– Вот, благородные дамы, пример дружбы, которая удачно началась, не менее успешно продолжилась и еще лучше завершилась: ведь среди вас, мужчин, принято презирать девушку или женщину, после того как она щедро отдаст вам то, чего вы более всего от нее добиваетесь, а вот сей молодой человек, движимый прекрасной и подлинной любовью и найдя в своей подружке то, что любой мужчина хотел бы видеть у своей невесты, то есть хорошее происхождение и ум, совершил грех, однако не пожелал остаться прелюбодеем или сделаться причиной чьего-то неудачного брака, и это, по-моему, весьма похвально.
– А по-моему, – отозвалась Уазиль, – эти двое достойны порицания, да и третий тоже, поскольку послужил по меньшей мере пособником при изнасиловании.
– Почему же вы называете это изнасилованием, – удивился Сафредан, – когда все произошло с обоюдного согласия? Разве союзы, коими завершаются подобные связи, не самые прочные? Ведь не зря говорит пословица, что браки заключаются на небесах. Однако это не относится к союзам вынужденным или заключаемым ради денег, хотя многие весьма их одобряют, поскольку молодые вступают в них с согласия родителей.
– Можете говорить что угодно, – возразила Уазиль, – однако без родительской власти – а за неимением таковой, власти других родственников – никуда не деться. Ведь если бы молодым людям позволяли жениться по своему усмотрению, сколько рогов было бы наставлено в таких браках! Разве молодой человек или девушка лет двенадцати – пятнадцати знают, что им нужно? Ежели хорошенько присмотреться к счастливым бракам, то мы увидим, что среди них гораздо меньше таких, которые стали завершением неправедной любовной связи, нежели заключенных насильственно. Молодые люди, еще не сознающие, что им нужно, вступают в брак с первым попавшимся, затем постепенно начинают понимать, какую совершили ошибку, и делают из-за этого все более и более серьезные промахи, тогда как подавляющая часть тех, кто подчиняется воле родителей, поступает согласно мнению людей более сведущих и рассудительных, нежели они сами, и в результате, когда им удается вдруг почувствовать неведомое дотоле блаженство, они вкушают его с большею жадностью и наслаждением.
– Но согласитесь, моя милая, – вмешался Иркан, – что девица была в самом соку, на выданье, и знала, что сквалыге-отцу проще позволить ей заплесневеть в девах, чем самому счистить плесень со своих денежек. Разве вы не знаете, насколько хитроумна натура? Девушка любит, любима, ее счастье рядом – ну как тут не вспомнить пословицу: «Раз отказался – в другой не дадут»? Все произошло так стремительно, что она даже не успела и охнуть. Вы же помните: сразу после случившегося по ее лицу было видно, что в ней произошли какие-то важные перемены. Скорее всего, она досадовала, что не успела как следует разобраться, хорошо это или плохо, потому-то ее и не пришлось долго уговаривать попробовать еще разик.
– А вот я, – проговорила Лонгарина, – не видела бы для Жака никаких оправданий, если бы он не сдержал слово, но он повел себя как честный человек, не бросил девушку, а взял ее в жены такою, какою сам ее сделал. И это кажется мне достойным всяческих похвал, особенно если принять во внимание растленность нынешней молодежи. Это не значит, что я оправдываю его первый проступок, – нет, я осуждаю Жака за то, что он обманом овладел девушкой и сделал мать своей пособницей.
– Ничего подобного, – возразил Дагусен, – не было ни обмана, ни пособничества, поскольку все совершалось добровольно – как со стороны матерей, которые не мешали влюбленным, хотя и были введены в заблуждение, так и со стороны девушки, которая осталась довольна и никому не пожаловалась.
– Все это произошло, – сказала Парламанта, – только из-за простодушия и доброты жены торговца, которая без всякой задней мысли довела дочь до кровопролития.
– До свадьбы, – не согласился Симонто, – и такое простодушие бывает полезным для девушек, но огорчительным для тех, кто позволяет мужу себя обманывать.
– Ну, раз вы знаете в этом толк, – заключила Номерфида, – я передаю вам слово: расскажите нам свою историю.
– Непременно, – согласился Симонто, – только обещайте, что не станете плакать. Тем, мои благородные дамы, кто утверждает, что вы, женщины, куда лукавее мужчин, было бы неплохо послушать мой рассказ, в котором я выведу не только весьма хитрого мужа, но и крайне простодушную и добрую жену.
IIIО некоем кордельере, считавшем большимпреступлением, когда мужья бьют своих жен[256]
В городе Ангулеме, где часто останавливался граф Карл[257], отец короля Франциска, жил некий кордельер по имени Валле, человек ученый и прославленный проповедник, который однажды на Рождественский пост удостоился чести читать проповедь в присутствии графа Карла, чем немало упрочил свою и без того добрую репутацию. Случилось так, что некий вертопрах, женатый на молодой и привлекательной женщине, по наступлении Рождественского поста продолжал развлекаться как ни в чем не бывало, ведя жизнь не менее, если даже не более распутную, нежели холостяки. Узнав об этом, его молодая жена не сумела смолчать, хотя не раз уже расплачивалась за скандалы, правда не так, как ей того хотелось бы, и принялась причитать и бранить супруга, который, придя в раздражение, отдубасил ее как следует, отчего она стала вопить пуще прежнего. Не стали молчать и соседи: проведав, в чем дело, они выскочили на улицу и принялись кричать:
– Да разве ж это муж? К черту такого мужа!
