Гера почти не слышал «колобка», дрожащими руками он вскрыл второе письмо Николая Игнатьева.
«Дорогой мой соотечественник,
Надеюсь, что я оказался прав, и коды доступа откроются только пытливому уму исследователя, а не пройдохе. Человеку, для которого Отечество не пустой звук, и сюда его привела не жажда золота, а стезя познания.
Не знаю, сколько минует лет, пока сие письмо будет прочитано вами. Возможно, не так мало, как хотелось бы мне, дабы родные мне люди не краснели при упоминании моего имени, о чем, естественно постараются те, кто преследует меня от Дрездена. Возможно, это станет достоянием истории, и стенания угодившего в золотую ловушку, не тронут вашу душу ибо это уже будут дела давно минувших дней.
Но надеюсь на милость Господа нашего Иисуса Христа, и он позволит передать сию весточку моей матери, которая никогда не поверит злым словам, сказанным обо мне людьми с черными душами. Если нет, заклинаю вас приехать в Аркадьево, что близ Твери, отыскать могилку моей матери Антонины Владимировны Игнатьевой и прочитать сии строки ей. Хотя бы так.
Надеюсь, род Игнатьевых не пресечется на мне, ибо есть еще братья Владимир и Павел.
Если еще возможно, золото из ячейки банка передайте генералу Черняеву или на то святое дело, которому он служит. Если нет, распорядитесь во славу Отечества.
Господь вам судия.
И еще просьба. Собираясь в это рискованное предприятие, на всякий случай попрощался с маменькой и оставил немного ценных вещей на случай моей гибели (а она найдет меня очень скоро). Если не сочтете за великий труд, отыщите под четвертой колонной справа от парадного крыльца нашего фамильного дома в Аркадьево пакет с вощенной бумагой в рогожке.
Среди вещей в нем найдется «хантер» с надписью на крышке. Это подарок той, о ком не могу говорить или писать. Вы узнаете ее по фотографии, что лежит в конверте. Надеюсь на вашу скромность, ибо здесь замешана честь дамы. Коли сможете отыскать ее, верните подарок и портрет. Мне они, к сожалению, боле не пригодятся на сем свете. Ну, а если не судьба, передайте наследнице из Рода Игнатьевых.
На остальные вырученные средства поставьте камень на ближайшем погосте о рабе божьем Николае Игнатьеве, честь свою не запятнавшим. Семьи не имевшем, а Россию любившем больше жизни.
Храни вас Господь.
Николай Игнатьев 23 августа 1876 года по РХ.»
Не стыдясь, Гера размазал скатившуюся слезу. Аккуратно сложил письмо и вместе с портретом миловидной дамы с грустными глазами положил в конверт. Управляющий сочувственно вздохнул и положил перед ним рисунок со стрелками и два комплекта отпечатанных листков. Они были еще теплые на ощупь.
— Здесь то, о чем мы договорились?
Русский в упор посмотрел на управляющего, тот не отвел взгляда.
— Дорогой Фабио, пообещайте мне, что в течение месяца никто не узнает об этом договоре.
— О нем никто не узнает, — с явной обидой произнес управляющий. — Это принцип работы всех швейцарских банков.
Гера с улыбкой кивнул, и они подписали бумаги с красивыми банковскими штампами, где вместо фамилии, имени и паспортных данных стояли только цифры. Это была страна, для которой различие языков общения даже в соседних городах не имело особого значения. Главенствовали только цифры.
Рассовав по карманам куртки бумаги, Гера отравился к месту, отмеченному управляющим на рисунке кружочком. Узкие извилистые улочки старого города были вымощены отполированной брусчаткой. Стоящие впритык разнокалиберные дома с зарешеченными окошками на первом этаже и закрываемыми на ночь резными ставнями на втором, казались брошенными. Ни цветов, ни живности, ни сохнувшего белья, даже припаркованных малолитражек нигде не было видно. Разве что, где-нибудь одинокий велосипед попадется или красивый уличный фонарь.
Редкие туристы, кутались в курточки от холодного ветра, продувающего городок, растянувшийся в узком ущелье между двух высоких мрачных хребтов. Кое-где виднелись снежные шапки. Листва на редких деревьях почти облетела, правда, улицы были чистыми, как в аккуратной больничке.
То и дело попадались разнообразные лавчонки, хозяева которых, похоже сами торговали и в том же доме жили. Заметив туриста, проходящего мимо их витрин, они привычно улыбались, но не зазывали, как это часто бывает на Востоке. Немецкая аккуратность и порядок чувствовались на каждом шагу. Попался даже небольшой круглый постамент с памятником какому-то уважаемому гражданину на площади между двумя домами красного кирпича.
Все это промелькнуло в сознании Геры, не оставив особого следа. Он шел, ориентируясь по проглядывавшей между крыш часовой башне церкви Святого Мартина, позолоченные стрелки которого четко выделяясь на черном циферблате, приближались к половине одиннадцатого. Он обогнул трехэтажное серое невзрачное здание с одним маленьким балкончиком. На отполированной медной табличке крупными буквами было указано, что это музей. Студентам и пенсионерам вход стоил 4 франка.
Бездумно глядя по сторонам студент отметил, что все дома каменные, добротной кладки, серого цвета, без архитектурных излишеств. Неожиданно за переулком показалась небольшая площадь и высокий витраж над арочным входом с многорядной колоннадой, напоминающей вход в Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Гера вспомнил, что Кур являлся административным центром кантора Граубюнден, стало быть, это и был Кафедральный собор успения Богородицы. Однако, заходить внутрь не захотелось.
Вскоре он отыскал старое кладбище у крепостной стены некогда окружавшей форт, а позже перестроенный в замок епископа. Ухоженные чистенькие дорожки погоста более напоминали аллеи монастырского парка с надгробными плитами вместо статуй. Ориентируясь по схеме управляющего, Гера нашел серую плиту с надпись на немецком. Впрочем высеченная в нижней строке дата говорила гораздо больше:
XXIII–VIII — MDCCLXXVI
Это была дата смерти, вернее — убийства русского офицера, отдавшего свою жизнь в открытом бою, но не замаравшего честь предательством или трусостью. Потому прах Николая Игнатьева покоится здесь. Было приятно отметить, что за могилкой ухаживают добрые люди. Гера молча преклонил колено. Это получилось как-то само собой, без излишней помпезности или игры на публику. Он пообещал себе, что выполнит свой долг.
Более его ничто не удерживало в этом маленьком аккуратном городке, стиснутом с обеих сторон крутыми вершинами со снежными шапками. В иной ситуации он непременно бы все посмотрел и потрогал, но сегодня его ждали совсем иные дела. Нужно как можно быстрее добраться до Клотена, и успеть на забронированный рейс Аэрофлота…
В Цюрих Гера возвращался на поезде. К тому его сподвиг менеджер отеля, когда гость освобождал номер. Оказалось, что Кур является местным железнодорожным узлом, с интересными для туристов маршрутами в Альпах от Италии до Франции. В том числе может быть удобной и привлекательной поездка в Цюрих, где расположен международный аэропорт. Поезд прибывает на городской железнодорожный вокзал, откуда на электричке за десять минут можно добраться на платформу под одним из терминалов аэропорта Клотен. Билет вторым классом стоит около 70 франков, что, естественно, дешевле поездки на такси, время тоже — около полутора часов. Но главное, гораздо удобнее посмотреть на Швейцарию, чем с автомобильной трассы.
Поезд отправлялся в Цюрих каждый час, так что с билетами проблем не было. Спокойная размеренная жизнь небольшой чистенькой страны быстро приучала всех приезжих к своему ритму. Гера смотрел по сторонам и ему стало понятно, почему революционеры начала XX века именно здесь вынашивали свои планы о счастливой жизни в России. Впрочем, не верилось в то, что они наивно полагали о достаточности только направить телегу по бездорожью в правильную сторону, и все сразу заживут также, как в Берне и Базеле, не говоря о Куршавеле. Нет. Они жаждали эксперимента, чтобы утвердиться в своей личной исключительности, поскольку считали себя носителями либеральных взглядов, что в их глазах давало право бросить в топку огромную державу и десятки миллионов жизней.
Тоже самое происходит и сегодня. Современные сторонники либеральной идеи опять почем зря ругают Россию. Никто из них никогда не признается себе в том, что уехать из страны они не смогут, поскольку Европе или США революции не нужны. Они согласны снова дать денег лишь бы русские опять убивали русских в России или на Украине, но не в Цюрихе или Берне. Теперь никто не вспоминает, как пламенным революционерам Розе Люксембург и Эрнсту Тельману быстро укоротили жизнь, едва они подняли вопрос о революции в Германии.
Впрочем, об этом не хотелось думать, глядя на сказочные пейзажи за окном комфортабельного поезда. Мозг быстро убаюкивал простой мыслью, что война возможна только где-то там — на заснеженных просторах дикой Сибири, расплавленной саванне Африки или опустошенной джихадистами Сирии… Здесь, где все так чисто и аккуратно, выдраено и вычищено, можно только рассуждать о процентных ставках.
Никита Бобров подумал, как хорошо было бы махнуть сюда с Наташкой Черняевой из Беляево. Переезжать из городка в городок, знакомиться с историей и достопримечательностью, учить языки, чтобы глубже понимать разнообразную культуру, а потом, дай бог, опубликовать мемуары, где искренне поделиться своими эмоциями, мыслями и даже восторгом. И писать эту книгу в хорошем доме или, даже, в замке, купленном в красивом месте. При этом рассуждать о чем-нибудь великом… Ему припомнились строки: «… блестящий лозунг мудреца — свобода, равенство и братство — заполнил пылкие сердца, надежду водрузив на царство…»
— Цюрих… — кто-то мягко встряхнул его за плечо.
От неожиданности Гера вздрогнул, и тут же встряхнул с себя сладкую полудрему. Потом озорно рассмеялся, представив, как дедушку Ленина вот так же какой-нибудь контроллер отвлек более века назад от мыслей мирового масштаба. М-да, куда бы подался безработный господин Ульянов (по матери Бланк), не корми его господа Морозов и Парвус, вернее — Израиль Лазаревич Гельфанд… Похоже и сейчас Госдеп уже заказал в ФРС очередную партию ровно нарезанной бумаги для развития демократии в России. Бороться с ними в лоб сложно, они сильнее. Нужно научиться сталкивать лбами пришлых в нашей стране, тогда они сами будут друг дуга подставлять и предавать. Причем, их не так много. В этом деле армия не нужна… Гера будет искать умных и преданных России ребят, помогать им получать образование и развиваться… Впрочем, это уже придумали умные люди, такие как Бора-Бора…