Человечность в Германе Геринге? Несомненно, только ее следы… За два месяца до обеда в отеле «Эксельсиор» тот же Чиано записал в дневнике: «Геринг произвел незабываемое впечатление, когда заговорил о русских, которые в каком-то концентрационном лагере поедали друг друга и даже умудрились съесть немецкого часового. Он говорил об этом с полнейшим безразличием». Конечно, Геринг несколько раз спасал от лап громил Гиммлера техников и рабочих еврейской национальности, доставленных из оккупированных восточных земель, – но только для того, чтобы сохранить рабочую силу для концерна «Герман Геринг». Верно и то, что рейхсмаршал не без риска для себя защищал от преследований гестапо некоторых актеров и режиссеров евреев, с которыми поддерживала дружеские отношения его жена; он также вступился за директора театра Груенгенса, которого эсэсовцы преследовали по статье 175[440], и спас его, взяв на службу в люфтваффе. Но что касается всех других жертв нацизма, Герман Геринг подчинялся жестоким указам фюрера. Да и потом, разве ему было неинтересно посетить концлагерь в Ораниенбурге, всего в 40 километрах от Каринхалла? Как тут не вспомнить диагноз шведского врача из психбольницы в Лангбро, где Геринг лечился семнадцать лет назад: «Сентиментален по отношению к родным, но совершенно бесчувственен к остальным»…
Спустя четыре дня после возвращения из Рима произошел эпизод, последствия которого рейхсмаршал и предположить не мог. Вечером 7 февраля 1942 года Гитлер принял в своей ставке под Растенбургом инженера Фрица Тодта, министра вооружения и боеприпасов и «генерального уполномоченного по делам германского строительства». Разговор продлился до поздней ночи, а утром следующего дня Тодт погиб в авиационной катастрофе: «Хейнкель-111», направлявшийся в Берлин, разрушился через некоторое время после взлета, все пассажиры погибли. Придворный архитектор фюрера Альберт Шпеер, находившийся в то утро в «Волчьем логове» и едва не оказавшийся среди пассажиров злосчастного самолета, рассказал о том, что случилось потом. Он вспоминал: «Примерно в час дня меня пригласили к Гитлеру. […] Стоя, со всей серьезностью и в соответствии с протоколом, он принял мои соболезнования, коротко ответил на них, а затем без обиняков произнес: “Господин Шпеер, я назначаю вас преемником министра Тодта во всех его должностях”. Я опешил. Но он уже протянул мне руку для прощального рукопожатия. Я решил, что он неточно выразился, и ответил, что приложу все возможные усилия, чтобы заменить доктора Тодта в его обязанностях по строительству. “Нет, во всех его должностях, включая вооружение”, – уточнил Гитлер. “Но ведь я ничего не понимаю…” – начал я. “Я верю, что вы справитесь, – перебил меня Гитлер. – К тому же у меня нет никого другого! Немедленно свяжитесь с министерством и принимайтесь за дело!” […] Когда я направился к двери, в кабинет вошел Шауб[441]. Он доложил: “Прибыл господин рейхсмаршал. Он желает срочно с вами переговорить, мой фюрер. Но вы его не вызывали”. Гитлер поморщился и с раздражением произнес: “Пригласите его”. Затем, обращаясь ко мне, добавил: “Задержитесь”. В кабинет энергично вошел Геринг. Произнеся несколько слов соболезнования, он с живостью сказал: “Лучше всего, если я возьму на себя функции доктора Тодта в рамках четырехлетнего плана. Это позволит избежать сложностей и проблем, которые возникали из-за его вмешательства”. Геринг, по-видимому, приехал на личном поезде из своего охотничьего имения в Роминтене, удаленного примерно на 100 километров от ставки Гитлера. Учитывая, что катастрофа произошла в 9 часов 30 минут утра, он, вероятно, сильно спешил. Но Гитлер, ни словом не откликнувшись на инициативу Геринга, ответил: “Я уже назначил преемника Тодта. Господин рейхсминистр Шпеер с этой минуты принял на себя все функции доктора Тодта”. Тон его был столь категоричным, что исключал всякие возражения. Геринг казался испуганным и озадаченным одновременно. […] Было очевидно, что Геринг попытался взять нахрапом Гитлера, и у меня уже тогда сложилось впечатление, что Гитлер ожидал подобного маневра и потому так быстро провел мое назначение».
