Потом придет время, когда Гитлер сможет отыграться на чванливом фельдмаршале за этот надменный прием, но к тому моменту разум старого президента станет уже совсем невосприимчивым к его издевкам и насмешкам. А пока Гинденбург еще держал в своих руках ключи власти в Германии, и он совершенно не собирался передавать их какому-то типу, который взялся читать ему проповедь и при этом дослужился в армии лишь до ефрейтора…
Итак, для Гитлера встреча оказалась бесполезной, а для Геринга приезд из Стокгольма — ненужным, и они оба, должно быть, испытывали сильное искушение поддаться уговорам Рема вывести штурмовиков на улицы и силой взять руководство страной в свои руки. Рем уверял, что в случае восстания армия будет на стороне нацистов; на этот раз, клялся Гитлеру Рем, не будет ни предательства, ни провала, как это случилось во время Пивного путча. Гитлер не дал приказа СА выйти на улицы, но не из страха поражения. И он и Геринг были в восторге от последних выборов и не сомневались, что на следующих большая часть нации отдаст свои голоса национал-социалистам. К чему было проливать кровь — и пугать крупных промышленников, которые теперь так крепко их поддерживали, — если всего можно добиться вполне законно? Все, что им теперь было нужно, это новые всеобщие выборы.
31 июля 1932 года они состоялись. Выборам предшествовали самые массовые и кровавые уличные схватки в Германии со времен последних дней первой мировой войны. Рему не дали повести его штурмовиков для переворота, но он мог послать их на побоище с боевыми силами политических противников. И коммунисты, и социалисты имели собственные хорошо обученные уличные отряды, но коричневорубашечников СА теперь было уже 400 тысяч и благодаря связям Рема в армии, в дополнение к железным прутам и дубинкам, которыми они, как и их противники, обычно дрались, у них появилось огнестрельное оружие. Только в одной Пруссии за первые двенадцать дней июня 1932 года произошло 461 решительное сражение на улицах, унесшее 82 жизни при 400 раненых. В июле среди 86 убитых в уличных схватках значилось 38 нацистов и 30 коммунистов. Самым ужасным днем оказалось воскресенье 17 июля, когда нацисты двинулись маршем через Альтону, рабочий район Гамбурга, под охраной полицейских, и были атакованы коммунистами. В разразившейся яростной битве девятнадцать человек были застрелены, 285 ранены.
Канцлер Брюнинг 1 июня наконец был отправлен в отставку, а на его место президент своим декретом временно назначил Франца фон Папена, ловкого и хитрого германского дипломата, который в годы первой мировой войны был военным атташе в Соединенных Штатах, уличенным, после завершения его деятельности там, в шпионаже. Фон Папен немедленно воспользовался событиями в Альтоне как поводом для запрета всех политических шествий до окончания выборов и объявил Берлин на военном положении. Но митинги продолжались и характер речей не оставлял сомнений относительно того, куда все клонится. Послушать Геринга редко приходило меньше 40 тысяч человек. Гитлер собирал еще больше. На его последний митинг в Берлине 27 июля набилось 120 тысяч человек, а еще 100 тысяч стояли снаружи, слушая его речь через громкоговорители.
Как они и ожидали, выборы стали решающей победой нацистов. Отчеты о подсчете голосов показали, что НСДАП стала самой большой в рейхстаге, значительно обогнав все остальные партии и получив 230 мест. Следующими после них были социал-демократы со 133 местами, коммунисты набрали 89 мест, католический «Центр», к которому принадлежал фон Папен, — 73. За национал-социалистов проголосовали 13 574 000 немцев, и, хотя они составляли 38 % от общего числа избирателей, их было больше, чем сторонников социал-демократов и коммунистов, вместе взятых, и они представляли все социальные слои Германии: и рурских шахтеров, и рурских промышленных магнатов, крестьян, сельскохозяйственных рабочих и мелкую буржуазию, нижние чины и офицеров рейхсвера.
Геринг вылетел в Мюнхен на конференцию партийных лидеров на Тегернзее, где им предстояло спланировать дальнейшие действия в связи с одержанной победой. Он разделял убеждение Гитлера, что момент наступил и президент Гинденбург теперь будет вынужден призвать Гитлера и поручить ему сформировать правительство. С кем им теперь следовало заключить союз, чтобы иметь в рейхстаге необходимое большинство?
Потекли дни, политическая жизнь продолжала бурно кипеть, организовывались митинги, создавались и распадались политические коалиции, а нацисты, стиснув зубы, продолжали ждать вызова от Гинденбурга. Наконец 13 августа 1932 года Гитлеру пришла телеграмма с приглашением прибыть в Берлин для беседы с президентом.
«Это могло означать только одно, решили нацисты, — пишет биограф Гинденбурга, — Шлейхер (с которым они продолжали вести переговоры) добился своего, и теперь фон Папен уйдет в отставку, а он, Адольф Гитлер, бывший ефрейтор и художник-самоучка, станет канцлером германского рейха. Он объединит в своих руках командование стотысячным рейхсвером и полумиллионной армией собственных коричневых легионеров и — установит полный контроль над Германией».
