Ответив Герингу на вопрос в записке, она опять поспешила в театр, но теперь уже для того, чтобы поставить в известность герра Лундгренса, ее режиссера-постановщика, что она не будет играть ведущую роль в пьесе «Агнес Бернауэр» в этом сезоне.
Официальное объявление об их помолвке было сделано в середине марта 1935 года, а на 22 число этого же месяца Геринг пригласил членов дипломатического корпуса, чтобы представить им свою будущую невесту. Среди присутствующих на обеде были все послы со своими супругами, причем последним крайне не терпелось увидеть женщину, о которой они слышали так много сплетен. Среди гостей также присутствовал британский посланник сэр Эрик Фиппс, и на следующий день он телеграфировал в Форин офис свои комментарии этого события.
«Таким образом, генерал Геринг, — передавал он, — возобновил череду роскошных пиршеств, начатых покойным капитаном Ремом в феврале 1934 года, прерванных „кровавой баней“ 30 июня и презрительно охарактеризованных фюрером в рейхстаге в июле как „так называемые дипломатические банкеты“. Однако на этот раз повод для приема был вполне благовидным и он имел своей целью представление свету фрау Эмму Зоннеман, более не как „личного секретаря“, а как fiancee[11] нашего хозяина».
Обед был великолепным даже по меркам сэра Эрика Фиппса.
«Столы были накрыты в белом мраморном зале, украшенном дорогими гобеленами и прекрасно освещенном, — живописует он. — На протяжении всего времени обеда играл невидимый струнный оркестр. Наш хозяин сообщил, что собирается построить плавательный бассейн около пятидесяти метров в длину (такое же намерение имелось и у капитана Рема, но 30 июня оно сорвалось вместе с другими его менее безобидными затеями). Он объяснил, почти оправдываясь, моей жене, что женится на фрау Зоннеман только по настоянию фюрера, который считает, что на высших постах в партии слишком много холостяков. Между тем фрау Зоннеман, рядом с которой я имел честь быть посаженным и которая делала честь ее fiance[12] своим прямодушием и обаянием, воспользовалась случаем, чтобы с едва уловимыми нотками сожаления сообщить о своем близящемся уходе со сцены. Публика должна вынести эту новость стойко, ибо меня заверили, что фрау Зоннеман лишена малейших следов сценического таланта».
Свой отчет он заканчивает в том же тоне:
«По завершении обеда генерал Геринг провел французского посла и меня по своему просторному дворцу и показал целый ряд замечательных картин старых мастеров, которые, как он с гордостью нам сообщил, он реквизировал у музея кайзера Фридриха… Вслед за концертом нескольких лучших певцов Государственной оперы были показаны два фильма о жизни оленей в Шорфхайде. На экране наш хозяин, одетый в свой уже знакомый нам кожаный костюм, напоминающий о рекламе резиновых автомобильных шин Мишлена, предстал в гостиной „Вотан“ Каринхалле сидящим в кресле с гарпуном под рукой. После этого мы пережили странное двойное удовольствие, слушая одновременно его самого и его оживленный голос с экрана, опять повествующий о красотах жизни в девственном лесу…»
Бракосочетание было намечено на 7 апреля, но этот день оказался годовщиной смерти бывшей императрицы Германии, и это означало, что ее сын, принц Август Вильгельм, который тоже был приглашен, не смог бы прибыть. Поэтому событие было решено отложить на 10 апреля. Вечером накануне состоялся грандиозный прием в фойе Дома оперы, после которого Геринг и его гости вошли шеренгой на представление оперы Рихарда Штрауса «Египетская Елена». Окружающие улицы были ярко освещены и полны зевак.
Для Эммы это был самый крупный «публичный успех» в ее жизни.
«Вечером накануне дня церемонии, — написала Эмма позднее, — мы могли оценить значимость резонанса, который она вызвала. Подарки, которые нам были присланы, заполнили две огромные комнаты, они приходили со всех сторон и со всех стран. Царь Болгарии, например, прислал Герингу высшую награду своей страны, а мне — восхитительный сапфировый браслет. Гамбург подарил мне парусный корабль с серебряными парусами, которым я так восхищалась, когда еще школьницей ходила на экскурсии в городскую ратушу. Это доставило мне особенное удовольствие. Компания „И. Г. Фарбен“ прислала два восхитительных образца своих искусственных драгоценных камней. А простые люди без числа присылали связанные вручную шарфы и всевозможные другие подарки ручной работы».
У нее также имелся портрет Бисмарка от фюрера, работы его любимого художника Ленбаха. А сам Геринг подарил ей диадему с аметистами и бриллиантами.
Всю ночь перед днем торжества шел дождь, и Эмма начала беспокоиться о завтрашнем дне, поскольку Герман собирался повезти ее на гражданскую церемонию в городскую ратушу в открытом автомобиле. Но утром взошло солнце, а когда они поехали в собор на религиозный ритуал, оно начало даже припекать, и в небе торжественным строем прошла эскадрилья самых новых германских самолетов.
