Герилья в Азии. Красные партизаны в Индии, Непале, Индокитае, Японии и на Филиппинах, подпольщики в Турции и Иране — страница 52 из 58

В соответствии с шиитским вероучением, Талегани выступал за приближение прихода на землю «скрытого» имама Махди. Вместо того, чтобы пассивно ожидать Махди, Талегани призывал народные массы восстать против шахского режима и, тем самым, положить конец творящейся несправедливости и надругательству над исламской верой. Общественный идеал Талегани представлял собой государство социальной справедливости, в котором будет отсутствовать эксплуатация и дискриминация по расовому и национальному признакам. При этом, выступая с социалистических позиций, Талегани крайне негативно относился к атеизму и видел необходимость борьбы с атеистическими коммунистическими и социалистическими партиями, которых считал противниками исламского вероучения и, соответственно, торжества идеального общества. Нравственность, свободный разум и справедливость Талегани считал ключевыми принципами идеального исламского общества.

Однако в вопросе о характере послереволюционного общественно-политического устройства взгляды Талегани расходились с позицией идейного лидера шиитов аятоллы Рухоллы Хомейни. Хомейни придерживался принципа «вилайят-е факих», в соответствии с которым управление государством должны осуществлять особо подготовленные и авторитетные богословы. Талегани был более демократичен и настаивал на необходимости народовластия и коллективной собственности как главных условий достижения справедливости в послереволюционном иранском обществе. Естественно, что подобная идеология негативно воспринималась более правой частью шиитского духовенства, среди которого были и представители феодальных семей, не желавшие отождествлять установление исламской теократии с социалистическими преобразованиями в социально-экономической жизни страны.

Хомейни против «левого уклона»

Рухолла Мусави Хомейни (1902–1989) возглавлял более правое и консервативное крыло шиитского духовенства. Будучи потомком седьмого имама Мусы аль-Казима, Хомейни относился к «сейидам» – наиболее почитаемому слою иранского общества. Получив традиционное религиозное образование, Рухолла Хомейни еще в молодости встал на путь борьбы с шахским режимом. За антишахские позиции ему запретили заниматься преподавательской деятельностью в религиозных образовательных учреждениях, однако Хомейни запрет проигнорировал и продолжил преподавать нелегально, собирая все большее количество учеников и последователей. К 1960-м гг. он стал одним из наиболее авторитетных представителей шиитского духовенства. Хомейни неоднократно выступал против политики шахского режима и называл шаха не иначе как израильским агентом и «доверенным лицом Израиля».

После того, как 5 июня 1963 г. шахская полиция арестовала аятоллу и поместила его под домашний арест, по всему Ирану прошла волна массовых антиправительственных выступлений. Накал страстей был таким, что полиции и войскам пришлось открыть огонь по демонстрантам. В столкновениях с полицией погибло не менее 400 человек. Напуганный шах решился освободить Хомейни с последующей высылкой за пределы Ирана. Аятолла выехал в Турцию, откуда перебрался в Ирак, а затем – во Францию. В эмиграции шиитский лидер продолжил активную антиамериканскую и антишахскую деятельность. Наиболее негативно он относился к Израилю, США и СССР, которых считал первоочередными врагами исламского мира.

Пока Хомейни находился в эмиграции, фактически главным духовным авторитетом иранских шиитов стал аятолла Мохаммад Казем Шариатмадари (1905–1986). Этнический азербайджанец по происхождению, Шариатмадари также был непримиримым противником шахского режима, однако выступал с менее консервативных позиций. Он утверждал совместимость научно-технического прогресса с исламским вероучением и выступал против принципа теократии, управления страны богословами, который отстаивали Хомейни и его соратники. Позиции Шариатмадари отличались от хомейнистских и по вопросу о направленности внешней политики. Шариатмадари придерживался точки зрения о необходимости развития добрососедских отношений с Советским Союзом, тогда как Хомейни относился к атеистическому советскому государству с крайней степенью негативизма.

До того момента, когда правоконсервативное крыло шиитского духовенства обрело наиболее сильные позиции в антишахском революционном движении, аятолла Хомейни был вынужден «закрывать глаза» на деятельность левых исламских организаций, в которых видел своих тактических союзников по борьбе с шахским режимом и его американскими хозяевами. Однако успех Исламской революции в феврале 1979 г. и последовавшее провозглашение Ирана исламской республикой 1 апреля 1979 г. повлекли за собой постепенные изменения и во внутренней политике страны. Хомейни и его сторонники приняли решение отстранить от реального участия в принятии политических решений целую группу аятолл, чьи взгляды расходились с хомейнистскими. В первую очередь, речь шла о шиитских лидерах и активистах, находившихся на левых позициях. Хомейни подозревал левых шиитов в просоветских настроениях и считал, что они могут быть потенциальными «советскими шпионами». Поэтому после победы Исламской революции новое теократическое руководство страны перешло к организации постепенного выдавливания представителей левого крыла с политической сцены постреволюционного Ирана. Конечно, авторитетных аятолл хомейнистские власти не решались открыто репрессировать, но представители низового звена левых исламистских организаций подвергались преследованию, помещались в тюрьмы и даже уничтожались.

