– Коль скоро вы делаете меня своей соучастницей, – ответила Номерфида, – я бы хотела обратиться к человеку, который сумеет настроить нас на подобающий лад. Это Дагусен; он столь мудр, что даже под угрозой смерти не скажет никакой глупости.
IIО двух влюбленных, кои ловко предавалисьлюбовным утехам, завершившимся вполне благополучно[254]
Жили в городе Париже два довольно обеспеченных человека – чиновник и торговец шелками и сукнами; с незапамятных времен они дружили между собою и часто навещали друг друга. Ничего удивительного, что сын чиновника, по имени Жак, молодой и вполне благовоспитанный человек, нередко бывал вместе с отцом в доме у купца, причем делал он это из-за его пригожей дочери Франсуазы, которую горячо полюбил. Ухаживания Жака продвигались успешно, и вскоре он понял, что тоже любим. Между тем в Провансе разразилась война с Карлом Австрийским[255], и Жак по своему положению был вынужден туда отправиться. Едва началась кампания, как его отец отдал Богу душу, и это известие вдвойне опечалило молодого человека: во-первых, из-за утраты родителя и, во-вторых, из-за невозможности по возвращении часто встречаться со своей возлюбленной, на что он весьма надеялся. С течением времени, впрочем, первая печаль была забыта, однако вторая только усилилась: ведь смерть, тем более смерть престарелого отца, – дело естественное, и вызванное ею горе мало-помалу проходит. Но любовь, дарующая не смерть, а жизнь, дает нам возможность продлить себя в потомках и обрести таким образом бессмертие; оттого-то по преимуществу мы так страстно и желаем женщину. Вот почему после возвращения в Париж у Жака была лишь одна мечта и забота: начать снова запросто навещать торговца и под прикрытием бескорыстной дружбы заставить его продать свой самый дорогой товар. Нужно сказать, что во время отсутствия Жака руки Франсуазы домогались многие, поскольку девушка была пригожа, умна и уже давно на выданье, однако отец ее не спешил исполнить свой долг – то ли из скупости, то ли из желания получше пристроить свое единственное дитя. Это, однако, не наносило чести девушки ни малейшего урона, хотя нынче многих хлебом не корми, только дай позлословить безо всякого к тому повода, особенно если при этом затрагивается целомудрие хорошенькой девушки или женщины. Отец, понятное дело, не оставался слеп и глух ко всяческим пересудам и, не желая уподобиться мужчинам, которые, вместо того чтобы встать на пути у порока, лишь поощряют его в своих женах и детях, держал дочь в такой строгости, что даже те, кто якобы стремился к браку с Франсуазой, виделись с нею очень помалу, да и то в присутствии ее матери.
Нет нужды говорить, что Жак страдал из-за этого невыносимо, будучи не в силах представить, что подобная суровость не имеет под собой достаточно веских оснований, и непрестанно терзался то любовью, то ревностью. Наконец он решил во что бы то ни стало выяснить, как обстоят дела в действительности, и прежде всего, дабы узнать, питает ли к нему девушка прежнюю приязнь, простоял однажды рядом с нею утреннюю мессу, после чего по кое-каким признакам понял, что она так же рада его видеть, как и он ее. Тогда, зная, что мать Франсуазы менее строга, нежели отец, Жак отважился несколько раз как бы ненароком встретить девушку с матерью по дороге в церковь и запросто, но учтиво заговорить с ними, впрочем, без особой для себя пользы, а исключительно с целью подготовить почву на будущее. Короче, когда прошел уже год после смерти отца, он решил снять траур и взяться за ум, дабы не посрамить своих предков. Жак рассказал о своих намерениях матери, и та одобрила их, желая, чтобы он удачно женился, поскольку, кроме него да дочери, вышедшей замуж за порядочного человека, других детей у нее не было. Как женщина весьма достойная, она принялась склонять сына на путь добродетели, приводя бесчисленные примеры того, как молодые люди сами добились преуспеяния на радость своему семейству. Оставалось лишь решить, где им сделать необходимые покупки, чтобы справить Жаку новое платье. И тут мать сказала:
– Я полагаю, Жак, что нам следует отправиться к куму Пьеру, – (так звали отца Франсуазы), – уж он-то нас не надует, ведь мы друзья с ним.
Жак втайне порадовался словам матери, однако виду не подал и ответил:
– Мы будем покупать там, где товар подешевле и получше. Но раз кум Пьер – знакомый покойного отца, я не премину зайти к нему в первую очередь.
На том и порешили. И вот однажды утром мать с сыном отправились к куму Пьеру, который встретил их крайне любезно, – сами знаете, купцы на это горазды. Он развернул перед ними множество штук сукна и шелков и предложил выбирать. Но мать с сыном никак не могли сойтись на чем-то определенном: Жак намеренно привередничал, потому что матери его подружки в лавке в тот час не оказалось. Так ничего и не купив, они пошли поискать нужную материю в других лавках. Однако Жак нигде не нашел такого замечательного товара, как у отца Франсуазы, к коему они в конце концов и вернулись. На сей раз в лавке была мать девушки, которая встретила их необычайно любезно. Пускаясь на всякие уловки, какие в большом ходу в подобных заведениях, она стояла на своей цене еще тверже мужа, так что Жак сказал ей:
– Слишком уж вы крутеньки, сударыня! Я понимаю, в чем тут дело: мы потеряли отца, и вы не желаете больше с нами знаться.
