[432] и был, по выражению В.П. Лукьянина, «не о том!»[433]. Ответом Владимова, его исполненным долгом перед читателями остается текст его произведения.
Предварительную версию романа «Генерал и его армия» читал Лев Копелев, пославший Владимову восторженное письмо после опубликования одной из глав романа:
Генералы, которые обличали Толстого во множестве ошибок, почили в мире, а миллионы людей и сегодня больше чем век спустя верят Пьеру Безухову и толстовскому Кутузову и мало кто – один из 10 млн – интересуется, как было «на самом деле» (05.09.1985, FSO. АП).
И.З. Серман с восхищением отметил после прочтения главы в «Континенте»:
Ощущение необыкновенной убедительности и правды всего, Вами увиденного сквозь полустолетие, удивляет и завораживает. И сразу складывается впечатление, что иначе это, о чем Вы писали, происходить не могло (10.09.1988, FSO. АП).
Роман высоко оценил Г.Я. Бакланов, писатель военной темы:
Но человеку не воевавшему так почувствовать атмосферу войны, самое неощутимое, если ты сам не пережил, так почувствовать и передать – это поразительно! И очень точна психология, психология людей этого времени (25.01.1995, FSO. АП).
Насколько глубоко Владимов вникал в изображаемый материал, было ясно А.И. Солженицыну:
И невозможно не заметить Вашей отличной осведомленности во фронтовых реалиях (сказалось Ваше «суворовское» воспитание? – а потом вникание, внимание, военные знакомства?) – что в артиллерийском деле, что в танковом, что в авиационном (31.08.1997, из архива А.И. Солженицына. АП).
Все четверо были боевыми офицерами, и роман «Генерал и его армия» воспринимался ими как произведение достоверное. Владимов в письме Льву Копелеву и Раисе Орловой определил свою художественную позицию:
Кому они нужны, эти истинные передвижения армий? – на самом деле, никогда не истинные! Никто их не помнит досконально, и даже документы один другому противоречат – стало быть, наполовину врут. А между тем военные сюжеты, как никакие другие, страшно зависят, скажем, от рельефа местности (была ли река справа или слева, были холмы в 200 или 300 метров высотой), и от погоды (был ли дождь или пыль в глаза). Так он должен был придумать свой рельеф и свою погоду, как удобно ему, художнику, для его замысла. Я писал книги за генералов, и я знаю – для них истина не то, как происходило, а – как запомнилось. А это уже и есть миф, который сильнее действительности (10.09.1985, FSO. АП).
На замечание Богомолова о «мифотворчестве» прекрасно ответил Н.Л. Лейдерман: «Упреки Богомолова автору романа “Генерал и его армия” в том, что он создал “новую мифологию”, на самом деле никакой обвинительной силы не имеют – всякий художник, романтик или модернист или даже самый правоверный реалист именно свою “новую мифологию” и создает. И если он пишет об исторических событиях, он творит свою художественную “мифологию истории” – то есть ищет человеческий смысл истории, определяет ценностное значение отношений с историей в судьбе человека, в обретении им гармонии с миром или в утрате этой гармонии. Разве картина битвы за Трою в гомеровской “Илиаде” – не миф? А разве не стала художественным мифом история похода и поражения князя Игоря из “Слова”? И кто будет изучать историю Крестовых походов по романам В. Скотта “Айвенго” или “Ричард Львиное Сердце”? А Великую французскую революцию по роману А. Франса “Боги жаждут”?»[434]
Разобраться в точности военных деталей и логистики может сейчас только военный специалист[435]. Историко-философский характер любой войны навсегда остается открытым для переосмысления и литературных интерпретаций.
Второе приложение к роману «Новое следствие, приговор старый» – реакция Владимова на статью Леонида Решина о власовской армии. (3/409–422). Эта тема очень интересовала и волновала писателя[436]. Уже в течение и особенно после окончания войны всех советских солдат, воевавших на стороне Гитлера, стали называть «власовцами» и в официальном, и в народном дискурсе. Это название – метафорическое, не отражающее реальной истории и многослойности коллаборационизма, но факт того, что имя Власова и его солдат стало синонимом предательства. Так как власовская РОА никогда не сражалась на территории Советского Союза и не имела прямого отношения к описанным в романе Владимова событиям, анализ истории этой армии и ее действий лежит за пределами моей работы.
«Генерал и его армия» – произведение настолько насыщенное и сложное, что полное исследование всех его аспектов: исторического, философского, жанрового, стилистического, лексического и других – заслуживает написания отдельной книги или диссертации. Охватить их в одной главе невозможно.
Моя цель и рамки анализа – дополнить существующую информацию об источниках романа и рассмотреть наиболее важные мотивы и темы текста.
