– Пойдем, куманек, быть может, нам удастся найти простофилю, который заплатит за нас в трактире.
В это время позади них проходил слуга аптекаря, человек изобретательный и лукавый, с которым адвокат постоянно пребывал в контрах. Шустрый малый тут же решил досадить своему недругу и, пройдя шагов десять, нашел за домом славную кучку замерзшего дерьма, которую он подобрал и завернул в бумагу так ловко, что она стала похожа на небольшую сахарную голову. Догнав двух приятелей, он прошел мимо них и поспешно вбежал в какой-то дом, уронив при этом из рукава, словно по недосмотру, эту самую «сахарную голову». Адвокат с радостью поднял ее с земли и заявил господину де ла Тирельеру:
– Сегодня в трактире за нас заплатит этот пройдоха. Только пойдем отсюда скорее, пока нас не застукали на краже.
Придя в трактир, он обратился к служанке:
– Разожги-ка получше очаг и дай нам хорошего вина, жаркого и хлеба, нам есть чем заплатить.
Служанка подала им все, что они просили. Пока они пили и ели, в комнате стало тепло и «сахарная голова», лежавшая у адвоката за пазухой, начала оттаивать, распространяя вокруг такое зловоние, что адвокат, никогда не думавший, что служанка может напакостить в подобном месте, сказал ей:
– Ну и смрад же у вас в заведении! Ваши дети тут наложили, что ли?
Господин де ла Тирельер тоже почувствовал этот дивный аромат, однако промолчал, но служанка разгневалась на такие поносные слова и вскричала:
– Клянусь святым Петром, здесь у нас порядочное место и дерьма нет, если только вы с собой не принесли!
Сотрапезники, сплюнув, встали из-за стола и уселись перед очагом, чтобы погреться; немного взопрев, адвокат достал из-за пазухи свой платок, весь пропитавшийся растаявшим «сахаром», и наконец-то разглядел, что к чему.
Нетрудно себе представить, как насмехалась над ними служанка, которую они оскорбили, и как пристыжен был адвокат, превзойденный слугою аптекаря в искусстве надувательства, в коем он сам упражнялся всю жизнь. Однако служанка не сжалилась над ними и заставила заплатить за все сполна, добавив, что они, должно быть, здорово нализались, поскольку пили как бочки.
Бедняги отправились восвояси, опозоренные и расставшиеся со своими денежками, но едва они вышли на улицу, как увидели слугу аптекаря, который спрашивал у всех прохожих, не находили ли они завернутую в бумагу сахарную голову. Не успели они свернуть куда-нибудь, как он закричал адвокату:
– Сударь, если моя голова сахару у вас, прошу покорно вернуть ее мне, ведь я бедный слуга и позволить себя обкрадывать мне не по карману!
На шум сбежалось чуть ли не полгорода. Когда все выяснилось, слуга аптекаря остался весьма доволен, что его обворовали, а собутыльники приуныли из-за столь неудачной кражи, однако в надежде отплатить обидчику в другой раз постепенно успокоились.
VИстория кюре из Оверни[261]
Бывают люди, которые никогда не промолчат и на все найдут ответ из боязни прослыть невеждами, предпочитая говорить без складу и ладу; об одном таком субъекте я и хочу вам рассказать.
В Оверни, близ города Риона, жил один кюре – не столько прославленный, сколько невежественный и любивший распространяться о вещах, в которых ничего не смыслил. Однажды в воскресенье, когда в церкви принято громко трубить при возношении Corpus Domini[262], наш кюре, дойдя до этого места службы, повернул голову в сторону публики и дал знак музыкантам вступать. Он подождал немного, а когда служка сказал ему, что трубачи не пришли, решил, что не след возносить Святые Дары без труб, и, подняв потир высоко над головой, стал изображать музыку с помощью губ и голосовых связок, истошно заорав:
– Туруру-ру! Туру-ру!
Находившиеся в церкви люди так удивились, что не смогли сдержать смеха. А узнав после мессы, что прихожане над ним подсмеиваются, доблестный кюре заметил:
– Скоты, вот вы кто! Нужно же понимать, что никакой крик в честь Святых Даров не бывает слишком громким!
Кое-кто из прихожан, видевших, как ловко он обернул этот промах себе на пользу, и горевших желанием послушать его мудрые речи, однажды обратили внимание, что он дискутирует с несколькими священнослужителями, не менее учеными, чем он сам. Подойдя поближе, они услышали, что один из священников выражает сомнения относительно того, как лучше говорить[263]: «Нос est corpus meus» или же: «Нос est corpum meum»[264]. Одни полагали, что лучше так, другие – что эдак; тогда слушавшие спор прихожане, уверенные в мудрости своего кюре, сказали ему:
– Сударь, поразмыслите над этим как следует, вопрос сей весьма важен.
