Одна из «новых деревень», 1957 год
К концу 1951 года в 500 таких поселков были переселены до 400 000 нуждающихся. Партизаны, которые пытались проникнуть в эти поселки в поисках продовольствия, были хорошо заметны, а потому многие были убиты или сдались властям. Также все жители Малайи старше 12 лет должны были получить удостоверения личности и зарегистрироваться в полицейских участках. Тем не менее, окончательно разорвать связь между китайской диаспорой и коммунистами-повстанцами Бриггзу так и не удалось.
Новозеландцы из SAS в джунглях, 1957 год
Ударом по британской политике стало убийство коммунистами в том же 1951 году верховного комиссара Гурни. За этим последовала отставка Бриггза и назначение одновременно на должность командующего британскими войсками и верховного представителя сэра Джеральда Темплера, человека с необычайно богатым военным опытом – в годы Второй мировой он служил во Франции, Северной Африке, Италии, был начальником британской оккупационной зоны в Германии, а впоследствии руководил всеми британскими силами на Дальнем Востоке.
Как подчёркивают все исследователи, Темплер решил продолжить кампанию Бриггза, поскольку верил, что она может быть единственным способом справиться с партизанским движением. Согласно этой теории, первичным было не завоевание территории, а борьба за «сердца и умы»:
«Ответ заключается не в том, чтобы отправить в джунгли ещё больше солдат, а в сердцах и умах малайцев… Лишь 25 % проблемы – это стрельба, тогда как 75 % – это умение сделать так, чтобы местное население пошло за нами».
В соответствии с концепцией Темплера была увеличена численность малайских батальонов и полиции, причём в антипартизанские отряды включались люди любого этнического происхождения. Одновременно британские подразделения – обычно их средний срок пребывания в Малайе составлял три года – проходили тщательную подготовку для войны в джунглях в специальных тренировочных лагерях. Темплер сосредоточил усилия не на патрулировании больших районов, а на коротких операциях по ликвидации баз повстанцев и их командиров. Сдававшимся добровольно партизанам была обещана амнистия и возможность начать новую жизнь.
В дополнение к британским и малайским силам были призваны также подразделения из Австралии и Новой Зеландии – с 1954 года в Малайе находилось не менее 24 пехотных батальонов стран Британского Содружества, а также силы специального назначения (SAS). Вместе с малайскими частями численностью в 40 000 этого было вполне достаточно, чтобы методично бороться с партизанами и брать под контроль один регион за другим, а на уже подконтрольных землях сделать всё, чтобы само местное население стало относиться к партизанам как к чужой и враждебной силе. Один из участников операций против партизан вспоминал:
Солдаты грузятся в вертолёт для отправки на патрулирование, 1957 год
«В основном мы искали живых коммунистов, потому что склады еды и оружия были очень хорошо спрятаны. У вас должна была быть верная информация о таких вещах, которая поступала через разведку или сдавшихся бандитов. Когда-то было нехорошо называть их бандитами – вы должны были называть их коммунистическими террористами или коммунистами – но «бандиты» было обычным словом для их обозначения.
В 1957 году Чэнь Пину и его соратникам было нанесено крупное поражение, но не в джунглях, а в Лондоне и Куала-Лумпуре. Малайская Федерация получила независимость и вошла в состав Британского Содружества, что автоматически сделало антиколониальную борьбу коммунистов бессмысленной. Сразу после объявления независимости многие партизаны сложили оружие.
Джеральд Темплер на стрельбище: испытания карабина Де Лизла с глушителем, 1952 год
Всего с 1948 по 1960 гг. было убито более 500 солдат и 1300 полицейских. Партизанские отряды потеряли убитыми около 6000 человек, ещё 1200 были захвачены в плен.
Война в Малайе стала одним из немногих примеров успешной борьбы с антиколониальным движением в странах Юго-Восточной Азии, а её опыт был распространён на другие британские колонии и страны-союзники Великобритании.
Красная Турция
Илья Полонский
Традиция отмечать День международной солидарности трудящихся бурными манифестациями и столкновениями с полицией в Турции насчитывает несколько десятилетий. Ведь до недавнего времени праздник 1 мая в Турции был официально запрещён, а в 1977 году на площади Таксим в Стамбуле первомайская демонстрация была расстреляна по приказу военных властей страны. Так что для той части турок, которая симпатизирует политической левой, 1 мая – священный день, окрашенный в красный цвет.
Отметить 1 мая для турецкого социалиста или коммуниста – практически необходимость. Я был несказанно удивлен, когда несколько лет назад, заглянув на унылый и малочисленный первомайский митинг ростовских «коммунистов» из КПРФ на Театральной площади, обнаружил там пятерых ближневосточной внешности мужчин с транспарантом «Turk kommunist/1 Mayis». Так состоялось мое знакомство не только с замечательными людьми, с которыми я общаюсь уже лет пять, но и с интересной и бурной историей современного турецкого левого движения.
