Гитлер согласился с этим предложением, но сказал, что даст окончательное разрешение на это после того, как британцы умерят свои требования в контексте предложения Далеруса. В половине одиннадцатого тот смог снова связаться с Форин-офис и сообщить о возможности немедленного прибытия Геринга в Лондон. На что получил ответ, что британское правительство хотело бы предварительно узнать ответ немцев на его ультиматум, чтобы решить, возможен ли еще визит Геринга. Далерус передал эту информацию Герингу, тот сразу же перезвонил Гитлеру, чтобы рекомендовать ему придать ответу на британскую ноту миролюбивый характер.
А тем временем Далерус вышел из поезда и стал прогуливаться на опушке леса. «Я находился в крайнем напряжении, – вспоминал он. – Вдруг я увидел, что Геринг вышел из поезда. Он сел у большого складного стола под буками неподалеку от поезда. Я подошел, и Геринг сказал, что уже отдал распоряжение, чтобы приготовили самолет для вылета с ближайшего аэродрома. Он умолчал о том, что ему только что сказал Гитлер, но не скрыл своего разочарования тем, что не мог вылететь раньше 11 часов. […] Он был задумчив и чем-то угнетен. Словно желая скрыть свои мысли, он время от времени произносил отдельные фразы, выражавшие его недоумение относительно непонятной ему позиции англичан. В 11 часов 15 минут прибыли несколько высших офицеров и попросили принять их незамедлительно. Мне пришлось удалиться. Но не успел я пройти и пятидесяти шагов, как Геринг окликнул меня и показал телеграмму, которую только что вручил ему Кёрнер. В ней говорилось, что ровно в 11 часов Чемберлен объявил по радио, что Великобритания с этого момента находилась в состоянии войны с Германией, поскольку та до 11 часов не дала своего ответа на направленную ей ноту. Геринг при этом известии казался искренне удрученным… […]. В 11 часов 30 минут ему позвонил Гитлер и попросил срочно приехать в рейхсканцелярию». Приказал было бы, несомненно, точнее, поскольку гражданский адъютант Гёрнерт услышал, как Геринг произнес: «Так точно, мой фюрер! Слушаюсь, мой фюрер! Есть, мой фюрер!»
Во второй половине дня в рейхсканцелярии Альберт Шпеер, ждавший, когда его примет Гитлер, увидел, как Геринг вышел из кабинета фюрера, держа в руках информационное сообщение о том, что Уинстон Черчилль занял пост Первого лорда Адмиралтейства с правом голоса в Военном совете Великобритании. «Геринг, – вспоминал Шпеер, – рухнул в ближайшее кресло и устало произнес: “Раз Черчилль вошел в правительство, значит, война действительно началась”». А переводчику Паулю Шмидту подавленный фельдмаршал сказал: «Если мы проиграем эту войну, то пусть Господь смилостивится над нами!»
XIОпьянение победами
Начавшаяся 1 сентября 1939 года польская кампания стала отправным пунктом новой эры в современной военной истории. С самого начала численное превосходство немецкой армии было подавляющим: в нападении на Польшу приняли участие 57 дивизий, включая 6 танковых и 4 моторизованные, 1500 танков, 1930 самолетов первой волны[295]. Частично мобилизованная польская армия насчитывала 30 пехотных дивизий, 11 кавалерийских бригад, 2 моторизованные бригады, 750 бронемашин и 900 самолетов, из которых всего 500 могли взлететь. Помимо этих цифр, следует отметить, что вермахт имел в своем арсенале сверхсовременное вооружение и новое оснащение, а польская армия была вооружена морально и технически устаревшим оружием. Показательным было и стратегическое превосходство немцев: на польские дивизии, растянувшиеся вдоль всей границы протяженностью 2300 километров, напали 3-я и 4-я армии генерала фон Бока (группа армий «Север») с севера из Восточной Пруссии и с северо-запада из Померании, а 8-я, 10-я и 14-я армии генерала фон Рундштедта (группа армий «Юг») начали войну с прекрасных исходных позиций в Верхней Силезии на юго-западе и в Словакии на юге. Это позволило вермахту быстро захватить всю западную Польшу.
Однако решающим фактором оказалась тактика боевых действий вермахта: от Нарева до Вислы немецкое наступление началось с прорыва польской обороны танковыми дивизиями, которые поддерживались массированным огнем артиллерии на машинной тяге и мотопехотой. Прорывам предшествовали молниеносные налеты люфтваффе, разбомбившего большую часть польской авиации на ее аэродромах. После этого самолеты «Штука» и «Мессершмитт-109» могли быть использованы для поддержки сухопутных сил. Тогда именно прекрасная координация одновременных действий танков и авиации позволила достичь эффекта внезапности и осуществить глубокие прорывы. А систематическая бомбардировка немцами опорных пунктов, центров управления, мест сосредоточения войск, сооружений, железнодорожных узлов, путей сообщения, радиостанций и путей снабжения не позволила польским армиям перегруппировываться и проводить контратаки. Пятого сентября 8-я армия Бласковица и 10-я армия под командованием Рейхенау прорвали фронт между Лодзью и Радомом, 14-й армии Листа удалось взять Краков, а группа армий «Север» обошла Хелмо и Млаву и двинулась вдоль Вислы в направлении Модлина и Варшавы. Уже 8 сентября две трети польской армии оказались окружены, и, несмотря на контрудар поляков под Бзурой, 8-я и 10-я армии немцев подошли к южным пригородам Варшавы. В течение нескольких следующих дней поляки приостановили их продвижение, но мощное наступление танкового корпуса Гудериана с востока на север вдоль реки Буг и танкового корпуса фон Клейста с востока на юг позволило немцам сжать тиски окружения в районе Брест-Литовского. Этот город пал 14 сентября[296]. К этому дню Варшава еще оказывала сопротивление, но падение Львова и вторжение советских войск в Западную Белоруссию и Западную Украину, начатое 17 сентября, предрешили судьбу польской армии на востоке. Остававшимся боеспособными частям польской армии пришлось эвакуироваться в Румынию и Венгрию, да и само польское правительство перебралось в Бухарест. Варшава продержалась еще восемь дней, но исход этой войны уже ни у кого больше не вызывал сомнений.