В 1968 году, написав рассказ «Поклонная гора» (шестая глава будущего романа), Владимов принес его на суд в «Новый мир». Твардовский, как всегда, отнесся к работе Владимова очень доброжелательно и откровенно объяснил свою точку зрения:
Напечатать это можно, но вы, Жора, в 20 страниц вместили тему большого романа. Ведь в этой пляске – судьба человека, это надо показать, развернуть. Нужно быть очень большим художником, чтобы сделать это на 20 страницах, а вы им пока не являетесь. Поэтому решите сами, печатать или забирать (ГВ).
Твардовский сказал также, что хотя рассказ хорошо написан, но эпизод с пляской на Поклонной горе и самовольным возвращением генерала Кобрисова в армию полон натяжек и звучит не очень правдоподобно. С ним были согласны А.Г. Дементьев и А.И. Кондратович. Но Владимов, знавший историю со слов генерала П.В. Севастьянова, менять сюжет не захотел, хотя сразу осознал, что предстоит очень большая работа, чтобы реализм и достоверность происходившего представлялись читателю несомненными. Отказавшись печатать рассказ, он забрал его из редакции.
Постепенно в его сознании начал кристаллизоваться замысел большого романа, куда входили и реальные, и вымышленные образы. О концепции произведения он позднее говорил: «Вторых “Войны и мира” мы не дождемся, масштабы были таковы, что не уместятся ни в какие тома. Я взял лишь одну операцию, из которой видно, что такое вообще операция, как она строится, какое в ней бывает столкновение интересов, страстей, честолюбий, оплачиваемых всегда чужой и притом большой кровью»[437].
Работа над романом была прервана отъездом в эмиграцию. Официально вывезти рукопись было невозможно. Пакет с текстом был бы слишком большим для одного человека, поэтому роман и записки к нему были разделены на части и розданы для перевозки за рубеж нескольким иностранным журналистам, курьерам от НТС, дипломатам. Одна из этих частей была утеряна, и восстанавливать ее было очень сложно: многие заметки и черновики оставались в России и доставлялись со случайными оказиями. Организовать все материалы воедино было процессом очень трудоемким, и вновь вступить в сюжет оказалось непросто. Две главы появились в «Континенте», еще одну Владимов напечатал в «Гранях» в период своего недолгого редакторства.
Первые годы в эмиграции роман писался очень медленно. Владимовы привыкали к новой жизни, много путешествовали, Георгий Николаевич выступал в разных городах и странах, была масса эмоциональных встреч и впечатлений. Потом он принял должность редактора «Граней», и жизнь стала более оседлой. Но работа в журнале отнимала большое количество времени, а конфликт с НТС стоил многих душевных сил. И Владимов признался дочери Марине, что первые пять лет он так сожалел, что уехал, и ностальгия по России была столь сильной, что ему не писалось.
После разрыва с НТС в 1986 году он вернулся к тексту романа. Появилась возможность читать опубликованные на Западе мемуары о войне, письма генерала Гудериана, находящиеся в Bundesarchiv[438], и другие источники. С конца 1980-х работа над романом стала продвигаться быстрее, и текст приобретал все более завершенное состояние.
В декабре 1993 года почтальон доставил пакет с надписью «В собственные руки» на домашний адрес Натальи Борисовны Ивановой, заместителя главного редактора журнала «Знамя» и литературного критика, очень высоко ценимого Владимовым. В пакете оказалась рукопись романа «Генерал и его армия», ставшая первым журнальным вариантом книги. Наталья Борисовна, лежавшая дома с высокой температурой, сразу начала читать и не могла оторваться всю ночь. Температура к утру упала, и, чудесным образом выздоровев, она повезла рукопись в редакцию. Г.Я. Бакланов, в то время главный редактор «Знамени», прочитав текст, позвонил Владимову и попросил разрешения на публикацию. Он сказал, что, несмотря на некоторую недосказанность, основной стержень держит повествование и напечатать его, как журнальный вариант, вполне возможно. Роман был опубликован в 4–5-м номерах журнала за 1994 год.
Букеровская премия, которую получил за него Владимов в 1995 году, была экзистенциально важна. Еще в 1993-м он с большой горечью говорил мне при встрече, что интерес к литературе писателей его поколения был утерян в ранние перестроечные годы. Публикация «Верного Руслана» и очень живая реакция на повесть в России благотворно повлияли на его настроение. Но у писателя было чувство, что его «любимый песик» был лишь выплатой давнего долга российскому читателю. С опубликованием и успехом его нового романа «Генерал и его армия» к Георгию Владимову вернулось чувство непосредственной причастности к русской литературе. Премия решила и финансовую проблему, позволив спокойно, не отвлекаясь на случайные заработки, закончить роман.