Когда все разошлись, он немного успокоился. Бежать впереди людей Леона по следу воришки Свирзина и выковыривать клад из тайника, в который эти двое его спрячут, выглядело наивным. У бандитов для того было гораздо больше возможности. Лучше было бы разобраться насколько опасен для него Леон. Есть надежда, что он знает только о втором кладе в Аркадьево и есть шанс выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями. Для этого у студента был замечательный инструмент — особое состояние мозга, позволяющее лучше всех компьютеров собирать и анализировать информацию.
Сосредоточившись на поиске, Гера достаточно быстро связал обрывки ниточки, протянувшейся от осужденного офицерским судом чести вахмистра Михаила Арнольдовича Дорошевича, разжалованного и изгнанного из полка, к его внуку Роману Дорошевичу. По домовой книге он числился посыльным, как сын погибшего в войну, у Игнатьевых в доме номер два на Николаевской. Очевидно Рома слышал рассказы деда о золоте Игнатьева, спрятанного в Швейцарии и разговоры взрослых, о Екатерине Игнатьевой — незаконнорожденной дочери Великого Князя, взятой им в дом на Миллионной, 12 в качестве репетитора для младшенькой Ксении. Еще Романе не мог не знать, что дочь Михаила Романова далеко не бесприданница, и ждал своего часа подкрасться к тому наследству.
Случай представился, когда грянула Октябрьская революция. Буржуев начали уплотнять в их же домах, а Михаил Григорьевич вместе с другими тремя Великими Князьями угодил в Петропавловку. Шустрый Дорошевич, используя неразбериху Октябрьской суеты в Питере, оказался посыльным в Петропавловке, как надежный элемент, потерявший отца при старом режиме. Возможно, его кто-то научил быть нужным для самых влиятельных и богатых, попавших в опалу. Старался угождать старым и новым хозяевам страны, он узнал и о предсмертном письме князя, и о его содержании. В то время понять намек на примеры из самого популярного учебника арифметики для такого проныры, как Ромка Дорошевич, было несложно. Так второй ключ доступа к золоту стал передаваться по наследству среди Дорошевичей, вовремя прогнувшихся и преуспевших при новой власти.
Как бездетный Лев Владимирович Дорошевич усыновил Вову Кульчицкого, двоюродного племянника, после того, как пацан потерял родителей, Гера уже знал. И догадывался, что помимо хорошей квартиры и образования будущий агент недвижимости получил в наследство второй ключ и жажду во что бы то ни стало отыскать золото Игнатьева.
Что касается Леона, то похоже было, что он является отпрыском старейшего рода Леонтьевых, знаменитый предок которых Абатур вышел из Большой Орды в 1408 году и принял христианство, как Мефодий, в Кашире. На фамильном гербе были действительно изображены два льва и рыцарский шлем с перьями. Среди братвы ходили такие слухи, но все считали это байками, хотя внешность Леона укладывалась во все шаблоны, которым должен был бы соответствовать отпрыск старинного дворянского рода.
Намек Гера получил, рассматривая фамильный сайт князей Стрешневых, во французском региональном домене интернета. В разделе исторического фото он натолкнулся на фотокарточку женщины с грустными глазами, которую запомнил на всю жизнь. Он сразу узнал избранницу юного графа Николеньки Игнатьева на фото двух сестер и младшего брата Леонтьевых — Прасковьи, Варвары и Павла. Сестры не были близнецами, но очень похожи, а брат имел явное сходство с Леоном. Обе сестры, как и полагалось в то время, вышли замуж за седых генералов и естественно, засматривались на молодых гусар. Поскольку на имя Николая Игнатьева легла тень позора, хотя и не доказанного, за пропажу золота, предназначенного генералу Черняеву для помощи сербам в войне 1876 года, он хотел уберечь свою даму сердца от всяческих намеков. Поэтому и написал только самым верным своим друзьям письма, чтобы вернуть подарки Прасковье Стрешневой, в девичестве Леонтьевой.
Оказалось, что у Прасковьи Ивановны и Артемия Даниловича детей так и не случилось, зато у Варвары Ивановны было двое — Михаил Федорович и Василиса Федоровна. Михаил погиб в Первую мировую, не оставив детей, а Василиса после революции эмигрировала во Францию. Там, собственно, и остались прямые потомки сестры Прасковьи Леонтьевой, чья фотокарточка от Николая Игнатьева попала в руки Геры. Они вели достаточно обособленный образ жизни, хотя, конечно интересовались делами на своей покинутой Родине. Однако, сведений о посещении ими СССР или России не нашлось.
С другой стороны Павел Иванович изредка мелькал в каких-то сводках военных ведомств, как славный вояка в гусарском полку, потом — в Первую мировую. Возможно, именно Павлу досталось письмо Николая Игнатьева в 1876 году, когда парню было пятнадцать. Пока подрос, потом революция, Гражданская… И оглянуться не успел, как ему полтинник стукнул. На одном из фотографий в архиве РКВД было фото Ивана Павловича Леонтьева, как ни странно, с очень схожими чертами лица. Сведений, что он родственник Павла Лебедева, брата Прасковьи Леонтьевой нигде не нашлось. Хотя, понятно, что многие исправляли фамилии и документы меняли, чтобы отвести подозрения в причастности к известным фамилиям старого режима. Все боялись доносов и чисток.
