Но Геракл оказался быстрее. Ударились друг о дружку мечи, высекая искры — бьются герой и Авгий. Вот обманным маневром отвлек Геракл на мгновение взгляд царя — и упал Авгий, не хотевший сдержать слово. Захрипел кровавыми пузырями, а острый меч Геракла докончил дело, пронзив насквозь тело обманщика. Умер Авгий. А Геракл, который не нуждался в богатствах, лишь желая проучить жадность и скупость, оттер свой меч о траву и покинул Элиду.
И лишь разнесенные постройки да мутные лужи зацветшей воды в низинах напоминали о шестом приключении Геракла, окончившемся так нелепо.
С тяжким сердцем покидал Геракл Авгиево царство. Шутки ради разорил он немало крестьянских хозяйств, решив лишь проучить царя да выполнить повеление Эврисфея.
«Отныне, — думал Геракл, видя скорбь и уныние, поселившиеся после наводнения на людских лицах, — я буду прежде думать, а лишь все взвесив, действовать!»
Так зарекался Геракл. Но как часто наши поступки столь далеки от помыслов, а первое желание становится руководством к действию. Не злой умысел владел героем, но обнищавшему семьянину, у которого река унесла последнюю коровенку, насколько ему от раскаяний легче?
Тогда повернул Геракл дорогу обратно. По холмам и лесам собрал разбежавшиеся стада Авгия, возвернув перепуганных животных. Собрав народ на подмогу, отстроил заново конюшни и стойла.
И, лишь успокоив совесть, вернулся в Микены.
СЕДЬМОЙ ПОДВИГГеракл усмиряет Критского быка
Давнее то было время, когда боги и люди делили между собой землю и небо: боги царствовали на светлом Олимпе, в поте лица люди обхаживали землю, добывая себе пропитание.
Лишь море, где правил грозный царь морской Посейдон, никому не принадлежало, живя странной и таинственной жизнью, никому неподвластной. Столь же странны и порою опасны были и дары моря, которые часом прибивало к берегу.
Но если опасности нельзя устранить — к ним стоит привыкнуть. К бурному и своеобразному нраву моря- соседа привыкли жители острова Крит, во время морских бурь прячась в жилищах, рыбача и занимаясь мелкой морской торговлей, когда бескрайняя синь вокруг сияла улыбкой. И Посейдон был снисходителен к островитянам, пригоняя рыбьи стайки прямо к рыбакам в сети.
А благодарные жители острова Крит делились с Посейдоном дарами, принося ему в жертву каждый год по упитанному быку.
Так царила идиллия меж людьми и морским божеством. Но всякому ведомо, что непрочна дружба меж богом и человеком, уж слишком разнятся их желания и вкусы, а коли тянуть одеяло, непременно ткань разорвется.
Как-то волны вынесли на берег чудо. Сбежались взглянуть на находку жители, столпились, любуясь на диво. Сбежал у Посейдона с его подводных пастбищ его лучший бык. Был он белоснежен, а могучий лоб прекрасного животного украшали золотые рога.
Слух об удивительном быке тут же распространился по острову — сам царь Минос пришел взглянуть на подарок моря. И сердце прикипело у Миноса к невиданному чуду. Приказал Минос отвести быка в свое стойло.
Но тут забурлило, вскипело море: разъяренный Посейдон, обыскавшись, решил посмотреть, нет ли на берегу его любимца.
Несказанно обрадован был бог, узрев быка с белоснежной шкурой, которого, обвязав рога животного веревками, десятки слуг Миноса тащили по направлению к сараю.
Стойте! — вскричал Посейдон, — Спасибо, что разыскали моего быка! Гоните его в море!
Но жадный царь Минос, выступив смело вперед, так молвил:
Да где ж это видано, чтобы быки жили в море? Стыдно тебе, Посейдон, покушаться на чужое добро, потому что это животное мое — и сбежало из моего стойла!
В ужасе замерли люди, слыша несказанно наглые речи. Взъярился Посейдон, взмахнув посохом, от которого разбежались злые черные волны, но не было у морского бога права ступить на сушу. А Минос лишь посмеивается, не боясь гнева Посейдона: что грозит ему за обман?
Не стал спорить, доказывая правоту, морской повелитель. Грозно лишь сверкнул очами, исчезая в морской пучине. Огромные волны набежали на берег, обдавая людей водяным потоком. Загудело море — на семь дней и ночей поднялась вокруг острова буря по повелению Посейдона. А бык, только черные брызги темными пятнами намочили белоснежную шкуру, взбрыкнул задними ногами, вырвался из веревок и бросился бежать в глубь острова: бешенство охватило зверя — и не было пощады тому, кто подвернется быку на пути.
В испуге забились под кровлю люди. Но горше, чем бешеный бык, оказался для людей голод: ни на миг не успокоится море, ни на день не проглянет солнце сквозь тучи. Нет ни рыбы, ни хлеба: не выйти на ловлю в кипящую бурю, не пробиться торговцам с припасами к окруженному валом воды Криту.
Лишь царю Миносу горя мало: ест он и пьет у себя во дворце — на годы и годы хватит вина и съестного в глубоких царских погребах и подвалах.
Но где нет пути для людей, есть дорога для слухов.
Странное деется на острове Крит! Бешеный бык загнал островитян в дома, а голод делает черное дело, поскольку вышли у жителей все припасы! — принесли мореходы грустную весть. — И никакому кораблю не пробиться сквозь бурю, что ярится лишь полосой вокруг Крита, хотя рядом море светло и покойно!
