиграция ничего не знала о конфликтах и разногласиях. Но я разговаривал с друзьями, рассказывал им, в какой среде оказался, и потом слушал упреки от членов НТС в «неколлегиальности»: «Не нужно было про это рассказывать…» Не скажу, чтобы вначале вмешивались в то, что печатал. Но когда я захотел изменить обложку – она была цвета лягушки в обмороке – на голубую новомировскую, это вызвало большое недовольство: «Зеленый – цвет надежды!»[378]
Они скучные серые люди. Я занимался журналом, а им хотелось вовлечь меня в свои мероприятия. Я два раза выступил у них в клубе, сделал доклады о цензуре, о Твардовском. Единственный, с кем можно было говорить – был Романов, человек дошлый, хитрый, очень умный, с большим жизненным опытом.
Постепенно обстановка стала ухудшаться, хотя журнал выходил и стал ведущим в эмиграции. Стали приходить письма от каких-то членов НТС, что журнал я веду неправильно. Один раз пришла анонимка (по почерку мне кажется, что ее писала Артемова) с упреком, что я допускаю много ненормативной лексики в журнале. Они считали Васю Аксенова и Сашу Соколова «фривольными авторами». А уж Феликс Кандель был просто шоком. Это все была глупость, потому что в «Гранях» ненормативной лексики было меньше, чем в других журналах. Но получение анонимок в западной жизни – с этим я мириться не собирался (ГВ).
В Бременском архиве я нашла корреспонденцию с членом НТС Н.И. Петровым, относящуюся к этой анонимке (ее самой во владимовском архиве нет). Она ясно показывает возрастающее раздражение Владимова:
К сожалению, история с анонимкой, подброшенной на мой редакторский стол, не представляется мне столь безобидной, как Вам. Мнение не шибко грамотного читателя о «заборной литературе» в «Гранях», которое и Вы находите несправедливым, никак не может меня интересовать. Но приобретя черты анонимности [и будучи представленным в предновогодний, своего рода итоговый, день], это мнение приобретает и другой смысл, отчетливо выраженной оппозиции НТС новым «Граням». Наполучавши анонимок от КГБ, никак не предполагал, что эта нечистая игра продолжится в здании «Посева» (19.01.1985, FSO).
История эта после обмена несколькими письмами заглохла, хотя при чтении ее становится ясно, что обострение отношений – вопрос времени.
Потом начались разговоры, что раньше это был «русский журнал», а теперь «русскоязычный». И письма такие приходили. Слишком много еврейских фамилий среди авторов. Раньше журнал был «истинно русский», а теперь стал просто «эмигрантский» и «интеллектуальный». Я хорошо знаю, что за такими упреками в «русскоязычности» кроется… (ГВ)
В архиве хранится рукописное послание от 14 ноября 1985 года, на которое Владимов ссылался в «Необходимом объяснении» (4/209):
Уважаемый господин редактор,
Сообщаю Вам, что я прекращаю подписку на Ваш русскоязычный листок и не желаю больше видеть его в своем почтовом ящике. Причины того, я думаю, Вам ясны. Объяснять Вам, почему данный листок является плевком в русскую православную душу, я надеюсь, излишне. Вы сами прекрасно это знаете. За номера, присланные мне в этом году, будет, разумеется, заплачено.
С уважением
Елена Ванина
Erlachgasse 84/18
A – 1100 Wien (FSO).
По словам Владимова, «высший эшелон» никакого антисемитизма себе не позволял, но в более низких слоях союза он никуда не делся: “Но сначала мы как-то терпели ради журнала, ради авторов, которых печатали. Но все катилось к тому, что придется расстаться. Я начал получать письма, излагающие претензии, ну, и конечно, отвечал на них» (ГВ).
Писем, обращенных руководством НТС к Владимову, в архиве очень немного, и они относятся, как правило, к более позднему периоду. Но к началу 1986 года атмосфера была напряженной и продолжала накаляться. Романов и его окружение считали, что журнал теряет «четкое индивидуальное лицо», хотя не совсем ясно, что имеется в виду, и почему Владимову не очертили это «лицо» при поступлении на работу. Однако в тот момент НТС не вмешивался, хотя Романов говорит о «недовольстве» организации, и о том, что продолжение такой литературной линии привело бы в будущем к конфликту[379]. Владимов чувствовал это недовольство. Я приведу отрывок из письма Георгия Николаевича к председателю Исполнительного Бюро НТС Ю.Б. Брюно, которое демонстрирует его восприятие отношений с руководством НТС и ясно показывает, что дело идет к разрыву отношений:
Что журнал стал интереснее, приблизился к современности, к нуждам сегодняшней России, вполне может стать первым журналом в русском Зарубежье, я слышу от коллег-писателей, от читателей, эмигрантов и аборигенов, наконец, из Совдепии, не слышу – на Флюршайдевег 15…Член НТС, В. Филимонов, высказывает мне озабоченность, что у нас перебор с еврейскими фамилиями, и что мы оскорбляем верующих – каким же образом? Тем, что мы печатаем, как их оскорбили в СССР? …Еще один член – и как будто не рядовой, а из руководящих – А.М. Югов