Герой, услыхав, что его призывают во дворец, отложил камень, которым точил свой кинжал.
Опять неймется великому царю! — хмыкнул Геракл, подмигнув приятелю Иолаю. — Что-то, друг мой Иолай, засиделись мы среди аркадских садов и ласк добродушных дев!
Геракл оказался прав в своем предчувствии. Повелел хитрый Эврисфей Гераклу поймать и живой привести в Микены неуловимую лань, след которой не удавалось взять ни одному охотнику.
На следующий же день, взяв с собой Иолая, Геракл выправился в путь, достигнув гор на закате.
Дикими скакунами мчали их кони, мысль об азарте их подгоняла. Не иначе, как боги сопутствовали охотникам.
Спешились, когда солнце поникло за густые кроны деревьев. Именно в этом мрачном лесу в последний раз люди видели чудо-лань. Лес, сумрачный и тревожный, глухо шумел, предупреждая путника о грядущих опасностях. Колючие кусты цеплялись за одежды, словно скрюченные руки демонов стремились преградить охотникам путь.
Геракл хотел тут же отправиться на розыски, пробуя на разрыв веревки. Ни одна не казалась достаточно прочной: лишь вчетверть силы тянул Геракл, веревка лопалась гнилой соломой.
Да пусть! — не выдержал Геракл. — Поймаю — на спине унесу!
Иолай воспротивился:
Как ты ночью в лесу думаешь отыскать чудесную лань?
А луна на что? — сердито отвечал Геракл: ему не терпелось.
Иолай только презрительно хмыкнул.
Стали лагерем, выбрав пристанищем залитую лунным светом полянку. Отпущенные лошади мирно пережевывали траву, вкусно шлепая мягкими губами.
Иолай на угольях жарил кусочки мяса, нанизав баранину на гибкий прут. Жир, падая на горячие уголья, шипел, распространяя аппетитные запахи и будоража желудок.
Геракл, примирившись с ожиданием до утра, присел у костра, задумчиво обхватив руками голые колени. Назойливо у самого лица звенели комары, которых не пугал даже дым костра. Геракл суковатой палкой поворошил поленья. Багровые сполохи стали ярче.
Вдруг одна из лошадей, стрижа ушами, коротко заржала.
Волки? — приподнял брови Иолай.
Геракл, дурачась, взвыл, подражая предводителю волчьей стаи.
И тотчас темный лес принес ответ. Выла, верно, волчица, тоскуя о друге. Иолай поежился, подбрасывая в костер сушняк. Пламя взметнулось, ровным кругом разгоняя тьму.
Геракл поднял с травы накидку.
Пойду посмотрю! — кивнул другу герой, набрасывая ее на плечо.
Выйдя из леса, Геракл повторил призыв самца и почти тотчас услышал, как зовет волчица. Геракл оглядел окрестные холмы. В сиянии лунного света серебрились уступы. На черном фоне четко выделялась, словно вылепленная из бронзы, фигура зверя с запрокинутой мордой. Хриплый тоскующий вой вырывался из глотки волчицы. Геракл тихо отступил, опуская палицу.
Ему тоже было ведомо это дикое желание выть, испытывая гнев и тоску. Единственное, что сопутствовало герою со дня его рождения — это бремя избранности, когда друзья сторонятся тебя, испытывая неловкость за свою слабость рядом с героем. Подруги ветрены и неверны, любя не столько самого Геракла, сколько милостивый взор небес, что не оставляли Геракла со дня его рождения. И Геракл, гордость и слава греческого народа, шел по жизни в одиночестве, словно путник, чей дом разрушен ураганом, а впереди череда бесконечных дней и ночей в поисках несуществующего приюта.
Ну, — встретил вопросом Иолай.
Не нашел, — отвел Геракл глаза, усаживаясь к костру и принимаясь за жареное мясо.
Но утром Геракл уже стыдился за минутную слабость. Охотничий азарт подхватил Геракла с кучи веток, служивших ему ложем.
Вставай, за соня! — дернул герой приятеля за ногу.
«Нет места жалости в сердце, — размышлял Геракл, — я должен забыть свою человеческую суть и стать гончим псом. Лишь смелым и безжалостным принадлежит мир — тут нет места мечтателям и фантазерам. Вчера я пожалел волчицу — смилостивилась ли бы она, попадись я ей на пути, слабый и беспомощный?»
А ноги сами несли героя в чащу. Крепкие ноги попирали колючие кусты, руки разрывали непроходимые заросли там, где не справлялись нож или меч.
Охотники углубились в лес. Ни зверя, ни птицы в мрачной чащобе. Лишь седыми космами колышутся мхи на обомшелых вековых деревьях. Мысли о веселых долинах с журчащими водяными потоками, оставленными за спиной, еще более угнетали душу. Там — дыхание жизни трепетало в каждой былинке, в солнечном блике, почудившемся сквозь сень листвы. В чаще же лишь корявые пни, выпирающие из песка узловатыми корнями, да редкий зеленый оттенок травы говорили, что на свете существует еще что-то, кроме все плотнее смыкающихся серых крон и стеной встававших перед охотниками стволов.
Проходил день за днем. Из охотников Геракл и Иолай превратились в простых лесорубов. Весь день они врубались в чащу, подсекая вековые стволы, обрубая ветви, оттаскивая поваленные деревья с тропы. Но проходила ночь — и бессмысленны оказывались старания: на месте срубленных вставали стволы еще толще, деревья еще выше.
Иолай в отчаянии вскричал.
