Тронуло Ваше сочувствие к моей тяжелой потере[584] и к невозможности (пока) вернуться в Россию. Тут и «Букер» не помог (а была надежда!), хоть и позволил закончить роман. Ну, как будто ПЕН-клуб наш взялся квартиру выбить.
Кланяйтесь, пожалуйста, Наталии Дмитриевне. Берегите друг друга. Пожелаю здоровья, бодрости, завершения трудов.
Глава двадцать втораяВозвращение
Когда я вернусь… А когда я вернусь?..
Ты – часть нашей драмы, нашей судьбы, без тебя нельзя. Речь не про то, где тебе жить: жить надо там, где ты живешь. Но – все, что ты думаешь и пишешь, – это часть нашей жизни, это нам нужно, жизненно нужно, здесь нужно…[585]
В России наступали большие перемены, и Владимов очень стремился на родину.
В мае 1990 года после семи лет отсутствия Георгий Николаевич с Наташей впервые поехали в Ленинград по приглашению неправительственной организации, международного общества «Гулливер». Эта поездка произвела на Владимова сильное впечатление, так как с наступлением перестройки жизнь совершенно переменилась. Его поразило количество людей, особенно пожилых женщин, которые старались продать мелочи, «пакетик чипсов», в надежде заработать хоть немножко денег. Он жил в «Астории», но почти все время встречался с друзьями и гулял по городу. Много времени проводил с Ильей Львовичем Белявским, с которым они вместе съездили на могилу Марии Оскаровны. Они разобрали ее бумаги, хранившиеся у Белявского. Среди них были письма, тетрадь лирических стихов, любовных – посвященных мужу, Николаю Волосевичу, нежнейших – сыну и внучке Марине, а также стихи, написанные в тюрьме. Там же были подборки ее газетных публикаций, документы и фотографии.
15 августа 1990-го Михаил Горбачев подписал Указ Президента СССР № 568 «Об отмене Указов Президиума Верховного Совета СССР о лишении гражданства СССР некоторых лиц, проживающих вне пределов СССР». В соответствии с пунктом 15 этого указа Георгию Владимову было возвращено советское гражданство.
Была возможность поехать на следующий год в Москву на Конгресс соотечественников, но Владимов предполагал, что одним из устроителей был НТС. И был обижен тем, что Наташа не была приглашена вместе с ним:
А в августе 1991-го я не поехал, потому что меня пригласили, а Наташу – нет. Я решил, что я не могу ездить, пока она одна в Германии сидит. И мне казалось это очень несправедливым. Она для правозащитного движения сделала больше многих, кто был приглашен. Но я очень пожалел потом, так как именно в 1991-м начался путч. Я мог бы там быть в это время, но пропустил историю (ГВ).
В начале 1990-х он очень интенсивно работал над романом «Генерал и его армия», мечтая, что это произведение станет главной вехой его возвращения в Россию. Он рассчитывал на получение квартиры в Москве и возможности жить на два дома, как его друзья В.П. Аксенов и В.Н. Войнович. Уже упоминалось, что опубликованный в 1994 году в «Знамени» журнальный вариант был выдвинут в 1995-м на Букеровскую премию и Владимов приглашен в Москву. Юз Алешковский предоставил в распоряжение Георгия Николаевича и Наташи свою квартиру на время их пребывания в столице. До последнего момента Владимов не был уверен в присуждении ему премии. Церемония состоялась 4 декабря 1995 года – он был объявлен лауреатом.
Получение Букеровской премии воспринималось как обратный перелет через время и пространство. Это была победа его литературного творчества над вынужденной эмиграцией, над одиночеством и изоляцией в чужой стране.
К профессиональной радости добавлялось возбуждение от важнейшего события в личной жизни: после двух десятилетий разлуки Владимов ожидал первой встречи со своей дочерью Мариной, близость с которой осветила теплом и любовью последние годы его жизни. В Москве они выпили на брудершафт – вся переписка до тех пор была очень формальной, на «вы».
Вскоре по приезде в Москву Наташа заболела и слегла с высокой температурой. Когда они вернулись в Германию, выяснилось, что у нее воспаление легких, которое она очень тяжело перенесла. В Нидернхаузене обеспокоенные врачи предлагали немедленное обследование, но Наташа категорически отказывалась. Как вскоре выяснилось, ее состояние было безнадежным, неоперабельный рак, от которого нет лечения. В течение двух лет она боролась с болезнью диетами, лекарствами и страстным детским желанием жить ради «своего Жорика».
Наталия Евгеньевна Кузнецова умерла 2 февраля 1997-го. Отбирая для похорон ее любимые вещи, Георгий Николаевич обнаружил, что в доме не было ни одной целой пары чулок. Красавица и кокетливая модница, Наташа аккуратненько зашивала их. Денег последние годы, особенно до Букера, было очень мало, и она потихоньку от мужа экономила, на чем и как могла. Это поразило и тронуло его до слез. Жизнь в Нидернхаузене в одиночестве без ее заботы, любви и преданности казалась совершенно непредставимой.