В это время по улице проходил кордельер Валле; услышав вопли соседей и осведомившись, что случилось, он решил сказать в своей завтрашней проповеди несколько слов об этом недостойном подражания примере. И вот, говоря о браке и дружбе, которая должна процветать между супругами, он стал превозносить ее, заклеймил позором тех, кто ее разрушает, и даже сравнил супружескую любовь с родительской. Проповедуя таким образом, он среди прочего отметил, что для мужчины гораздо опаснее избивать свою жену, чем даже отца или мать, поскольку это чревато более серьезной карой.
– Ведь если, – заявил он, – вы исколотили мать и отца, вас пошлют на покаяние в Рим, а вот излупцуй вы свою жену, то она сама и все ваши соседи пошлют вас к дьяволу, то есть в ад. Сами посудите, есть ли разница между этими наказаниями: из Рима люди, как правило, возвращаются, но из ада – никогда, nulla est redemptio[258].
Вскоре после этой проповеди монаху стало известно, что жены до невозможности укрепились его словами и мужья никак не могут с ними сладить, и он решил положить сему конец, поскольку непослушание женщинам не пристало. С этою целью в одной из следующих проповедей он уподобил жену дьяволу и заявил, что оба – два самых заклятых врага рода человеческого, поскольку непрестанно вводят людей в искушение и избавиться от них невозможно, в особенности от жены.
– Покажи дьяволу крест, – сказал он, – и дьявол убежит, женщину же крест притягивает, она стремится к нему, чем доставляет мужу бесконечные страдания. Но знаете, как вам следует поступать, мои дорогие? Когда жена станет по своему обыкновению досаждать вам, снимите крест с рукоятки и гоните ею жену прочь от себя; проделав этот опыт несколько раз, вы найдете способ весьма действенным и увидите, что как дьявола можно изгнать посредством креста, так и жену можно утихомирить посредством рукояти от оного, ежели, конечно, крест не прикреплен к ней намертво.
– Вот одна из тем, на которые проповедовал достопочтенный Валле, из жизни которого я при случае расскажу вам кое-что еще, однако при всем том он, насколько мне известно, держал сторону женщин.
– Если это и так, – отозвалась Парламанта, – то сие отнюдь не вытекает из его последней проповеди, где он советовал мужьям дурно обращаться с женами.
– Да вы просто не поняли его уловки, – возразил Иркан. – Вы не искушены в военном искусстве и не знаете всех его хитростей, среди коих одна из самых главных – это разжечь в лагере противника гражданскую войну, после чего с ним гораздо проще совладать. Славный монах прекрасно понимал, что злоба и ненависть между супругами – основная причина того, что жена пускается во все тяжкие, забывает о своей добродетели и оказывается в руках у всяких сплетниц даже раньше, чем сама поймет, что сбилась с пути истинного.
– Как бы там ни было, – проговорила Парламанта, – мне не понравилась бы женщина, которая своими речами внесла бы такой раздор между моим мужем и мною, что дело дошло бы до кулаков; ведь там, где дерутся, не любят. А между тем, как я слышала, эти сплетницы такие ханжи и ведут такие прельстительные речи, когда хотят чего-то добиться, что, по-моему, гораздо опаснее слушать их без свидетелей, чем получить прилюдно выволочку от мужа, который во всем остальном добрый человек.
– Воистину, – согласился Дагусен, – происки подобных доброжелательниц настолько коварны, что люди опасаются их не без причин, хотя мне кажется, что человек, в котором нет подозрительности, достоин всяческих похвал.
– И все же, – заключила Уазиль, – беда всегда готова обрушиться на того, кто сдуру верит таким людям.
IVО весьма мерзком завтраке, приготовленномслугой аптекаря неким адвокату и дворянину[259]
Жил в городе Алансоне во времена последнего герцога Карла некий адвокат, прозывавшийся метром Антуаном Башре, – добрый собутыльник и большой любитель позавтракать. Стоя однажды утром у своих дверей, он увидел проходящего мимо дворянина, по имени де ла Тирельер[260], который, выходя из дому в город, не забыл по причине сильного мороза надеть свою лисью шубу. Увидев, что они с адвокатом схожи по телосложению, Тирельер сказал тому, что уже сделал в городе все свои дела и теперь остается лишь плотно где-нибудь позавтракать. На это адвокат ответил, что, дескать, найти где позавтракать – не штука, но было бы неплохо, если бы кто-нибудь за них заплатил, после чего, взяв собеседника под руку, добавил: