После
Собака зевнула.
Бесшумно, только немного скрипнули челюстные мышцы, и зубы стукнулись друг о друга.
Собака зевнула.
–Хочет кушать,– сказала мать.– Собака хочет кушать.
Мать открыла холодильник и стала изучать содержимое. Колбаса, ветчина, карпаччо, заливное, балык, сало. Выбрала сало, домашнее, из Белоруссии, с укропом, с дымком.
Собака облизнулась.
–Хочет сала, любит сало,– приговаривала мать.– Хорошая собака…
–Сало собакам нельзя,– сказал я.
–Почему это?– спросила мать.– С какой стати?
–Желудок расстроится. Точно, я передачу видел. Собак салом нельзя кормить.
Мать вернула сало на полку.
Собака вздохнула.
–Она печенье любит,– сказала Алька.
–Печенье собаке тоже не еда,– заметила мать.– Ты посмотри, какая она тощая. Ей не печенье твое нужно, ей нужно сбалансированное питание. Завтра я поеду в магазин и куплю собачьей еды.
–Она печенье любит…
Алька подмигнула мне.
Точно, любит. С утра слопала упаковку овсянки, только треск стоял, только крошки летели. А потом еще лук. В своей комнате на подоконнике Алька выращивала лук. С познавательными целями. Брала луковицу, опускала ее в банку с водой, через неделю из луковицы выползали стрелки, Алька радовалась. Весь подоконник в луке. А желуди не растут. Печенье раззадорило аппетит собаки, и она съела еще и лук. И стрелки, и луковицы, доставала из банки и жевала, в два укуса, пять минут, и десять луковиц нет.
И еще водички из банок попила.
Впрочем, Алька не обиделась, наоборот, сказала, что еще лука посадит, был бы аппетит.
–Завтра я куплю собачьей еды,– повторила мать.– А сейчас мы покормим ее мясом. У нас тут… Вот.
Мать достала итальянскую колбасу, целую палку, понюхала. Сверилась со сроком годности – мать помешана на просроченной продукции, убедилась, что есть еще немного можно.
–Ты еще икру достань,– посоветовал я.
–Если надо, достану. И икру, и микру, и вообще… И вообще, животное нуждается в питании. Это вы неделю можете не жрать, а оно должно регулярно…
Дверь скрипнула, и показался Мелкий. Отчего-то ползком. Хотя он ползком неплохо умеет, шустро так шпарит, как сверчок – раз-раз и прибыл.
Мелкий сел возле стены. Собака повернулась к нему.
Все замерли. Мать холодильник не закрыла.
–Ой,– сказала Алька.
Я тоже испугался. Как-то про Мелкого мы совсем забыли, а он, между тем, уже уверенно освоил дом, умудрялся выбираться даже на второй этаж, и застревал под диваном, и бессчетное количество раз просто терялся, а один раз чуть не проглотил зажигалку.
Мелкий с независимым видом оглядел столовую. Мать сделала призывное лицо, но Мелкий на ней и не задержался, направился прямиком к собаке, по привычке удерживая равновесие с помощью собственных ушей. Держась за них, то есть.
Он шагал, у меня в ушах стоял хруст разрываемых сухожилий и щелканье челюстей. Кинуться, подхватить Мелкого на руки, забросить на буфет, но я замер, опасаясь сделать лишнее движение.
Мы все как-то замерли.
Мелкий приблизился к собаке. Он был ровнехонько с нее ростом, ну, то есть она с него. Голова к голове, глаза в глаза. Это было…
Розовый двухгодовалый шпингалет, гладкий, мягкий, абсолютно беззащитный, в перемазанном кашей синем комбинезоне с мишками. И напротив него собака.
Мелкий отпустил собственные уши, протянул руки и взял за уши собаку. В голове у меня промелькнула жуткая картина – вот сейчас она одним движением, как тогда, в поселке…
Собака лизнула Мелкого в подбородок. Он отпустил ее уши, достал из кармана комбинезона железную модельку джипа и принялся катать ее по голове и по спине собаки. Гудя и рыча так громко, как джип никогда не гудит и не рычит. Собака косилась, чуть поворачивая морду, пошевеливая обрывками ушей, помахивая огрызком хвоста.
Мать выдохнула, потерла лоб колбасой. Растерянно.
–Подружились,– улыбнулась Алька.
Мелкий тем временем перешел джипом с собачей спины на батарею, гудя и булькая губами, добрался по стене до стола, где мать поймала его и посадила в детский стульчик-столик. Мелкий возмутился и начал немедленно выть и дрыгать ногами, мать плюнула и выпустила его обратно пастись на пол. Мелкий загудел и повис на собаке. В прямом смысле повис – обхватил за шею руками, впился ногами, повис.
Собака перенесла это вполне спокойно.
Заглянул отец. Он был мрачен, даже не мрачен, а зол. Такое редко бывает. Но бывает.
–Как настроение?– спросил отец довольно жизнерадостно, сумел взять себя в руки.
Это он как бы у всех спросил, но на самом деле только у Альки. Только у нее.
–Нормально,– ответила Алька.– А что?
–Да ничего, просто…
Мелкий свалился с собаки. Несколько секунд полежал на полу, затем неожиданно устремился прочь из кухни. Сверчковым шагом. Он часто вот так отлучается, но в этот раз он отлучился со слишком уж хитрым лицом. Мать выразительно посмотрела на Альку.
–А почему все время я?– спросила она.– У меня голова болит, и вообще. Пусть Гоша.
У меня теперь выбора нет, я теперь со всем соглашаюсь.
–Ладно уж,– смилостивилась Алька.– Так и быть. Вам, видимо, надо поговорить.
При слове «поговорить» Алька издевательски выпучила глаза.
И Мелкого ловить отправилась.
–Ну?– спросила мать у отца.
–А что ну? Не нашли, конечно. И капитан сказал, что вряд ли найдут.
–Это почему?
Мать стала злобно похлопывать колбасой по столу. У собаки текли слюни. Сильно так, на полу быстро собиралась лужица.
–Почему?– повторила мать сердито.– Почему это они не найдут? Я буду звонить…
Ей тяжело сейчас. Она переживает. Ведь все могло…
–Я ему тоже это сказал. А капитан ответил, что я могу звонить куда угодно, только не дозвонюсь. Да не стучи ты!
Отец отобрал у матери колбасу, нервно откусил прямо из серединки и стал жевать.
Он тоже нервничает.
–Эти люди не ходят в больницы,– сказал отец.– У них нет документов. Они не будут жаловаться. Они как… инопланетяне. И, скорее всего, они уже убрались отсюда. Не найти.
Отец откусил еще колбасы.
–А поселок?– спросила мать.
Лужа слюны стала больше.
–В поселке никого.– Отец с удивлением поглядел на колбасу в своей руке, вздохнул, швырнул колбасу собаке.
Та разгрызла ее в три укуса, затем принялась быстро и неаккуратно есть.
–Я это так, конечно, не оставлю,– сказал отец.– Я дойду… До кого надо. А если они не примут меры…
Отец хлюпнул носом.
–Не вздумай,– резко сказала мать.– И не вздумай.
–Но этого нельзя так оставлять,– возразил отец.– Они могут на кого угодно напасть, Игорь говорит, что там до деревни недалеко…
–Я не говорю, что надо сидеть сложа руки. Надо действовать. Но по-другому. Я поговорю со своими, я обращение выложу, по френдам… Но ты не вздумай.
В голосе у матери вдруг прозвенела истерика, собака оторвалась от колбасы и повернула в сторону матери засалившуюся морду.
–Ладно,– тихо сказал отец.– Ладно. Но я все равно…
–Нет!– выкрикнула мать.– Не смей.
Сейф в кабинете отца. А в нем гладкоствольный полуавтомат «Вепрь» и нарезной полуавтомат «Сайга», и патроны в разноцветных пачках. Стрелковый клуб. Кремлевский гарнизон. Отличник боевой и политической подготовки, так под фотографией и написано. До сих пор берет двухпудовую гирю и держит ее на вытянутой руке.
–Кого ты хочешь наказать?! Кого?!
–Ладно,– примирительно сказал отец.– Позвоню Лернеру, пусть группу пошлет. Должны же они хоть что-то делать, не все им кирпичи об голову ломать.
–Позвони-позвони,– посоветовала мать.– А сам не смей.
–Позвоню…
Вернулась Алька. Она волочила за руку Мелкого, Мелкий сопротивлялся. Алька сунула его в руки матери.
–Так как у тебя дела?– отец снова поглядел на Альку.
Опять очень осторожно.
–Да нормально,– ответила она.
–Что с доктором?– спросил отец.– Ты подумала?
–А что с доктором? С доктором все отлично. Мне стало гораздо легче. Доктор просто Айболит.
–В каком смысле Айболит?– спросил отец.
–Он же ветеринар по образованию,– сообщила Алька.
–Кто ветеринар?
Отец и мать переглянулись.
–Ну, доктор. Этот, ментальный костоправ. Он мне сам рассказал.
Я тоже ничего не понимал, но мне переглянуться было не с кем. Мать и отец собирались сводить Альку к психотерапевту, но я не знал, что он сам к нам уже ходит. Хотя это похоже на родителей.
–Он сам рассказал.
–Что рассказал?– отец почесал голову.
–Что закончил Тамбовский ветеринарный институт. По специализации «стоматология крупного рогатого скота». Но это совсем не приносило доходов, вот он и переквалифицировался в психолога.
Отец и мать снова переглянулись. У матери дернулась щека.
–Да нет, шучу, он какие-то курсы по Интернету вроде закончил…– продолжала Алька.– Дистанционное образование, все такое…
Я хихикнул. Мне кажется, она, как всегда, врала, психолог из ветеринарного техникума, как же. Но, видимо, родители уже совсем утратили чувство юмора, все родители рано или поздно его теряют.
–Он, кстати, еще пиявками лечит. Может, и пиявок закажем, а?
Спросила Алька.
–Пиявок…– мать растерянно огляделась.– Давай в следующий раз? Нет, если ты хочешь, мы закажем…
Алька хихикнула. Видимо, представила себя с пиявками.
–Аглая, мы всерьез обеспокоены,– сказала мать.– То, что случилось с тобой…
–Да ничего не случилось!– перебила Алька.– Ничего такого ужасного.
–Но ведь травма…
–Нет у меня никакой травмы!– рявкнула Алька.
Отец еще раз поглядел на меня с пронзительностью, ну, да, я виноват, виноват, что мне теперь, об стену каждый день ушибаться?
–Да нет у меня никакой травмы,– уже спокойнее повторила Алька.– Я даже испугаться толком не успела, какая травма? Зря вы и доктора вызвали, на самом деле зря… Ну да ладно, он прикольный.
Это она, конечно, врет. Испугалась. И я испугался. Тут любой бы испугался. Но мне кажется, дело несколько в другом. Алька не то что не испугалась, она просто не поверила. Это было слишком… неправдоподобно. Это совсем не состыковывалось с нашим миром, мы шли себе, шли, и вдруг немного шагнули в сторону и зацепили другое. Совсем другое. На заброшенной дачной улице мы встретили… пришельцев, наверное, отец правильно сказал. Злых, голодных нелюдей с альфы Центавра. Центавров.