Но не тут-то было. Оказавшись перед перспективой передачи власти Гитлеру, Гинденбург уперся. За дни своего временного пребывания у власти Франц фон Папен сумел снискать расположение старого фельдмаршала. Он был интересным собеседником, обладал светскими манерами и умел подлаживаться под его настроение. Гинденбург решил, что ему лучше оставить фон Папена у власти. Он велел ему отправиться к Гитлеру и предложить ему пост вице-канцлера для него самого и министра внутренних дел Пруссии для Германа Геринга.
После того как фон Папен любезным тоном сообщил им решение президента, тот и другой уставились на него в немом изумлении.
— Что?! — наконец выдавил из себя Геринг. — Адольф Гитлер — вице-канцлер?! Фюрер никогда не будет вице!
Сам Гитлер рассердился еще больше и разразился яростной тирадой, заставив их дипломатичного гостя поморщиться от неловкости. Гитлер бушевал, угрожал, напоминал фон Папену о «коричневой армии», ожидающей приказа выйти на улицы, и в итоге заявил, что отказывается принять любое другое назначение, кроме поста канцлера. Фон Папен, сказал он, должен вернуться и сообщить Гинденбургу, что это его ультиматум. Фон Папен покачал головой. Он, разумеется, не станет говорить президенту ничего подобного. Гитлер должен выразить свои чувства старому фельдмаршалу сам.
Геринг жил теперь в небольшой квартире в доме на Рейхсканцлерплатц. (Он не смог вернуться в комнаты, где они были с Карин, но забрал в свое новое жилище многие напоминающие о ней вещи, в том числе ее белую фисгармонию, ее вышивки и рисунки.) Там они и встретились с Геббельсом и Гитлером. Силли Ваховьяк, горничная Карин, накрыла им стол, стоявший под большим портретом Карин. Они нехотя поковыряли заливное из фазана и выпили мозельского, пока Гитлер, не притронувшись к поставленному перед ним вегетарианскому блюду, поносил политических пройдох и ловушки, которые они устанавливали на их пути к власти. В три часа зазвонил телефон, и Эрвин Планк, статс-секретарь рейхсканцелярии, сообщил, что Гинденбург хочет его видеть в ближайший час.
Вновь охваченные оптимизмом, они решили, что Гинденбург, должно быть, услышал о его гневе и решил успокоить, предложив власть. Только Геббельс по-прежнему был настроен скептически и спросил Планка:
— Принято ли уже какое-нибудь решение? Если да, то в приезде фюрера нет необходимости.
Планк замялся.
— Еще ничего не решено, — наконец сказал он. — Сначала президент хотел бы увидеться с герром Гитлером.
Когда Гитлер прибыл в президентский дворец, то совершенно не подозревал, что идет прямо в ловушку. Хитрый интриган фон Папен сумел внушить раздражительному старому фельдмаршалу, что нацистский лидер стремится не просто к посту канцлера в правительстве, но к диктаторскому контролю над нацией. Это повергло Гинденбурга в состояние едва сдерживаемой ярости, и появление Гитлера никоим образом не подействовало на него успокаивающе, ибо будто специально он привел с собой «отвратительного» Эрнста Рема.
Стоя в углу кабинета опершись на трость (чтобы не предлагать Гитлеру и его ненавистному компаньону сесть), старый президент никак не проявлял признаков своего почтенного возраста и того, что не так давно перенес удар. Слушая Гитлера, требовавшего звания канцлера и власти, чтобы привести дела нации в порядок, он ни на мгновение не отвел от него взгляда.
Когда фюрер закончил, фельдмаршал ледяным и презрительным тоном объявил, что ввиду напряженной ситуации, существующей в стране, он не может, находясь в здравом уме, взять на себя такую ответственность — передать управление государством новой партии, которая не располагает абсолютным большинством и члены которой отличаются «нетерпимостью, шумливостью и недисциплинированностью».
Отто Мейснер, начальник президентской канцелярии, который присутствовал при этой встрече, говорил потом, что немного дрожащий поначалу голос Гинденбурга становился все более твердым и на этих словах стал просто каменным, он даже не пытался скрывать своей неприязни к злобному нацистскому вождю и его непонятного пола компаньону. Мейснер написал позднее:
«Он сослался на некоторые недавние события — столкновения между нацистами и полицией, акты насилия, совершенные сторонниками Гитлера в отношении тех, кто придерживался иных взглядов, инциденты с евреями и другие противоправные действия. Все эти беспорядки укрепили его во мнении, что многочисленный необузданный элемент в партии существует вне ее контроля… Он должен оставить однобокую идею взять всю власть, заявил Гинденбург, а в совместной работе с другими партиями он сможет показать, чего способен достичь и что улучшить…»
Это напоминало отповедь разгневанного благородного родителя простому и бедному поклоннику его дочери, который осмелился просить ее руки. По ее завершении Гитлер с минимальной вежливостью был отпущен.
Но это было не все. Едва он прибыл домой к Геббельсу, где его дожидалась партийная верхушка, как на берлинских улицах появились газеты с коммюнике из президентского кабинета. Под заголовками «Гитлер требует верховную власть», «Ошеломляющее вероломство Гитлера» и «Гитлер получил выговор от рейхспрезидента» давалась версия Гинденбурга состоявшейся встречи и выражалось «сожаление, что герр Гитлер не находит для себя возможным поддерживать национальное правительство, назначенное с одобрения президента, что он обещал перед выборами в рейхстаг». Далее намекал ось, что Гитлер требует для себя диктаторских полномочий, в чем ему было категорически отказано президентом, и в конце говорилось: