не знать, что немецкая авиация еще не готова участвовать в большой войне…
Что интересно, эти соображения Геринг ни разу не озвучил во время своих публичных выступлений: сразу после Мюнхена он призвал производителей авиационной техники «впятеро увеличить авиационные силы первого удара», желая создать «самое мощное в мире оружие победы». К несчастью для него, недостаточное производство стали, нехватка алюминия и нефтепродуктов сами по себе ограничивали амбиции страдающего гигантоманией диктатора немецкой промышленности, так что он вынужден был отдавать себе отчет в нереальности исполнения подобной задачи в текущий момент. Кроме того, каким бы мощным ни было люфтваффе весной 1939 года, оно страдало недостатками, о которых Геринг прекрасно знал, хоть и отказывался искать их причины. Потому что в некоторых проблемах он был повинен лично: из-за того, что не нашел общего языка со статс-секретарем Мильхом, некстати вмешивался в планирование, длительные периоды бездействовал, назначал на ключевые посты своих старых друзей[260] или фанатичных нацистов, совсем не желал устанавливать координацию между люфтваффе и военно-морским флотом[261], совершенно не разбирался в вопросах технологии, – не говоря уже об его авторитаризме и о полном неумении управлять. Так некоему авиаконструктору глава люфтваффе Герман Геринг пригрозил военным трибуналом за то, что тот не пожелал работать над проектом, который рекомендовал ему уполномоченный по выполнению четырехлетнего плана Герман Геринг! Назначение новым начальником Генерального штаба люфтваффе Ганса Ешоннека, которому только исполнилось тридцать девять лет, явилось результатом все того же упрямого своеволия. Поскольку отношения с бывшими начальниками Генштаба Кессельрингом и Штумпфом не сложились, Геринг решил, что в лице молодого генерала он обретет способного и активного помощника, которого сможет без труда контролировать. «Ешоннек будет делать все, что я захочу: он будет моим молодым приказчиком», – заявил он. Отсутствие опыта Геринг вовсе не считал недостатком: он принимал в расчет только личную преданность. И это объясняет причины проблем в дальнейшем…
Следует, однако, признать, что за развитие авиации ответственность нес не только Геринг и что приходилось преодолевать весьма существенные трудности технического порядка. Поразительные показатели истребителя Ме-109 во время гражданской войны в Испании не смогли нивелировать проблемы обеспечения и ужасную нехватку запасных частей, что ограничивало эффективность этого самолета. На смену легкому бомбардировщику Ю-52 пришел самолет Ю-86 с дизельным двигателем, но он летал медленнее, ниже и поднимал в воздух меньше бомб[262]. В конце концов «Юнкерсы-86» были переданы в летные училища. Что касается среднего бомбардировщика «Юнкерс-88», в ходе летных испытаний 1936 года он не произвел впечатления. Но генерал Удет решил модифицировать Ю-88 в пикирующий бомбардировщик[263]. Выпуск этих моделей начался лишь в сентябре 1938 года, а спустя семь месяцев было произведено всего двенадцать машин, и все они находились в испытательном центре в Рехлине. К тому же у них обнаружились серьезные конструктивные дефекты. Однако Геринг и Удет решили сделать Ю-88 основным бомбардировщиком люфтваффе и наладить выпуск 250 машин в месяц. Хотя опытный образец следовало серьезно доработать, чтобы сделать самолет по-настоящему надежным…
Самой главной проблемой оставалось производство тяжелого бомбардировщика с большим радиусом действия. Два уже готовых прототипа были забракованы в 1937 году, но стратегическая необходимость и требования фюрера заставили техников в середине 1938 года пересмотреть свое прежнее решение. И это привело к появлению «Хейнкеля-177», самолета с двумя спаренными двигателями, способного осуществлять бомбардировку в пике. Однако проблемы технического порядка, вызванные «спаркой», не были разрешены и в апреле 1939 года, так что никто и не думал поднимать в воздух прототип этого самолета раньше следующего года, а целую эскадрилью планировалось сформировать года через три. Самые оптимистично настроенные руководители, в частности новый начальник Генштаба люфтваффе Ганс Ешоннек, надеялись ввести в строй пятьсот Хе-177 к осени 1942 года. Конечно же локальную войну против Польши можно было вести с уже стоявшими на вооружении люфтваффе «Юнкерсами-87» («Штука»), «Хейнкелями-111» и «Дорнье-17», хотя запаса бомб могло хватить лишь на три недели боевых действий. Но никто в Министерстве авиации не мог даже представить, что Германия решится втянуться в широкомасштабный конфликт, не имея тяжелых бомбардировщиков. К тому же для подготовки пилота такого бомбардировщика понадобились бы еще четыре-пять лет! Вот почему руководители люфтваффе – как и военно-морского флота и сухопутных войск – даже не рассматривали возможность войны против Англии ранее 1943 года…[264]
Именно этим вопросом и занялся Герман Геринг с 17 сентября 1938 года, поручив главе особого штаба «Англия»[265] генералу Фельми как можно скорее составить доклад о возможности победить Англию за счет массированных налетов бомбардировочной авиации. Результат исследований Геринг получил 22 сентября, за пять дней до начала Мюнхенской конференции. В докладе говорилось: «С имеющимися у нас средствами мы сможем рассчитывать только на достижение частичного дезорганизационного эффекта. Невозможно предсказать, сможет ли это повлечь за собой подрыв морального духа англичан. […] С имеющимися средствами нельзя ставить вопрос о ведении войны на уничтожение против Великобритании». Это было понято… но требовало все-таки подтверждения. И в начале мая 1939 года, спустя месяц после того, как премьер-министр Чемберлен заявил, что Лондон предоставляет Польше свои гарантии, генерал Фельми, командующий 2-м воздушным флотом люфтваффе, получил указание провести совместные маневры с военно-морским флотом для отработки приемов воздушной войны против Англии. После трех дней учений он сделал вывод: «Оснащение, уровень подготовки личного состава и огневая мощь 2-го воздушного флота таковы, что ему не удастся достичь решительных результатов в случае войны против Великобритании в 1939 году».
