Во-вторых, познания деятелей Фронта о КНДР исчерпывались, в условиях информационной блокады, тем, что удавалось услышать по коротковолновому радио и прочитать в левых публикациях на японском. Им ясно было, что КНДР ведет независимую (в том числе, в определенных пределах, даже и от СССР) внешнюю политику, является некапиталистическим обществом с плановой экономикой, относительно независимой от требований экспортных рынков, и обеспечивает своим гражданам бесплатные медицину и образование. Все это настолько контрастировало с реалиями Южной Кореи – где о независимой от США политике или независимой от американского и японского рынков экономике, равно как и о социальном государстве, можно было только мечтать, – что явное несоответствие «вождистских» теорий чучхе классическим представлениям марксистов о внутрипартийной демократии казалось второстепенной проблемой.
В-третьих, позитивное отношение к КНДР казалось основой для мирного объединения страны после «демократической антифашистской революции» на Юге.
В целом, можно сказать, что положительное отношение лидеров Фронта к КНДР объективно отражало ситуацию, в которой находились южнокорейские революционеры конца 1970-х гг., и интересы тех классов, которые они желали представлять. В рамках периферийной капиталистической экономики в Южной Корее, для которой главным конкурентным преимуществом была дешевая и бесправная «рабочая сила», возможности улучшения социального положения и получения каких-либо социальных гарантий рабочими были жестко ограничены – а иначе как обеспечить ценовые преимущества южнокорейскому текстилю, автомобилям и кораблям на мировом рынке? А вот КНДР ее выключенность из мирового капиталистического рынка и выгодные условия экономических связей с СССР и восточноевропейскими странами давали возможность построить социальное государство, являвшееся моделью для многих стран «третьего мира». Что же до отсутствия в КНДР – да и в самом СССР – реальной, а не формально-бумажной социалистической демократии (а равно и существования в КНДР режима персонифицированной власти почти монархического типа), – так о реальных масштабах проблем подпольщики Фронта, за неимением надежной информации, могли только догадываться, и по сравнению с военно-полицейским режимом, пытками, казнями и бессудными убийствами в Южной Корее советская система брежневской поры казалась им, и не без оснований, раем для трудящихся, даже если они и не могли непосредственно участвовать в управлении официально «всенародным» государством.
Еще один аспект деятельности Фронта, который современные южнокорейские историки стремятся, скорее, затушевать – это его попытки обеспечить себя финансами с помощью «эксов», о которых уже упоминалось в начале статьи. Дело в том, что, с точки зрения либеральных и леволиберальных историков, «правильная» демократизация должна быть «мирной» – то есть, по возможности, не нарушать законов и порядков того буржуазного государства, которое следует «демократизировать», постольку, поскольку эти законы и порядки не противоречат нормам «эталонных» демократических государств Европы и Северной Америки. Так, нарушать полицейский запрет на демонстрации – с точки зрения «эталонных» норм, «неправильный» – вроде бы можно, и даже бутылки с зажигательной смесью, использовавшиеся студентами для того, чтобы оградить своё право на демонстрации от покушений полиции, неохотно допускаются как «неизбежное зло». А вот покушение на имущество – даже не на жизнь, а только на имущество! – «хозяев жизни», и формирование боевых групп, потенциально способных нарушить монополию буржуазного государства на насилие – это уже не «демократизация», а нечто гораздо более радикальное, чего либералы и левые либералы боятся еще больше, чем даже самого репрессивного полицейского государства.
А между тем целью Фронта была именно революция, а не «демократизация» в рамках существующей системы – и средства Фронт готовился применять вполне революционные. В июне 1978 г., по итогам опроса бойцов Фронта, была создана боевая дружина Фронта, под названием «Хесондэ» (Отряд «Комета»). В ней участвовал и нынешний депутат южнокорейского парламента Ли Хагён, упоминавшийся в начале этой статьи. Отряд должен был вначале проводить «эксы», а в перспективе служить ядром «вооруженных сил народа» во время будущего народного восстания. Первый «экс» – нападение на резиденцию дочери основателя компании «Кымсон» (нынешняя «LG») Ку Джаён – был относительно успешным. Затем боевики попытались провести в марте 1979 г. «экс» против большой ювелирной лавки, но один из бойцов не прибыл на место акции вовремя, и план сорвался. После этого дружина была реорганизована в два «звена» по три бойца в каждом, и во главе ее стал один из основателей Фронта, Син Хянсик. Последний «экс» был совершен в апреле 1979 г. Он был направлен против хозяина строительной компании «Тонъа» Чхве Вонсока, и окончился неудачей: срочно прибывшие на место проишествия полицейские арестовали Ли Хагёна, которому было поручено сторожить связанного нападавшими охранника. Арестованный боец Фронта проявил, однако, необычайную стойкость – несмотря на нечеловеческие пытки, не выдал своих товарищей и объяснял попытку ограбления богатого дома просто своим собственным тяжёлым материальным положением. Благодаря стойкости Ли Хагёна Фронту удалось просуществовать еще несколько месяцев – до того, как большая часть его лидеров и бойцов была арестована в октябре-ноябре 1979 г.