Мои новые друзья работали на строительстве будущего «Медиа-Маркета» – крупного торгового центра в районе знаменитого на весь юг России авторынка «Фортуна». Для турок вахтовые работы за рубежом – достаточно распространённое трудовое поведение, тем более что турки – хорошие строители. Конкретно на «Медиа-Маркете» работало до нескольких сот человек: турки – преимущественно квалифицированные рабочие, среднеазиаты – весь низкоквалифицированный тяжёлый труд, местные турки-месхетинцы – преимущественно водители, поскольку знают дороги города и области и владеют русским языком.
В отличие от отечественных «левых», турки очень серьезно относятся и к политике, и к своим политическим убеждениям. Для большинства из них характерна верность семейной политической традиции: как рассказал мой приятель Мехмет, и его отец, и дед были коммунистами. Корни турецкой политической левой уходят в средневековую историю Османской империи.
Как не странно, но во многих незападных обществах революционная идеология с наибольшей лёгкостью накладывается на религию, происходит синтез религиозного и политического. Но если в Латинской Америке «теология освобождения», «левое католичество» и причисление к лику святых Че Гевары стали следствием политизации латиноамериканского христианства в процессе распространения на континенте социалистических учений, то в Турции испокон веков существовала религиозная традиция, на которую распространившиеся в ХХ веке в стране коммунистические идеи наложились очень органично.
Ещё в XV веке на территории западных областей Османской империи – современных западных провинций Турции, Болгарии и Греции, вспыхнуло крупное антифеодальное восстание под руководством шейха Бедреддина. Махмуд Бедреддин Симави был сыном шариатского судьи города Симавне, видным суфийским учёным и богословом. Суть учения шейха Бедреддина сводилась к утверждению единства мира и человечества, вне зависимости от наций и вероисповеданий. Тезис о равенстве вер как различных путей к познанию единого Бога был действительно революционной идеей для средневекового мира. Под знаменем восстания шейха Бедреддина сплотились не только турки, но и греки, армяне, евреи, болгары, представители других этнических общин региона. Несколько лет восстания закончились поражением от превосходящих по численности и силе правительственных войск.
В заключительной битве 8 из 10 тысяч повстанцев погибли, а командовавший повстанческой армией мюрид (ученик) шейха Бедреддина отставной солдат Мустафа Берклюдже был казнён – распят на кресте. Видимо, самим способом казни османы стремились показать, что вождь повстанцев не имел отношения к исламу. Спустя полтысячи лет после разгрома войск Бедреддина крупнейший турецкий поэт Назым Хикмет писал: «За то, чтоб вместе всем одним дыханьем петь, чтоб вместе всем тянуть с уловом сеть, за то, чтоб сообща поля пахать, чтоб из железа кружева ковать, чтоб вместе всем срывать плоды с ветвей и есть инжир медовый в общем доме, чтоб вместе быть везде и всюду – кроме, как у щеки возлюбленной своей, – из десяти их восемь тысяч пало».
Разгром восстания Бедреддина не означал исчезновения традиций политического свободомыслия в Османской Турции. Носителем этих традиций был суфийский орден Бекташийя, получивший распространение в Турции и Албании – религиозно-мистическое объединение, участники которого, хотя и были мусульманами, но нарушали многие исламские догмы, в частности пили вино, не посещали мечети, часто открыто глумились над представителями официального ислама. Не без участия ордена вспыхивали многочисленные крестьянские восстания и мятежи в привилегированных воинских частях янычар.
Несколько миллионов турок, курдов и представителей ряда других национальностей региона исповедуют алевизм. Происхождение алевизма спорно: одни исследователи относят алевитов к радикальной ветви шиизма, другие говорят о явном превалировании доисламских традиций, сближая алевитов с езидами. Алевиты, как и шииты, почитают Али и 12 имамов, однако отличаются гораздо более радикальными положениями. Для алевита священное место – не мечеть, а дом, где он и творит молитву. Человеколюбие, веротерпимость и уважение к рабочему труду – базовые принципы социальной доктрины алевитов. Века гонений и специфика мировоззрения обусловили оппозиционность алевитов по отношению к государственной власти. Не зря в Турции говорят: «не каждый социалист – алевит, но каждый алевит – социалист». В 1826 году, после подавления очередного восстания янычар, среди которых было много бекташей и алевитов, алевизм в Турции был запрещён и лишь в ХХ веке власти уже республиканской Турции нехотя пошли на легализацию алевитского вероучения.
Естественно, что для людей, в силу происхождения и воспитания относящихся к алевитской общине, особо и не стоял вопрос о политической самоидентификации. С другой стороны, на турецкое коммунистическое движение