ает происшедшую трагедию. Мы ручаемся, что Георгий Александрович Юматов, будучи на свободе, не скроется от следствия и суда, будет являться по первому требованию правоохранительных органов и не допустит нарушения закона».
Кирилл Столяров: «…Когда случилось это несчастье, Георгия кинули на произвол судьбы власть, государство… Никому не нужный пожилой человек остался один на один со своим горем… Но закон есть закон. Георгия на поруки не выпустили, болезнь обострилась, и его положили в тюремную больницу. Следствие происходило очень вяло и формально. Были выдвинуты четыре версии происшедшего, но ни она из них не была достаточно проработана. В Гильдии мне предложили обратиться за помощью к известному адвокату Борису Кузнецову. Этот человек сумел глубоко прочувствовать всю трагичность события и начать детальное и внимательное расследование. Знакомясь с первоначальными материалами дела, Борис Кузнецов заметил многие упущения: во-первых, не была проведена баллистическая экспертиза; во-вторых, он обратил внимание на то, что в исходных материалах не упоминается о резаной ране головы, полученной Юматовым в день убийства. Во время уборки юматовской квартиры был обнаружен нож, и след от него совпадал с раной актера. Проведенная трассологическая экспертиза подтвердила версию о необходимой обороне».
Адвокат подал ходатайство о полном прекращении уголовного дела. Следствие по этому пути не пошло, но смягчило обвинение. Георгий Юматов обвинялся уже не в умышленном убийстве, а в превышении необходимой самообороны. Это уже была большая победа. Адвокат был уверен, что суд он выиграет, и его подзащитный будет полностью оправдан. Однако к тому моменту Юматов был уже сильно болен. Побоявшись, что судебное разбирательство его убьет, адвокат принимает решение: «Я настоял, что надо согласиться с тем, что следствие прекращает уголовное дело по не реабилитирующим обстоятельствам – превышение необходимой самообороны.
Ввиду убедительности доказательств дело было прекращено на стадии предварительного расследования, и 6 мая, ровно через два месяца после того, как в квартире Юматова прозвучал роковой выстрел, артист был выпущен на свободу».
Народный артист РФССР Георгий Юматов был освобожден из следственного изолятора. Убийство стало тяжелым крестом отпущенных ему после этого немногих лет жизни. Опасаясь его неадекватного поведения, его совсем перестали приглашать на съемки. За два года до смерти Георгий Александрович стал ходить в церковь и абсолютно самостоятельно, в одночасье бросил пить…
Кирилл Столяров: «… Трагедия, произошедшая с ним, потрясла его организм, здоровье так и не восстановилось. Обострилась язва, пришлось делать сложную операцию, усилилась болезнь сердца, и через два года Георгия не стало».
Он скончался 4 октября 1997 года на руках у своей жены от разрыва брюшной аорты. Незадолго до смерти друзья поняли его и простили…
Георгий Юнгвальд-Хилькевич: «Ну, пусть мне любой человек скажет, что он не испытывал никогда желания, когда жлоба или какого-то зарвавшегося, потерявшего совесть бюрократа он не хотел застрелить… А Жора это сделал. Это как раз такой бескомпромиссный стиль поведения».
Так обостренное чувство чести и справедливости фронтовика, достойного и гордого человека сыграло с Георгием Александровичем злую шутку. Он оказался в ловушке…
Мы помним, какую судьбу в дни юности нагадал ему сокурсник Музы Глеб Романов…
Вот что писала 17 марта 1994 года в «Вечерней Москве» Татьяна Глинка в статье «В тюрьме я, наверное, умру…». Чтобы не повторять вышесказанного, приведу лишь разговор корреспондента с главным прокурором Фрунзенской межрайонной прокуратуры Евгением Валентиновичем Залягиным и события тех дней, описанные в этой статье. Глинка просила у прокурора разрешение на свидание с задержанным артистом. И получила. Залягин ей сказал, что в день после трагедии Георгий Александрович был на грани невменяемости. Что он застрелил случайного знакомого, по его мнению, даже не в минуту аффекта, а, грубо говоря, в минуту, когда «крыша окончательно поехала». Вот их разговор:
«Два суицида, покушения на самоубийство, это как? – спрашивает он меня.
– Это страшно, – отвечаю.
– Чего же вы хотите сейчас от него?
– Спросить, когда последний раз он был на съемочной площадке.
Но этого своего вопроса я так и не сумела задать Георгию Александровичу. Из 20-й больницы, где ему сняли на время сердечные приступы, артиста увезли в 12-е отделение милиции, а оттуда в Бутырку: все в один день. А я со своим прокурорским разрешением на свидание постоянно опаздывала в эти пункты его маршрута.
В 12-м отделении милиции (случайном пункте переезда, куда у меня не было разрешения на встречу) сказали, что Георгий Александрович чувствует себя очень плохо: лежит, ничего не ест, так же, как и в больнице. Я пробыла там долго и поняла, что сотрудники милиции очень бережно к нему относились, просили выпить хотя бы молоко, которое передала жена. И хорошо понимали, что у него глубокая депрессия. Там же мне передали его слова: «В тюрьме я, наверное, умру».