И опять недобрый к Герингу сэр Эрик Фиппс оказался на месте, чтобы потом описать это памятное событие. В его донесении в Форин офис от 17 апреля 1934 года читаем:
«На следующий день состоялось само бракосочетание, и приехавшие в Берлин люди могли подумать, что вновь восстановлена монархия и что они присутствуют при подготовке свадьбы кого-то из семьи кайзера. Улицы были пышно украшены, движение транспорта внутри города остановлено; вдоль улиц выстроилось не менее тридцати тысяч членов полувоенных формирований, а в небе кружило около двух сотен военных самолетов, которые в обусловленное время снизились и сопровождали счастливую пару от Бранденбургского холма до собора».
В отличие от свидетельств большинства очевидцев, указывавших, что толпы были густыми, восторженными и ликующими, сэр Эрик считает, что ничего такого не наблюдалось, но добавляет, что «погода была прекрасной и публика наслаждалась зрелищем свадебной церемонии».
Процессию в собор возглавлял автомобиль Гитлера, а «брачная пара замыкала колонну в автомобиле, убранном цветами». В протестантском соборе, где поддерживающий нацистов епископ Людвиг Мюллер готовился проводить ритуал, дипломатам были отведены места на обращенной к алтарю галерее.
«Внизу, — сообщает сэр Эрик, — собрались все представительные нацисты, а также многие деятели старого режима, такие, как герцог Саксен-Кобургский, принц Август Вильгельм Гогенцоллерн, и многие другие. Немецкие дамы были в вечерних туалетах и бриллиантах, мужчины в военных мундирах или гражданском платье при наградах… Канцлер восседал в кресле у подножия алтаря. Когда брачная пара приблизилась, он поднялся, поцеловал руку невесте и пожал руку генералу Герингу — то же самое он сделал после завершения службы. Впереди невесты выступали четыре маленькие девочки в розовых шелковых платьицах, два мальчика из гитлерюгенда несли ее шлейф; за ними шли многочисленные подружки невесты в платьях всевозможных голубых оттенков».
Он не добавил, что среди друзей жениха был Томас фон Кантцов, единственный иностранец и единственный человек не в военной форме. Пожалуй, даже к некоторому удивлению Геринга, Томас воспринял новость о его намерении жениться с явным удовольствием, и ко времени свадьбы успел крепко подружиться с Эммой.
«Опера, которая находилась в распоряжении Геринга, — продолжает британский посланник, — предоставила некоторых своих лучших певцов и значительную часть оркестра, чтобы заполнить звуками весь собор и отдать дань своему распорядителю. Рейхсепископ Мюллер, который исполнял обряд, произнес вступительную речь, в которой курьезным образом перемешались Бог, герр Гитлер и национал-социалистическое движение. Я уловил слова „вера, надежда и любовь, и величайшей из них является любовь“. Торжественные мероприятия этого дня, продолжавшиеся с полудня, завершились приемом и банкетом в отеле „Кайзерхоф“, на котором произнес речь герр Гитлер и многие другие».
Свою депешу он заканчивает такими словами:
«Таким образом, генерал Геринг, по-видимому, достиг вершины своей карьеры, к которой он с таким тщеславием стремился. Я не вижу для него с его манией величия более высокой цели, кроме, разве, трона, который, правда, может обернуться… эшафотом».
Не подозревая о недоброжелательных мыслях, которые роились в голове по крайней мере одного из гостей, Эмма Геринг, милая и грациозная, какой она умела быть, обходила гостей с полным сознанием того, что теперь она, как ей только что сказал Гитлер, первая леди «третьего рейха». Наконец брачная пара вместе с небольшой группой друзей удалилась и отправилась в Каринхалле, где Геринг первым делом переправился через озеро и около часа оставался у саркофага Карин в мавзолее.
На следующий день Геринг и Эмма отправились в свадебное путешествие в Висбаден, а оттуда в Югославию, в Рагузу, где они поселились на вилле на берегу Адриатического моря. «Молодым» — мужу и жене — было уже по сорок два, но они вели себя друг с другом так, будто им было по крайней мере в два раза меньше.
Теперь уже тот факт, что Германия, в нарушение Версальских соглашений, имеет военно-воздушные силы, перестал быть секретом. 9 марта 1935 года было официально объявлено о существовании люфтваффе, а 16 марта — что Германия отказывается соблюдать военные условия Версальского договора, его 5-ю статью, и вместо 100-тысячного добровольного рейхсвера создает 36-дивизионный вермахт, который будет формироваться на основе всеобщей обязательной воинской повинности. Этот же год ознаменовался и становлением панцерваффе (танковых войск). Летом около Мюнстера состоялись четырехнедельные маневры экспериментальной танковой дивизии генерала Максимилиана фон Вейхса, а в октябре 1935 года были сформированы три первые танковые дивизии (состоявшие пока из совсем легких 5-тонных пулеметных танков).
Геринг еще в феврале, за месяц до мартовского демарша, посетил летчиков на авиационной станции в Шлейсхайме, чтобы сообщить им, что скоро они «станут открытыми». Большинство из них прошли тайное обучение в Советском Союзе или Италии и были классными пилотами, не имеющими только современных машин, чтобы соответствовать боевым стандартам.