–Это, наверное, в особо крупных,– сказал Костя.
–Угу,– кивнула Саша.– Вполне может быть. Машины точно муниципальные?
–Точно,– подтвердил Костя.– Наши пробили номера по базе. Коммунхоз. Там его брат двоюродный, кажется, работает. Короче, это…
–Бомба,– закончила Саша.– Теперь вся эта банда полетит с громким присвистом. Сейчас…
Саша достала телефон, сказала мне:
–Гош, ты снимай, снимай, чего стоишь?
Я вспомнил про фотоаппарат, достал его из кофра, сделал несколько снимков. Даже фотографировать это было как-то противно.
–Эти уже два дня лежат,– пояснил Костя.– А там свеженькие, утром подвезли.
Костя указал рукой.
Саша приложила телефон к уху.
–Борис? Да, здесь. Да, точно. Точно, говорю. Пол-леса завалено. Да, можно начинать.
Костя помотал головой.
Я двинулся в направлении, указанном Костей. Далеко идти не пришлось. Головы валялись везде. Вокруг. Много.
–Приятная картинка,– сказала Саша.– Давай, Игорь, фиксируй, фиксируй.
Я снова стал снимать. Саша отошла чуть в сторону и тоже стала снимать, только на телефон, приговаривая:
–В области свирепствует коровье бешенство. Несколько крупных животноводческих хозяйств забили больных животных и получили страховые выплаты от государства. Но, как мы видим, у коровьего бешенства есть и другая, совсем не коровья сторона… Снимай, Игорь, снимай.
Я снимал.
Пока не затошнило уже по настоящему.
–Ладно,– сказала Саша.– Хватит. Пойдем отсюда. Костя, ты не провожай.
Костя еще раз пожал нам руки.
Двинулись по следам грузовика, метров через триста прокрались через буйный марсианский борщевик и оказались на дороге.
Возвращаться домой на автобусе не хотелось, проветриться хотелось. Поэтому пошли пешком. Вдоль трассы. Шагали себе, справа фуры, слева борщевик. Пыль еще. Клубилась.
–И что дальше?– спросил я через километр молчания.– Со всем этим?
–Дальше? Дальше все будет очень-очень весело. А вообще, надо, конечно, подумать… Давай о другом о чем-нибудь, а? И так тошнит.
–Хорошо. А откуда все это? Ну, головы?
Саша не ответила. И мы еще полкилометра молчали.
А мне хотелось еще спросить. Кое-что. Давно уже хотелось, но я все не решался почему-то. А сейчас взял – и спросил.
–А зачем ты в «Булат» вступила?
–Что?
–В «Булат»,– повторил я.– Если тебе не нравится всем этим заниматься? Тогда зачем? Хочешь попасть в большую политику?
–Хочу,– сказала Саша совершенно серьезно.– А почему нет? Почему не я? А вдруг я буду лучше их?
–Да нет, наверное… Почему не ты, просто…
Фура. Пыль.
–А эти?– спросил я.
–Кто?
–Остальные? Ну, вот эти? Костя и дружественные гоблины?
–А, эти… Это актив. Так можно сказать.
–В смысле?– не понял я.– Они что, тоже в «Булате» у вас состоят?
–Не,– помотала головой Саша.– Не состоят пока. Просто они хотят перебраться.
–Куда?
–В обычный детский дом. Там икра крупнее, ты же сам говорил.
–То есть… Есть возможность перейти в более престижное заведение?
–А как же. Конечно. И за эту возможность многие цепляются. Ну, поведение хорошее, в самодеятельности там участвовать, спортом заниматься, успеваемость. Костя, их главный, он боксер хороший, ребят объединил. Стараются.
–А остальные как же?– спросил я.– Кто не в самодеятельности и не боксеры?
Саша пожала плечами.
–Остальные, значит, здесь так и будут?
–Ага,– кивнула Саша.– Здесь так и будут. Если не сядут, конечно.
–Почему?
Фура. Пыль. Потом Саша ответила.
–Потому что на всех местов в шлюпках, Игорек, никогда не хватает. Спасутся лишь те, кто хочет спастись. Кто гребет к берегу, кто думает жить по-человечески. Остальные… Пусть проигравший плачет, ничего изменить нельзя.
Фура, сажа, дизельная гарь.
–Но ведь это…
–Ага, подлая позиция,– согласилась Саша.– Но пока по-другому никак. Я же говорю, мест не хватает.
Саша отряхнула от пыли волосы.
–Нет, конечно, есть другой путь, не спорю – окружить каждого Богдана любовью и заботой и, может быть, из них что-то и получится. Но…
Саша остановилась и посмотрела на меня.
–Вот ты же не хочешь потратить свою единственную и неповторимую жизнь на то, чтобы направить на путь истинный пару-тройку упырей?
Я промолчал.
–И никто не хочет,– сказала Саша.– Мобильник подарить, приставку там, гантели, это еще куда ни шло… А то как же – у нас вторая «бэха» без дела ржавеет, а рядом сиротки голодают, от этого тирамису в глотку не лезет. Дорогой Деда Мороз, я с детства мечтаю… Они потом этими вашими подарками в хоккей играют.
Я опять промолчал.
–Вот ради интереса проверили бы – сколько подарков через месяц у них остается…– Саша нервно почесала лоб. И махнула рукой.
Я не знал, что ей сказать.
–А вообще-то, конечно, я вру, наверное,– нахмурилась вдруг Саша.– Вру, что ничего изменить нельзя. Можно. Просто… Просто для этого нужно от многого отказаться, за так ничего никому не дается, это понятно. И, конечно, возиться с каждым бесперспективно, нужно спасать всех, сразу, только так получится, только за шкирку, только пинками.
–Биг добро за биг мани.
–Точно. Биг добро того стоит.
Саша покивала головой, но не мне, а словно себе.
–Ладно,– сказала она.– Разболталась. Какая разница? Все равно скоро…
–Что скоро?– не понял я.
–Да ничего. Смотри.
Саша улыбнулась и вытянула руки. Пальцы дрожали.
–Перепугали меня все-таки эти гоблины,– ухмыльнулась Саша.– Однако…
–Меня тоже.
–Хорошо, что Юлька с нами не поехала,– сказала Саша.– Она бы в обморок грохнулась, мы бы еще и ее таскали, а она тяжеленная.
–Юля тяжелая? Она, кажется, тощая.
–Тощая, а тяжелая, как бревно. Не поднять.
Глава 11О клоунах
Я тут раньше никогда не была, а район оказался интересным. Четырехэтажные дома из выгоревшего красного кирпича, балкончики и балконы, мансарды, старинное кладбище, заросшие в непроходимость парки, какое-то совсем странное место, не думала, что в нашем городе такое еще осталось, того и гляди из-за поворота выйдет пьяный и голодный Пиросмани. Заречье.
Не зря.
–За рекой вообще много интересного сохранилось,– рассказывала Саша.– Когда новый город построили, все кинулись туда переселяться, а тут все осталось, как планировали в тридцатых, стадионы, парашютные вышки, фонтаны, статуи, ну и застройка девятнадцатого века тоже сохранилась.
Мне тут понравилось. Дух времени, когда жизнь была еще по-настоящему настоящей. И Пиросмани, он действительно показался из-за угла с картиной, написанной на американской клеенке, поглядел на нас мутным взглядом и поплелся куда-то, наверное, продавать талант за миску кислой капусты. А мы захотели пить, бочка с проржавевшими боками, у ней мы купили кваса, довольно, кстати, вкусного, хотя и кислого, сбродившего слегка. Саша сказала, что вполне себе ничего квас, отравления редко случаются, к тому же в основном у иностранцев, которые сюда приходят посмотреть на нищих и свободных художников. Богема. Как наш Петр Гедеонович, он, кстати, после крайнего спектакля общее растяжение организма получил и два нервных срыва в придачу, врачует себя эликсирами.
Герда, кстати, тоже истребовала себе квасную долю – принялась облизываться, громко дышать и валиться с ног, так что пришлось купить квасу и ей, Гоша купил большой стакан. Герда квас тоже вполне себе оценила, вылакала целый, только икнула. Или рыгнула, пузыри из носа выскочили.
Мы шагали по улице Весенней и пили квас, Герда трусила за нами, головой ворочала, как танк башней. Улочка соответствовала району. Древние почерневшие липы, дубы времен бегства Наполеона, чугунные фонари, а вдоль тротуаров торговля. Всякой дичайшей ерундой, сломанными подшипниками, избитыми молотками, гравюрами по жести, растрепанными книгами, дисками, котятами в ассортименте, одноногими канарейками, барахлом разным, того и гляди, выйдет пьяный Пиросмани с кошкой под мышкой.
Продвигаться сквозь этот бардак было весьма и весьма затруднительно, поскольку я то и дело приходила в восхищенье от каждой ерунды, разложенной на газетах: тут тебе то бусы из крашеных макарон, то вышивка медной проволокой, то коллекция оловянных фигурок гномов-сексотов.
–Тут вдоль улицы стихийный рынок,– поясняла Саша.– Сколько себя помню, торгуют. Однажды даже черепа продавали.
–Черепа? Откуда?
–Музей краеведческий закрыли, а черепа выкинули. Да тут вообще интересно, художники часто болтаются…
Пока художников, правда, было немного, не считая Пиросмани, штук пять всего встретили, а понравился мне вообще только один, если честно. Он рисовал текущую мимо него улицу, рисовал в дождливых тонах, я бы даже такую картину и прикупила, немного мазня, похоже на Антуана Бланшара, а я его уважаю, невзирая.
–По воскресеньям из Красного на Волге ювелиры сюда приезжают,– сказала Саша.– Тогда здесь народа вообще не протолкнуться. Зато можно золота недорогого прикупить. Вон там янтарный магазин, кстати, интересные штуки есть…
И в янтарный магазин мы тоже, конечно, зашли. Гоше было янтарно скучно, я же увидела кусок необработанного янтаря, похожего на старую высохшую корягу, и купила, и тут же повесила его на шею, мрачная вещица, когда поедем еще раз в «Материнский Рубеж», подарю его мальчику – знатоку болезней, пусть трепещет.
Потом мы заглянули в лавку натуральных и экологических стройматериалов, где я, отчего-то взгрустнувшая, изготовила этнический кирпич по рецепту восемнадцатого века, из красной глины, из яиц, из воды, настоянной на серебряных рублях с самодержцами, кирпич мы с собой не взяли, лавочники обещали прислать мне его домой через неделю, после обжига.
В кузнечной лавке Гоша запнулся и стал выбирать себе дамасский кинжал с узорами, я к холодному оружию равнодушна и вышла подышать, Герда за мной. Если честно, я не ожидала такой культурной прогулки, думала, зайдем в гости к Сашке, съедим окрошки на кефире, сыграем в карты, может, в «Монополию», но все пошло чуть по-другому. Ладно, так даже интереснее.