Арест произошел в результате того, что был арестован один из ведущих членов организации, Ким Пусоп, опознанный полицией по почерку на рукописной листовке. В одной квартире с Кимом проживал его знакомый, близкий друг другого бойца Фронта, учителя Ли Суиля (упомянутого в начале статьи), который сам, однако, в Фронте не состоял. Знакомый, не выдержав пыток, вывел полицейских ищеек на Ли Суиля, на квартире которого в сеульском квартале Чамсиль проживали также Ли Джэмун и Ким Намджу. Там же хранился и список членов организации. Обыскав квартиру и захватив этот список, полиция смогла арестовать бóльшую часть бойцов Фронта – хотя, скажем, Хон Сехва (упомянутому в начале этой статьи) удалось скрыться во Франции, под видом трудоустройства в работавшей там южнокорейской торговой организации, за месяц до разгрома Фронта. Всего было арестовано 84 бойца Фронта – столь крупных подпольных групп в Южной Корее не обнаруживалось со времен Корейской войны!
Арестованные подверглись жестоким пыткам, но расправу над ними смягчило то обстоятельство, что 26 октября 1979 г. начальником Центрального разведывательного управления Южной Кореи – которое, собственно, и занималось расследованием дела Фронта – был застрелен сам диктатор Пак Чон Хи, планы которого по разработке атомного оружия начали вызывать серьезную тревогу у американских «кураторов» южнокорейского режима. Начальника разведки вскоре арестовала и приговорила к смерти группировка «новых военных», глава которой Чон Духван взял к концу 1980 г. фактическую власть в Южной Корее. Новому диктатору нежелательно было портить свою международную репутацию – и совсем уж дикая расправа над подпольщиками, в духе повешения в 1975 г. восьмерых активистов Народно-революционной партии, была ему не с руки. В результате к смерти приговорили «всего лишь» Ли Джэмуна и Син Хянсика. Первый скончался от последствий пыток еще до исполнения приговора, 22 ноября 1981 г. Второго повесили 8 октября 1982 г., причем держался он, по свидетельствам палачей, с исключительным мужеством. Профессору Ан Чэгу, поэту Ким Намджу и другим первоначально собирались дать высшую меру наказания, но под давлением международной общественности приговоры были сначала смягчены до пожизненного заключения (Ан Чэгу) и пятнадцатилетнего срока (Ким Намджу), а в конце 1980-х оба знаменитых бойца Фронта, как и большинство их менее знаменитых товарищей, были выпущены из тюрем досрочно – в большинстве своем с подорванным навсегда здоровьем.
После этого серьёзных попыток подготовиться к вооруженному восстанию в Южной Корее не предпринималось, хотя – теоретически – идея неизбежности вооруженной борьбы революционных масс оставалось идеологической нормой для южнокорейского революционного подполья до самого начала 1990-х. В итоге, в отличие от Латинской Америки того же периода (скажем, Бразилии или Аргентины 1960-1980-х гг.) или от ФРГ (РАФ) и Франции («Аксьон директ»), городская партизанская борьба в Южной Корее времен военных диктатур так и не развернулось, хотя «эксы» Фронта и были скромной попыткой придать событиям именно такой ход. Видимо, дело тут в том, что коммунистическое подполье было практически уничтожено в Южной Корее во время Корейской войны – те, кого не поймали и не уничтожили южнокорейские власти, ушли на Север (и зачастую становились там жертвами необоснованных репрессий). Традиция, идущая еще с колониальных времен, прервалась, и у нового поколения подпольщиков, сформировавшегося к середине 1970-х гг., не было, скажем, даже необходимых понятий о конспирации (например, Ли Джэмун даже не попытался зашифровать хранившиеся у него списки всех активистов Фронта!). Кроме того, в условиях противостояния с Севером в Южной Корее установился практически казарменный режим – до 1982 г. (!) во всех городах действовал ночной комендантский час (с 12:00 до 4:00), с 1962 г. всё население страны обязали всегда иметь при себе удостоверения личности, которые постоянно проверялись полицией и военными жандармами и т. д. Все это, в сочетании с крайне интенсивной антикоммунистической индоктринацией через систему образования и печать, пресекало в корне возможности для развертывания вооруженной борьбы – начав таковую, повстанцы вряд ли могли рассчитывать на поддержку большинства населения, для которого они были бы просто «северокорейскими шпионами».
Но, хотя попытка создания подпольной революционной организации, готовой к вооруженной борьбе, и потерпела неудачу, одна из главных идей Фронта – о привнесении социалистических идей в рабочее движение – была в какой-то степени частично осуществлена студенческими радикалами 1980-х гг., занявшимися созданием «демократических профсоюзов», то есть политизированного и оппозиционного Системе рабочего движения. И если хотя бы какой-то элемент радикализма и существует сегодня в рабочем движении Южной Кореи – это заслуга Фронта. Другое направление деятельности Фронта – борьба за объединение страны – было подхвачено левонационалистическим объединительным движением 1980-х и 1990-х гг., давление со стороны которого – в сочетании с собственными геополитическими и экономическими расчетами – в итоге вынудило либеральную администрацию президента Ким Тэджуна (1998–2002) пойти на очень значительное улучшение отношений с Севером. Так чт