Похоронив Наташу рядом с Еленой Юльевной на кладбище поблизости от Нидернхаузена[586], Владимов с трудом приходил в себя. Он каждый день ездил на могилы, убирал снег, весной сажал цветы, сколотил скамеечку, иногда сидел и читал на ней, подремывал. Если не было дождя, он проводил на кладбище часть дня, иногда гуляя по окрестностям. Вернувшись в пустой дом, пил водку, чтобы смягчить боль и заснуть. Его мучило чувство вины перед Еленой Юльевной – он думал, что она прожила бы дольше, если бы он не сорвал ее с места[587]. Первые месяцы он был психологически в тяжелом состоянии. Я видела это, когда он дважды приезжал к нам в Лондон в тот год.
Осенью Георгий Николаевич решил собрать и издать сборник статей Наташи – литературный памятник, который останется от нее. Начав писать в «Гранях» при Владимове (в журнале не хватало критики), Наташа расцвела в этом жанре, проявив себя ярким и талантливым автором. Л.А. Аннинский писал ей: «Я об этом скажу так: если досужие парижские дамы… считают, что статьи “Н. Кузнецовой” написаны Г. Владимовым, значит, статьи написаны на том уровне, что их можно приписать Г. Владимову»[588]. Ее письма Л.А. Аннинскому показывают острый ум, наблюдательность, чувство юмора и литературную одаренность. Сами Владимовы жили трудно, но в начале 1990-х, когда ситуация в России была критической, они слали Аннинским большие посылки с едой и вещами, трогавшие их друзей чрезвычайно: «В подборе суповых концентратов, консервов, приправ и прочих намазок на хлеб насущный (хлеб в ту зиму стал отнюдь не фигуральной, а вполне реальной, и основной едой) – во всем этом ощущались и владимовская воинская хватка, и Наташина душевная щедрость.
Мы были растроганы до неловкости (21.11.91)»[589].
Сборник «Что с нами происходит? Литературная критика, публицистика, выступления по радио»[590] вышел в 1998 году и принес некоторое успокоение: «Ташечка была бы очень рада». Он включил в него статьи, публиковавшиеся в эмигрантских изданиях «Континент», «Русская мысль», «Бостонское время», «Панорама», а позднее в журнале «Знамя» и «Независимой газете», а также записи на «Радио Свобода»[591].
Предисловие, названное «Серебряное перышко», нежное, полное драгоценных эпитетов, – было написано верным и близким другом Владимовых Львом Александровичем Аннинским. Отметя все суетное, многих при жизни Наташи столь раздражавшее, Аннинский свидетельствовал о главном в ней теми словами, которые хотел читать Владимов: «Вежливость безукоризненна. Фраза выточена. Учтивость отдает хрупким ледком, как при раскланивании в дверях. Или при вызове на дуэль.
Облик безукоризнен. Летящая легкость и тот шарм, что не позволяет женщине появиться на людях без шляпки, а шляпке – быть без бантика, ленточки и качающихся ромашек.
Стиль безукоризненен»[592].
Аннинский разослал сборник по библиотекам. Владимов подарил его всем друзьям. Но полностью смириться с Наташиной смертью: «…почему так рано, всего в пятьдесят девять лет?» – он никогда не смог. Острота горя смягчилась с годами, но боль и чувство огромной потери оставались с ним до конца жизни.
Поздней весной 1997-го в жизни Владимова неожиданно случилось чудо, как будто вызванное к жизни его собственным творчеством: звезда, увиденная из темного трюма днем посреди океана Сеней Шалаем и ставшая в романе «Три минуты молчания» символом и призывом к человеческой доброте, вдруг зажглась в жизни писателя. В квартире в Нидернхаузене раздался телефонный звонок, и незнакомый голос представился: «Борис Эрленович Гольдман». Незнакомец объяснил, что звонит из Москвы. Перед отъездом Владимова в эмиграцию один из друзей Гольдмана попросил для него у писателя автограф: Владимов расписался на экземплярах двух своих книг. Самой любимой книгой Бориса Эрленовича был роман «Три минуты молчания». Гольдман сказал по телефону, что этот роман сформировал его и на протяжении десятилетий был главной, много раз перечитываемой им книгой, – он считал себя глубоко обязанным Владимову. Владелец успешного рекламного агентства, он решил, что пришла пора помочь любимому писателю – «человеку, который столько сделал для меня, и, наверное, не только для меня, пора возвращать долги»[593]. Гольдман предлагал субсидировать издание собрания сочинений Георгия Владимова. Предварительный авторский гонорар, кот