Тогда, когда слухи достигли Микен, Эврисфей, гнусный в помыслах, снова призвал Геракла.
Ты гордишься своей добротой, и народ прославляет тебя за бесстрашие? — молвил царь, обращаясь к герою. — Вот повод подтвердить первое и укрепить другое: возьми мой корабль, погрузи из моих кладовых сколько хочешь припасов да отправляйся к острову Крит!
Взыграло сердце героя отвагой и жалостью к обреченным на голодание людям. Тут же лучшей едой и отборным вином нагрузил он корабль. Из преданных друзей собрал Геракл команду и, не мешкая, отправился в путь.
Море было светло и прекрасно. Легкая рябь колыхала сверканием волны. Попутный ветер гнал корабль к близкому острову, вздувая паруса.
Лишь дивился Геракл чудесной погоде, да недоумевала команда, о какой страшной буре судачат мореходы.
Но вдруг, словно корабль пересек незримую черту, вмиг пропало в седых тучах солнце, ветер рванул, унося, паруса. Будто сухая веточка, треснула мачта, разломавшись, и придавила одного из мореходов. Огромные волны перехлестывали через борта — и норовили опрокинуть судно; люди не успевали вычерпывать воду, побросав бесполезные весла.
Судно швыряло. Люди, не в силах удержаться на ногах, попадали на днище. Вдруг мокрый соленый язык, заслонивший небо, лизнул мокрые доски — и мореходы в ужасе увидали, как гигантская волна похитила одного из товарищей.
И все это — за скотину?! — вскричал Геракл, безуспешно пытаясь противоборствовать волнам, хлещущим в грудь и слепящим глаза. — Да что б сдохло то животное, из-за которого гибнут люди!
Услышал Посейдон проклятье Геракла. И устыдился морской повелитель: хоть хорош и красив белый бык, но как слеп оказался бог в гневе! Разве стоит целое стадо одной человеческой души, созданной по подобию богов Олимпа?
Вспомнил Посейдон, как ему было весело следить за сетями, что с лодок ранним утром забрасывают в морскую пучину старательные рыбаки, вознося Посейдону молитвы. Вспомнил, как плескаются на мелководье, прогретом солнцем, дети, щебеча веселыми голосами. Припомнил Посейдон, чего лишился, подняв на море бурю: когда юные девы, думая, что никто их не видит, сбросив одежды купались в светлых владеньях царя Посейдона в хорошую погоду, а старый сластолюбец лишь хихикал, окатывая прекрасные белоснежные тела красоток брызгами, сверкающими на чистой коже драгоценными камнями, радовалось тогда и пело сердце морского владыки. Тогда махнул рукой Посейдон на обиду, учиненную Миносом, приказал умерить свой гнев морю. Тут же улеглись волны, открывая необъятные горизонты. Про- синела вода; ласкаясь щенками, лизнули борт судна Геракла легкие волны.
И солнце с улыбкой воззрилось на море и остров, на берег которого, ожившие от надежды, устремились жители острова Крит, в громких криках приветствуя незнакомый корабль. Пришвартовалось судно. Ступил Геракл с товарищами на землю.
Тут, откуда ни возьмись, из-за холмов вылетел и окаменел белоснежный бык с золотыми рогами. Яростно роет копытами песок, так что комья летят. Хрипит, диким ревом пугая округу. Глаза налились кровью, с ненавистью следят за людьми. Белая пена капает с морды — вот-вот бросится бык на людей. Отощал бык за время скитаний — никто и охапки сухой соломы не бросил животному. Зол белый бык — ни одна рука не протянулась его приласкать и дать сладкое лакомство. Грозен бык — тоскует бык по родным подводным угодьям, где следом за ним послушно шествуют круторогие коровы, а трава растет сочная и густая, не то что жалкие колючие клочки на каменистом острове. Вся обида и злость — в стремительном беге быка, домчится громадная туша, сметет робко теснящуюся друг к дружке толпу.
Но Геракл уж готов к поединку: выставил перед собой на вытянутых руках плащ, дразнил огромного зверя. Пуще прежнего бесится бык, пронзая рогами воздух. Тут изловчился Геракл, схватил быка за рога и повалил, придавив красивую голову к земле коленом. Тяжело дышит бык, пытаясь вырваться из железных объятий Геракла, но крепко держит рога герой, не отпуская ни на секунду. И сдался бык, смирился, лишь устало взнимаются бока животного и опасливо смотрит лиловое око.
— То-то же! — похлопал Геракл быка по холке. Порывшись среди припасов, достал горсть сладких фиников, протянул на раскрытой ладони. Теленком потянулся огромный зверь, мягко, стараясь не оцарапать, собрал с руки лакомство. Смотрит в глаза, еще выпрашивая угощенье.
Ах, ты, подлиза! — смеются счастливые люди, наперебой угощая красавца.
Успокоился бык, с охотой идет на зов любого, у кого что-то есть в ладонях. Накормили быка обитатели Крита, почистили грязную шкуру, напоили чистой водою. А потом порешили вернуть беглеца законному владельцу, царю Посейдону.
Воззвали жители острова к богу моря:
— О, Посейдон! Забери свое животное, которое тебе принадлежит по праву! И прости, что из страха перед царем Миносом мы промолчали, но за то уж наказаны мы достаточно!