На что он им незамедлительно ответил:
– Мне нет нужды над этим размышлять, и, как человек опытный, я сразу вам все объясню. Знайте же, когда-то и меня терзали подобные сомнения, но, хорошенько пошевелив мозгами, я решил их отбросить и теперь говорю не так и не этак, а просто произношу: «Ave Maria» – и совесть моя чиста.
– Как ни коротка эта история, благородные дамы, я поместила ее сюда, дабы вы всегда помнили: человек ученый обычно считает себя невеждой, а неуч, защищая свое невежество, желает, чтобы его считали ученым.
Итак, благородные дамы, рассказав вам за девять дней девять историй, по-моему весьма правдивых, я вознамерилась было рассказать десятую, однако оказалась в затруднении, поскольку на ум мне пришло столько самых разных и замечательных историй, что я не сумела выбрать из них наиболее достойную и решила больше ничего не рассказывать. Раздумывая об этом, я вышла прогуляться в сад, где встретила своего старого друга и поведала ему о своих сомнениях относительно выбора сюжета, который бы достойно завершил предыдущие. И мой друг, человек понимающий, который провел всю свою молодость в Италии, когда губернатором Милана был великий де Шомон[265], попросил меня взять в качестве десятой историю, приключившуюся с его лучшим другом и не менее достоверную, чем само Евангелие. Выполняя данное ему обещание, я, не боясь прослыть многословной, помещаю сюда этот рассказ для тех, у кого найдется досуг его прочесть. И хотя вы не найдете его в хрониках страны, о которой идет речь, случай этот, поверьте, совершенно правдив, и лишь мое почтение к усопшим заставило меня изменить имя героя, а повествование сие имеет только одну цель – выполнить просьбу моего друга.
Комментарии
Как известно, сборник новелл Маргариты Наваррской не был завершен. Писательница написала семь «дней» и начала восьмой. Однако мы в точности не знаем, сколько именно новелл успела написать Маргарита. Возможно, больше, чем те 72 новеллы, что входят в канонический текст книги. Отметим, что после смерти писательницы книга продолжала жить как бы двойной жизнью: ее печатали и одновременно переписывали от руки. XVI столетие оставило нам два издания «Гептамерона» (правда, второе было затем несколько раз повторено, перепечатывалось оно и в следующем веке) и пятнадцать списков. И в первых изданиях, и в списках не всегда соблюдается последовательность новелл, тем более их число, деление на «дни» и т. д. Есть там и «лишние» новеллы или не вполне надежные варианты. Так, в первое издание книги, выпущенное в 1558 г. Пьером Боэстюо под очень надуманным названием «Истории счастливых любовников», вошло лишь 67 новелл и не было деления на «дни». Более точным стало издание 1559 г., подготовленное Клодом Грюже. В нем последовательность новелл, их распределение по «дням» соответствовали наиболее авторитетным рукописям. Однако осторожный Грюже в пору нарастания религиозной полемики – что, как известно, вскоре привело к многолетним гражданским войнам – самые резкие антимонашеские новеллы (11, 44, 46-ю) заменил другими, более нейтральными текстами. Происхождение этих текстов неясно – их нет ни в одной известной нам рукописи. Написала ли эти три новеллы Маргарита, предназначая их для следующих «дней» своей книги, сочинил ли их сам Грюже, заказал ли какому-нибудь литературному поденщику – мы не знаем. С бо́льшим основанием можно приписать королеве Наваррской новеллу о глупом кюре из Оверни, текст которой встречается в трех списках «Гептамерона». Но место этой новеллы в сборнике остается неясным.
В XVII, XVIII, XIX веках книга Маргариты Наваррской переиздавалась многократно. Критическое издание сборника было подготовлено М. Франсуа в 1943 г. и с той поры неоднократно переиздавалось (Marguerite de Navarre. L’Heptameron. Nouvelle edition revue sur les manuscrits par M. Francois. Paris, 1943). Первый русский перевод «Гептамерона», очень несовершенный, вышел в 1907 г. Перевод А. М. Шадрина, сделанный по изданию 1943 г., впервые напечатан в 1966 г. в серии «Литературные памятники». Переиздан в 1982 г., частично переиздан (Пролог, дни третий, пятый и шестой) в 1987 и 1990 гг.