Верховное руководство действиями вермахта осуществляли из штаб-квартиры в Цоссене главнокомандующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич и начальник Генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер. Гитлер отправился на восток в специальном поезде уже вечером 3 сентября вместе с руководителями ОКВ Кейтелем и Йодлем, министерским советником по вопросам обороны рейха Ламмерсом, Риббентропом и Гиммлером. Фюрера также сопровождали адъютанты, офицеры связи, секретари, врач и приспешники, составлявшие его обычную свиту. Из временной ставки в тренировочном лагере в Гросс-Борне в Померании он следил за ходом операций и на машине или на самолете инспектировал передовые командные пункты. Но, в отличие от последующих кампаний, Гитлер, по словам Кейтеля, редко вмешивался в руководство операциями главнокомандующего сухопутными силами. «Гораздо чаще такое случалось с военно-воздушными силами, – вспоминал начальник штаба ОКВ. – Он лично командовал люфтваффе в интересах наземных операций и почти каждый вечер говорил по телефону с Герингом».
Дело было в том, что фельдмаршал Геринг остался в Германии, откуда формально руководил действиями в небе над Польшей двух воздушных флотов[297]. Реальное же руководство «на месте» осуществлял генерал Вольфрам фон Рихтхофен, а в Берлине – начальник Генерального штаба люфтваффе Ешоннек, а также заместитель Геринга Эрхард Мильх, который участвовал в полетах на самолетах «Хейнкель-87» и «Дорнье-17», желая лично убедиться в эффективности бомбовых ударов. А фельдмаршал лишь передавал приказы Гитлера, делал воинственные заявления и председательствовал на заседаниях Совета по обороне рейха, по крайней мере в течение нескольких недель. «Совет обороны, – вспоминал министр финансов Шверин фон Крозиг, – собирался несколько раз в неделю, приглашая на заседания столько министров, сколько было необходимо. Я регулярно участвовал в первых заседаниях.
Карта 7
Вторжение в Польшу, сентябрь 1939 г.
В ходе них Геринг не только разрешал, но и призывал нас свободно обсуждать все вопросы повестки дня». И на заседаниях Совета впервые довольно продуманно обсуждались вопросы сельского хозяйства, распределения сырья, продовольственных карточек и даже дипломатические перспективы страны. Министр сельского хозяйства Дарре сказал по этому поводу: «Геринг был оптимистом и верил, что Гитлер вскоре заключит договор с Великобританией». Наконец, 18 сентября председатель Совета по обороне рейха перенес свой штаб в Восточную Пруссию. Правду говоря, сделал он это вовсе не для того, чтобы приблизиться к театру военных действий, а для того, чтобы находиться поближе к своему охотничьему домику в Роминтене… И к черту стратегию: фельдмаршал тут же отправился охотиться на косуль.
Спустя три недели после начала войны Герман Геринг все же принял личное участие в польской кампании: 24 сентября он отдал приказ начать массированную бомбардировку все еще сопротивлявшейся Варшавы. Тысяча двести самолетов по его приказу сровняли с землей почти половину польской столицы, которая к тому же постоянно подвергалась разрушению огнем артиллерии. Двадцать седьмого августа защитникам Варшавы, не имевшим больше ни продовольствия, ни воды, ни боеприпасов, пришлось капитулировать. Второй инициативой маршала оказался выпуск пропагандистского документального фильма под названием «Крещение огнем» о результатах этой бомбардировки и о других молниеносных и беспощадных операциях люфтваффе в Польше, призванного содействовать поддержанию его имиджа могущественного военачальника и одновременно нагнать страху на будущих противников рейха[298]. Наконец, он лично прибыл в Польшу, чтобы показать себя войскам, покрасоваться перед камерами, а главное, организовать реквизицию польского имущества и наладить работу заводов и шахт этой страны. Фюрер отметил его услуги высочайшей наградой: Геринг получил Большой крест Железного креста. Следует отметить, что все наблюдатели сошлись в едином мнении: ошеломляющий успех четырехнедельного «блицкрига» («молниеносной войны») обеспечили действия люфтваффе: они оказались более впечатляющими (и более оцененными), чем действия танков