С этими словами он сделал вид, что заплакал, и стал утирать притворные слезы. А его почтенная матушка, приняв все это за чистую монету, добавила:
– После его смерти мы с вами вовсе не видимся, будто вы и знать нас не хотите. Вот как вы относитесь к несчастной вдове!
Тут, конечно, жена купца принялась любезничать и заявила, что теперь они будут видеться чаще, чем прежде. В это время в лавку вошло несколько других покупателей, и хозяин повел их в заднее помещение. А молодой человек, продолжая гнуть свою линию, сказал матери:
– Знаете, матушка, я не раз видел, как эта почтенная дама навещает разные святые места неподалеку от нашего дома, в особенности монастыри. Вот если бы она зашла как-нибудь к нам по пути на стаканчик вина – какая была бы для нас радость и честь!
Жена торговца, не усмотрев в том ничего дурного, сказала, что уже недели две намеревается выбраться в их края и, если ближайшее воскресенье выдастся погожим, она так и сделает и по дороге зайдет к ним. После этого Жак с матерью накупили сукна и шелка, поскольку молодой человек не хотел, чтобы из-за его скупости дело расстроилось.
Когда они обо всем условились и унесли товар, Жак, понимая, что в одиночку ему не справиться, открылся одному своему верному другу. Они хорошенько все обсудили, и теперь оставалось лишь выполнить намеченный замысел. И вот в воскресенье жена торговца, возвращаясь с дочерью с богомолья, зашла к вдове и увидела, что та беседует в саду с соседкой, а дочь вдовы прогуливается по аллеям в обществе Жака и его приятеля Оливье. Завидя возлюбленную, молодой человек напустил на себя сообразную обстоятельствам мину, ничем не выдав своего волнения. С этой любезной миной он и встретил мать с дочерью, а поскольку старики обычно тянутся к людям своего же возраста, три дамы уселись на скамейку спиною к саду, тогда как возлюбленные не спеша дошли по аллее до того места, где расположилась вторая парочка. Обменявшись с нею любезностями, Жак и Франсуаза стали прогуливаться по саду, и молодой человек так разжалобил девушку своими стенаниями, что она, не имея возможности предоставить ему просимое, но и не осмеливаясь наотрез отказать, пришла от того в сильное расстройство. Однако прошу заметить, что, беседуя таким образом, они то и дело проходили мимо скамьи, где сидели три пожилые дамы, чтобы у тех не могло возникнуть и тени какого-либо подозрения, причем, приближаясь к ним, молодые люди заговаривали на самую невинную тему, после чего быстро скрывались в саду. Примерно через полчаса, когда славные дамы уже перестали обращать на них внимание, Жак сделал знак Оливье, и тот немедля завел столь увлекательный разговор со своею собеседницей, что она не заметила, как влюбленные скрылись в вишеннике, окруженном высокими кустами роз и смородины, сделав вид, что хотят в этом тихом уголке полакомиться вишнями, хотя Жак имел в виду лакомство совершенно иного рода. Опрокинув свою подружку на траву, он незамедлительно лишил ее девственности, да так быстро, что она не успела опомниться и лишь сильно побледнела. «Полакомиться вишнями», которые, надо сказать, уже вполне созрели, Жаку удалось настолько ловко, что даже Оливье ни за что бы в это не поверил, не заметь он, что девушка от стыда уставилась в землю; по этому-то признаку он и понял, что произошло: раньше она ходила с высоко поднятой головой, а теперь боялась, что кто-нибудь обратит внимание на бледность ее лица, обычно отличавшегося румянцем. Жак тут же принялся утешать возлюбленную, и вскоре она снова порозовела. Они опять стали прогуливаться по саду, однако Франсуаза со слезами и вздохами непрестанно восклицала:
– Увы! Вот, значит, зачем вы клялись мне в любви! Как я могла предположить такое? Теперь я пропала! Разве вы станете после этого меня уважать? Я уверена, что теперь вам до меня и дела нет – если, конечно, вы из тех мужчин, что ищут в любви одни наслаждения. Увы, лучше б мне умереть, чем так опозориться!
Все эти слова сопровождались целыми потоками слез. Однако Жак принялся осыпать девушку обещаниями и клятвами, да так успешно, что, еще раза три обойдя сад, он дал сигнал своей спутнице, и они уже другой дорожкой снова зашли в вишенник, причем на сей раз то, чем они там занимались, понравилось Франсуазе настолько, что она стала обсуждать с Жаком, как бы им встречаться почаще и без хлопот, пока отец не даст согласия на их брак. Вскоре им помогла в этом одна молодая женщина, соседка кума Пьера, которая приходилась дальней родственницей молодому человеку и пользовалась любовью Франсуазы. И так продолжалось – причем, насколько мне известно, вполне тихо и мирно – вплоть до свадьбы молодых людей, которую сыграли с большой пышностью, так как Франсуаза была единственной дочерью купца. После его смерти Жак получил значительное наследство, поскольку папаша при жизни был крайне прижимист и крепко держал в руках каждый попавший к нему грош.