Таковы разные версии происшедшего. Юматов был обвинен в совершении умышленного убийства на почве ссоры, согласно статье 103 УК, грозившей лишением свободы на срок до 10 лет. Гильдия актеров России во главе с Евгением Жариковым не оставила в беде своего коллегу и всенародно любимого артиста, обратившись за помощью в адвокатское бюро «Борис Кузнецов и партнеры». Проведя свое расследование, Кузнецов заявил ходатайство об изменении меры пресечения. В Матросской Тишине Юматов пробыл чуть больше двух месяцев. В СИЗО его все обожали и сразу же положили в «больничку», обеспечив телевизором и книжками.
Суд должен был состояться в июне, но актер домой вернулся уже 6 мая 1994 года, попав под амнистию к 50-летию Победы. Юматова выпустили на свободу, взяв с него подписку о невыезде. В конце концов, Кузнецову удалось доказать, что Юматов воспользовался оружием спонтанно, будучи уверенным, что оно не заряжено. Было доказано, что первым на актера напал сторож, а он лишь действовал в пределах необходимой самообороны. В конце 1995 года дело было прекращено.
Эта трагедия стала началом конца. Домой Юматов вернулся другим. Он так и не смог оправиться от случившегося. За короткий срок Георгий Александрович перенес два инфаркта, инсульт. Однажды вечером напуганная жена вызвала «Скорую». Георгия Александровича увезли в больницу, сделали операцию и строго-настрого запретили пить. Вернувшись, он целыми днями лежал в своей комнате на диване, читал детективы, без конца курил и ругал власть…
Виктор Мережко, работавший неподалеку и со студенческих лет боготворивший Юматова, частенько заглядывал в старикам: «После тюрьмы Юматов прожил чуть больше двух лет… Бросил пить, стал ходить в церковь. Родственники убитого Мадатова донимали Жору телефонными звонками, требовали материальной компенсации… У него была аневризма брюшной аорты, он перенес тяжелейшую операцию. Когда через год снова случился приступ и пошла кровь, врач сказал, что вторую операцию он не перенесет и остается только ждать смерти. За несколько дней до смерти Жора сильно сдал, заметно осунулся и похудел. Я видел, как он шел из магазина с авоськой – с творожком и бутылкой молока…»
Георгий Александрович и правда сильно сдал. Несмотря на богатырский резерв здоровья, последнее время бесконечно болел. Муза, как могла, поддерживала мужа, надеялась, что и на этот раз он выкарабкается. Разве могло быть иначе, ведь ее Жорик всегда был таким сильным… Часто бегала в церковь и ставила свечи за здравие… «Мой Музочек, Музочка, я так тебя люблю!» – по-прежнему не мог удержаться от ласковых слов в адрес жены Георгий Александрович. «Я не умею готовить, не люблю убираться. И чего ты во мне нашел?» – с элементом грусти, по привычке отшучивалась она. Вскоре они собирались отпраздновать золотую свадьбу. Юматов очень ждал этой даты. Сидя с женой за вечерним чаем, любил обсуждать, как они отметят свой юбилей, мысленно рассаживал гостей за праздничным столом…
Так уходили кумиры…
Муза Крепкогорская рассказывала о последнем дне Георгия Александровича – 4 октября 1997 года так: «День начался как обычно. Жорик чувствовал себя хорошо. Даже сходил в магазин за хлебом. Вот он, этот хлеб, на столе. Я его сохраню как память. Вечером я услышала сдавленный кашель и хрип в комнате мужа. Вбежала. Жорик лежал на диване, он самостоятельно смог перевернуться со спины на бок. «Значит, все еще не так страшно!» – подумала я и вызвала «Скорую». Врачи приехали через три минуты. У мужа кровь пошла изо рта. Никак не могли найти источник кровотечения. Я ползала перед врачами на коленях и умоляла спасти его. Медики делали все возможное. Но он все равно умер.
Жорика добил ремонт. Дом у нас старый. Требовались перестановки, переделки. Но менять складывавшуюся годами обстановку муж ни за что не хотел…
За эти дни не позвонил только Ельцин. А остальные – все. О том, что Жорик так популярен, я знала, но что до такой степени… не думала…»
Действительно, все квартиры в доме подлежали переоборудованию, и начавшийся летом 1997 года капитальный ремонт с заменой труб отопления стал настоящим испытанием для всех, особенно для пожилых жильцов. А именно они и составляли основное население кинематографического дома. Юматов не был исключением – затянувшаяся ремонтная сутолока тоже была ему в тягость, тем более, после тяжелейшей операции. Многое по дому он уже не мог делать сам, как прежде, а тут еще где-то за полгода до смерти операционный шов начал кровоточить. Врачи честно предупредили: увы, оставшийся срок крайне мал. Его мучила бессонница. Георгий Александрович часто просыпался по ночам, как рассказывал друзьям, от какой-то чертовщины… Начались эти кошмары после того трагического случая.
…В полдень своего последнего дня Юматов включил телевизор и в который раз увидел себя на экране. Показывали фильм «Они были первыми». Досмотреть его он так и не смог – позвонил Виктор Мережко, спросил о самочувствии. Этот вопрос не мог не вызвать глухого раздражения. Витенька (так Юматов называл сценариста) обещал заглянуть на недельке…