В числе самых очевидных недостатков в докладе назывались недостаточный радиус действия бомбардировщика Хе-111, отсутствие у летчиков навыков атак против кораблей и недостаточная подготовка пилотов для полетов по приборам. Геринг и его подчиненные, ознакомившись с докладом, сделали очень простой вывод: на данном этапе люфтваффе может служить лишь мощной поддержкой дипломатии, угрожая потенциальному противнику бомбардировками. Именно это они и делали в течение последних четырнадцати месяцев. Но для того чтобы авиация стала по-настоящему грозной силой устрашения, требовалось время… Утвердившись в этом мнении, маршал Геринг снова уехал в Италию: ведь его отпуск уже дважды прерывался! Кроме того, ему все сильнее хотелось покинуть Берлин, воздух которого был ему вреден во всех отношениях… Однако и на этот раз Герман Геринг попытался вмешаться в дипломатию, поручив своему агенту организовать ему встречу с генералом Франко, ставшим полным властителем Испании. Ведь, по большому счету, каудильо был его должником с тех времен, когда подразделение люфтваффе легион «Кондор» поддерживало его националистов. Но эта затея закончилась полным провалом: когда Геринг уже направлялся в Валенсию, Франко, послушавшись Риббентропа, отказался встречаться с ним, а фюрер даже приказал ему вернуться… И разочарованному маршалу пришлось возвратиться в Берлин, чтобы принять участие в церемонии подписания «Стального пакта», германо-итальянского договора о союзе и дружбе. Документ готовился к подписанию без его участия, и Геринг с трудом сдержался, когда Риббентроп попросил его встать позади него, когда фотокорреспонденты приготовили свои камеры. «Вы только представьте! – негодовал он даже спустя семь лет после этого события, уже будучи подсудимым военного трибунала в Нюрнберге. – Он захотел, чтобы я, второй человек рейха, стоял позади него после подписания пакта. Вы представляете такую наглость? Я сказал ему, что смогу позировать рядом с ним только в том случае, если буду сидеть, а он встанет позади меня. Хотя на самом деле мне совсем не хотелось фотографироваться, потому что я не знал содержание этого документа и поэтому мог бы выступить против него позднее».
На следующий день, 22 мая, во время приема в итальянском посольстве, его ждало еще большее унижение. Министр иностранных дел Италии Галеаццо Чиано в своем дневнике отметил: «У Геринга, который по-прежнему занимал высокое положение, хотя его престиж уже пошатнулся, на глаза навернулись слезы, когда он увидел на шее Риббентропа золотую цепь с орденом “Аннунциата”. Фон Маккензен рассказал мне, как Геринг истерически кричал, что эта награда должна принадлежать ему, так как только он – настоящий автор этого союза». Естественно, Германа Геринга, считавшего Италию своей вотчиной, до глубины души задело то, что столь престижная награда уплыла у него из рук… и досталась его сопернику фон Риббентропу! Нет сомнения, что на следующий день он все еще не оправился от такого потрясения, что и объясняло его отсутствие на важном совещании генералитета, которое состоялось в рейхсканцелярии во второй половине дня 23 мая 1939 года…
Среди четырнадцати военных руководителей на совещании присутствовали адмирал Рёдер, генералы Браухич, Кейтель и Гальдер. А также Эрхард Мильх, которого срочно вызвали, чтобы тот заменил своего занемогшего начальника[266]. Как и всегда, участники совещания, прибывшие для того, чтобы доложить ход подготовки к войне, вынуждены были выслушать очень длинный монолог фюрера, который, в частности, сказал: «Восьмидесятимиллионный народ разрешил свои идеологические проблемы. Необходимо теперь решить экономические проблемы. […] Это невозможно сделать без вторжения в иностранные государства или без овладения чужой собственностью. […] Польша вовсе не представляет собой дополнительного врага. Польша всегда будет на стороне наших противников. Несмотря на пакт о дружбе, в Польше всегда существовало намерение использовать против нас любой случай. Дело вовсе не в Данциге. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке, об обеспечении продовольствием, а также о решении балтийской проблемы. […] На повторение чешского варианта нельзя рассчитывать. На этот раз будет борьба. […] Задача состоит в том, чтобы изолировать Польшу. Успех изоляции является решающим. Поэтому отдачу окончательного приказа о нанесении удара фюрер оставляет за собой. Одновременного столкновения с Западом (Францией и Англией) ни в коем случае допустить нельзя. Нападение на Польшу будет успешным только в том случае, если Запад останется вне игры. […] Наша задача – изолировать Польшу. Это вопрос дипломатической ловкости».