Сравнив фото двух Леонтьевых и, по памяти, лицо теперешнего Леона, Гера признался себе, что гены у этого рода очень сильные. Вероятнее всего, Леон принадлежал к этой ветви Леонтьевых, и письмо Николая Игнатьева могло попасть к нему в руки. Другой вопрос, как оба наследника вышли на Геру, ведь он приехал в МГУ сам, никаких знакомых и родственников, только общежитие… Тут он признался себе, что так же нашел и Наталью Черняеву, которая была еще и Журавлевой, и Рязанцевой. Только стремление чего-то добиться прокладывает дорожки там, где их и быть не может.
С другой стороны, выйти на Геру можно было еще проще. Его поиски наследников Рязанцевой с помощью демонстрации необычных способностей своей памяти в студенческой среде было известно многим. Кто-то сам знал, а кто-то пересказывал байки о способном парнишке из какого-то там Балаганска или Коновалово… Ведь искателям наследства Игнатьевых было хорошо известно название Коновалово — места ссылки Анны Аркадьевны Рязанцевой… М-да. Все оказывалось логичным и вполне реальным.
Гера посмотрел на часы — около девяти. Самое время проскользнуть в лабораторию, оставленную своим студентам Бара-Бора, а утром проверить, не появится ли сосед. Старый способ — зажать сломанную спичку в щели над дверью изнутри. Любой открывший дверь увидит упавшую сломанную спичку. Решит, что она сломалась, когда он открывал дверь, и уходя, вставит в щель над дверью целую спичку, благо на кухне отыщется начатый коробок…
Знакомый запах реактивов в лаборатории быстро наполнил сознание Геры удивительной гармонией. Появилась привычная осознанность себя в этом мире. Стали мелькать возможные цели на сегодня, и оставалось только выбрать самую привлекательную. Как же это было здорово вновь заняться творчеством. Сама собой в памяти возникла последняя ситуация с его разработкой «таблетки памяти». Она словно загрузилась в оперативную память из какой-то долговременной, как это происходит при включении компьютера, когда с жесткого диска подгружается все необходимое для работы. Гера даже ощутил отображение таблиц с последними данными по его экспериментам. Как автомат, он начал загружать необходимые компоненты в робот и выставлять режимы его работы. Все разом закрутилось, загудело, забулькало… Новая, чуть измененная формула препарата была запущена в производство. Пока процесс выполнялся, было время почитать.
По традиции, заведенной еще Бора-Бора, все студенты приносили в библиотечку их лаборатории что-то интересное, обнаруженное на просторах интернета. Новые статьи, отчеты по известным экспериментам, дайджест по периодике, прикольные идеи — совершенно нереальные, на уровне шутки, но такие увлекательные… Все складывалось стопками и сдвигалось к урне по мере роста такой стопки отпечатанных текстов или целых журналов. Сейчас никого уже не было в лаборатории, и можно было почитать. Гера откладывал некоторые понравившиеся материалы на «второй этаж», где хранилось прошедшее первую сортировку. Такой порядок позволял сразу прочитать уже отфильтрованное другими и не тратить время на поиски или самому покопаться в первичном материале. Кто знает, кому больше повезет.
Гера даже не включал сотовый сегодня, чтобы «не светиться». Они с Наташкой договорились три дня выдержать «карантин» — она «поболеет» дома, он уйдет в глухую оборону. Активные действия Леона нужно было пережить без потерь, а еще лучше — перенаправить, и Гера постарался со своим алаверды.
ГЕРА
Уже рассвело, и студенты, поддерживающие физическую форму, топтали дорожки вокруг газонов и кварталов в окрестностях Универа, когда усталый Гера неторопливо шел к себе в комнату. Он решил немного прогуляться и подышать воздухом бабьего лета. О, это был удивительный запах, нужно было только прислушаться к этому букету, и он зазвучал бы подобно увертюре в утонченной многоголосой симфонии. У Геры промелькнуло в голове:
«Пахнет осенью в сонном пролеске, ждет покрова листва на траве, и брусника сплела арабески, щеголяя в своем озорстве.»
Стало удивительно хорошо на душе, и подумалось, как мало нам нужно порой, чтобы дышать в унисон с окружающим миром, с тем, что мы привыкли называть природой, то есть — то, что находится при нашем Роде.
Медленно идущего по дорожке студента догнал черный «Форд». Когда он поравнялся с парнем, стекло плавно опустилось и под ноги идущего вылетел рюкзак, следом неприятный голос прогундосил:
— Ты обнаглел, пацан. Забери свой хлам, а вечером принеси то, что нужно. Машинку мою увидишь, подходи. Я тут часто катаюсь…
«Форд» с места набрал скорость, свернув на первом повороте. Гера обратил внимание на то, что цифры номера авто иначе отражали лучи восходящего солнца. Скорее всего, они были приклеены поверх настоящего автомобильного номера.
Гера узнал свой рюкзак. Внутри затарахтела кухонная утварь. «Зря не понравилась», мысленно ответил он пацанам. Другой нет… Тут его опять кольнула недремлющая ч