Труды наши напрасны! Поиски бесплодны! Много недель мы провели в пустых усилиях! Мы даже ни разу не напали на след чудо-лани, хоть рысью взбирались на холмы и спускались в ущелья! Поддались глупым людским выдумкам о необыкновенном звере, но мало ли неправды в фантазиях людей?!
Тогда я пойду один! — сумрачно отвечал Геракл, не собираясь отступаться от цели.
И тут они увидели сквозь чащу темный силуэт, сверкнувший золотыми рогами. Боги наградили упорство героя. Геракл бросился по следу лани, которая уходила красивыми прыжками. Но Зевс прокладывал сыну дорогу, раздвигая вековые заросли и расстилая мягким пологом колючий терновник.
На мгновение, перед горной трещиной, лань остановилась. Геракл и Иолай воочию смогли убедиться, что все рассказы, слышанные ими о чудесном животном, не смогли отразить правды. Необычайно грациозное тельце, увенчанное ветвистыми рожками, ловкая головка с печальными насмешливыми глазами — герои стояли, зачарованные, но только мгновение. Потом с рысиной быстротой стали карабкаться следом, преодолевая уступ за уступом.
Словно неведомая сила придавала охотникам скорости и мужества. Геракл, как всегда бывает на охоте, ощущал странный жар и трепет, устремляясь по следу. Лани не было видно, но следы ее хорошеньких копыт вели в примятой траве все выше и выше. Густой лес сменился редким кустарником. Потом голый склон без единого намека растительности. Герои ступили на запорошенную снегом террасу. Вдалеке мелькнул коричневый силуэт животного. Теперь Геракл и Иолай продирались по колени в снегу, а снежный покров становился все глубже. Но охотники, охваченные близостью цели, словно не замечали, как все более дикой и пустынной выглядит местность. Они пробивались сквозь снежную мглу, застившую глаза и ледяной крупой бьющею в грудь. Львиная шкура, служившая Гераклу одеянием, намокла и покоробилась, покрывшись тоненькой коркой льда. Они поднимались к самому небу, то теряя след лани, то вновь натыкаясь на раздвоенное копытце. Даже сумерки не остановили яростной погони.
— Погоди! — взмолился Иолай. Не такой выносливый, как Геракл, не наделенный божественной силой, Иолай давно держался лишь на одной привязанности к другу. — Давай отдохнем!
Геракл в запале хотел возразить, но посмотрев на изможденное лицо приятеля, смолчал. Лицо Иолая, обветренное и потрескавшееся от мороза, походило на свежеочищенную свеклу. Курчавые волосы приятеля намокли и развились, сосульками позванивая на ветру. Кожаные сандалии протерлись до дыр. Не раз подвязанные жгутом из гибкого ивняка и веток, теперь они почти совсем развалились. Баранья шкура, служившая Иолаю плащом, слабо защищала от холода и ледяного ветра.
Геракл решился искать грот или пещеру для ночлега — Иолай трясся в ознобе и стучал зубами.
Жди меня здесь! — приказал Геракл, укрывая друга собственным плащом.
Стоило снять даже заскорузлый плащ, как ветер набросился на Геракла с новой лютой силой, пробирая до ребер. Мрачные ночные тени служили слабым ориентиром в ночных горах. Не час и не два блуждал Геракл в поисках пристанища, но горные кручи монолитом без единой трещины вставали на пути.
Вдруг Геракл насторожился. Почудилось, или в самом деле потянуло дымом, теплом, запахом человеческого жилья? Он двинул на слабый след костра, а вскоре увидел и курящуюся над расщелиной струйку дыма.
Мир тебе, добрый человек! — позвал Геракл, заглядывая в полумрак пещеры.
Да хранят тебя боги! — раздался в ответ старческий голос.
Теперь Геракл рассмотрел старика, помешивавшего деревянной ложкой что-то в котелке, подвешенном над костерком. Из котелка соблазнительно пахло. Геракл только тут почувствовал, как он голоден и устал.
Старик не возражал, когда герой втиснулся через узкую трещину входа и протянул руки к огню. Ладони тут же пронзили сотни иголок.
Что ты делаешь тут, где нет ни людей, ни животных, кроме разве что нелюдимых горных орлов? — не сводя взгляда с огня, спросил старик.
Уж не ты ли, этот горный орел? — насмешливо улыбнулся Геракл: седовласый старик, время на нем оставило следы не одного прожитого десятка лет, скорей походил на нахохлившуюся древнюю ворону, которая живет лишь потому, что не знает, как умереть.
Но старик то ли не понял иронии, то ли простил жестокой юности едкость насмешки.
Куда уж нам? — только поднял кустистые брови. На Геракла сверкнули удивительно живые и ясные карие глаза, так не вязавшиеся с остальным обликом.
А все ли долги заплатил ты, Геракл? — внезапно назвал старик героя по имени.
Враги мои получают сполна! — взвился юноша.
Добро! — спрятал улыбку в бороду отшельник. — Но что ждать от тебя друзьям?
У меня нет друзей! — отрезал Геракл, отворачиваясь. Он с благодарностью принял протянутую стариком ложку и, морщась и обжигаясь, начал хлебать горячее варево, только что снятое с огня. Сладкая сытость и истома разлились по телу героя, и он не приметил, как и куда исчез старик.
Ну и демоны с ним! — пробурчал Геракл, заворачиваясь в вонючее и пропахшее прогорклым жиром тряпье, видимо, служившее старику постелью.