Отказ Хомейни от предоставления национальной автономии многочисленным этническим группам, населявшим Иран, вскоре настроил против аятоллы определенную часть курдов, белуджей и азербайджанцев. Посредником между хомейнистами и курдами выступил уважаемый в народе аятолла Талегани. Однако Хомейни, недовольный позициями Талегани по вопросам о политическом устройстве послереволюционного Ирана, приказал арестовать его сыновей. 9 сентября 1979 г. аятолла Талегани умер. Массовые беспорядки в Южном Азербайджане во многом направлялись аятоллой Шариатмадари, считавшимся духовным лидером азербайджанского населения Ирана. В 1982 году аятолла Шариатмадари был помещен под домашний арест, а в 1986 г. скончался. В 1989 г. в опалу попал и аятолла Хосейн-Али Монтазери (1922–2009), долгое время считавшийся официальным преемником и ближайшим сподвижником Хомейни. Причиной утраты доверия к Монтазери стали либеральные позиции последнего в отношении вопроса о легализации политических партий и установлении диалога со странами Запада.

В результате исламской революции в Иране фактически было уничтожено левое и левоисламское движение. Политические партии были запрещены, а их активисты частью казнены, частью – брошены в тюрьмы. Те же коммунисты и социалисты, которым удалось спастись, покинули территорию Ирана и обосновались в эмиграции – как в соседних странах Ближнего Востока, так и в США и странах Западной Европы. Длительное время леворадикальные организации Ирана вели активную террористическую борьбу против теократического правительства исламской республики, организовывая террористические акты и покушения на ведущих политических, религиозных и военных деятелей страны. Однако в конечном итоге правящему режиму удалось преодолеть сопротивление своих противников, хотя и в настоящее время политическую ситуацию в ряде регионов Ирана сложно назвать стабильной.

Конечно, победа в Иране левых исламских сил, ориентированных на идеи Али Шариати или аятоллы Талегани, представлялась бы более желаемой для Советского Союза, так как Хомейни и его сторонники относились к советскому режиму не менее негативно, чем к США и Израилю. Праворадикальные сторонники имама Хомейни совершили много преступлений против собственного народа, прикрываясь антиамериканскими и антисионистскими лозунгами. Стоит напомнить, что в 1980-е гг. жертвами иранских властей становились не столько сторонники американского империализма (таковых среди рядовых иранцев практически не было), сколько коммунисты, социалисты, представители левых исламских организаций, а также представители национальных и религиозных меньшинств страны.

Однако, несмотря на то, что установившаяся после победы Исламской революции в Иране политическая система повлекла за собой массовые репрессии против инакомыслящего населения страны, создала многочисленные сложности для проживающих в стране иноконфессиональных меньшинств, сложно отрицать вклад хомейнистов в кардинальное изменение условий жизни в стране и, в особенности, в изменение положения Ирана в международной политике. Из типичной восточной деспотии, в которой вся полнота власти находилась в руках шахской фамилии, процветали коррупция и клановость, а внешняя и внутренняя политика была полностью подчинена интересам США и Великобритании, Иран превратился в действительно независимое государство, пусть и со своей спецификой.

Красная Армия Японии

Илья Полонский


Если сравнивать Японию с Европой с точки зрения терроризма, то Страну восходящего солнца можно назвать островком спокойствия. Конечно, там тоже были и свои «герои-одиночки», и свои террористические группы, но в сравнении со Старым Светом Япония до середины 20-го века была сравнительно тихой.

Некоторые исследователи полагают, что причины этого заложены в существовавшей на протяжении столетий форме правления, когда во главе государства номинально находился император, а фактически – сёгун, военачальник. Именно поэтому любые попытки выступления, мятежа, бунта, любой намёк на терроризм быстро подавлялись. С другой стороны, легендарная воинственность самураев находила выход в многочисленных междоусобных войнах, в единичных акциях просто не было необходимости.

Борьба за справедливость

Первым случаем террористического выступления в Японии считается восстание Осио Хэйхатиро. Он был самурайским чиновником в Осаке и в 1837 году поднял бунт против местной администрации, которая практически ничего не делала для борьбы с голодом. Осио подготовился: заранее создал боевой отряд, на собственные средства вооружил и обучил его, приобрёл несколько сотен мечей, ружья и даже пушку. В какой-то момент восставшие стали грабить богатых и раздавать запасы бедным. В итоге власти одержали верх, а Хэйхатиро покончил с собой, но его акция ускорила социальные реформы в Японии.