Это действительно кажется вполне вероятным. Считал ли фюрер, что его верный паладин и без того имеет достаточно полномочий, или же серьезно сомневался в способности Геринга исполнять еще одну должность? Возможно, верно то и другое одновременно. Но все-таки, было ли разумным назначить на пост министра вооружения и боеприпасов тридцатипятилетнего архитектора, не имевшего ни малейшего военного опыта? Во всяком случае, это весьма показательно: разве до этого Гитлер не назначил торговца вином на должность министра иностранных дел и не сделал капитана авиации ответственным за выполнение четырехлетнего плана. Не он ли поставил «философа» расизма на пост министра по делам оккупированных восточных территорий, сделал агронома главой политической полиции, а журналиста-алкоголика – министром экономики? Получается, что при выборе кандидата на ответственную должность в Третьем рейхе главным критерием оказывался дилетантизм…
Однако при этом одни дилетанты были более способными, чем другие, и Альберт Шпеер относился к числу таких людей. Обладая острым умом и недюжинными организаторскими способностями, полагаясь на поддержку Гитлера и сотрудничая с Мильхом, пользуясь кичливостью Геринга и взаимной враждой партийных бонз, новый министр вооружения и боеприпасов очень быстро начал творить чудеса. Он привлек промышленников к управлению своим министерством, создал комитет по распределению сырьевых ресурсов, в четыре раза увеличил производство вооружения, добился назначения статс-секретарем министерства человека, способного решать трудные проблемы, связанные с загруженностью железных дорог, и организовал Совет рейха по научным исследованиям. Проявив большую тактическую ловкость, он подчинил новые структуры – как и свое министерство – ответственному за выполнение четырехлетнего плана Герману Герингу, считая, что рейхсмаршал жаждет новых должностей в той же степени, в какой не желает выполнять подразумеваемые ими обязанности.
Были, разумеется, и неудачи: Шпееру, как и Герингу, не удалось взять в свои руки распределение рабочей силы[442], использование дорогостоящих сырьевых ресурсов для строительства шикарных особняков гаулейтеров продолжилось вплоть до окончания войны. Он ничего не смог поделать со стойкими предрассудками фюрера в вопросах промышленного производства, экономики, политики и ведения войны. Но факт остается фактом: производство вооружений взяли под контроль ответственные и знающие профессионалы, что пошло на пользу вермахту вообще и люфтваффе в частности…
Тем временем Герингу по-прежнему удавалось создавать видимость активности, однако фюрер был хорошо обо всем осведомлен и знал, что его рейхсмаршал лишь эпизодически интересуется ходом войны. «Геринг, – отмечал генерал Шелленберг, – казалось, практически полностью потерял интерес к крупным военным событиям. Многие списывали это на усилившуюся наркотическую зависимость, а другие видели в этом результат крепнувшего и становившегося все более извращенным желания наслаждаться жизнью в абсолютной роскоши». Действительно, Геринг редко наведывался в «Волчье логово» под Растенбургом: ему претили сырой воздух, угнетающая обстановка и весьма посредственное питание. Верный Боденшац замещал его в ставке Гитлера весной 1942 года, поскольку Геринг предпочитал перемещаться между Каринхаллом, Роминтеном, Оберзальцбергом, Фельденштейном, Маутерндорфом и, естественно, Парижем, куда его неудержимо влекли изысканная кухня и возможность купить произведения искусства по низким ценам. Но как ни стремился Герман Геринг удалиться от фронта, тем не менее фронт приближался к Герману Герингу. Дело в том, что Королевские ВВС постоянно наращивали мощь бомбовых ударов, осуществляя налеты на Франкфурт, Эссен, Нюрнберг, Любек и Росток. Однако то, что случилось в ночь с 30 на 31 мая 1942 года, оказалось из ряда вон выходящим событием: 1046 британских бомбардировщиков сбросили 1455 тонн[443] бомб на Кёльн, нанеся городу серьезные разрушения…
«Случилось так, – вспоминал рейхсминистр Шпеер, – что на следующее утро [после налета] нас с Мильхом вызвали к Герингу, который в тот момент пребывал не в Каринхалле, а в замке Фельденштейн во Франконской Швейцарии. Мы застали рейхсмаршала в дурном настроении: он не хотел признать достоверность докладов о бомбардировке. “Столько бомб просто невозможно сбросить за одну ночь, – с раздражением говорил он своему адъютанту. – Свяжите меня с гауляйтером Кёльна!” Мы стали свидетелями глупейшего телефонного разговора. “Доклад вашего полицай-президента – гнусная ложь!” Гауляйтер, по-видимому, возразил ему. “А я говорю вам как рейхсмаршал, что сообщенные цифры немыслимо высоки. Как мы можем докладывать такие глупости нашему фюреру?” На другом конце провода гауляйтер, видимо, стоял на своем. “Каким образом вы подсчитали "зажигалки"? Все ваши цифры – это только оценка. Повторяю вам еще раз, что они завышены во много раз. Это полная чушь! Немедленно скорректируйте ваши цифры в донесении фюреру. Или вы осмеливаетесь утверждать, что я вру?! Я уже отправил фюреру свое донесение, и там указаны настоящие цифры. И они окончательные!”»
Но это было невозможно сделать… В это самое время в ставку Гитлера в Растенбурге пришли самые свежие сведения о военной обстановке. После докладов офицеров флота и сухопутных сил Гитлер повернулся к Ешоннеку: «А что люфтваффе?» Молодой начальник Генерального штаба после небольшой заминки собрал свои бумаги и произнес: «Кёльн, мой фюрер… Королевские ВВС бомбили Кёльн… Налет оказался довольно мощным». Гитлер проговорил ледяным голосом: «Что вы имеете в виду под словом “мощный”?» Ешоннек ответил: «По нашим данным, двумстам вражеским самолетам удалось преодолеть нашу оборону. И нанести значительный ущерб… Мы ждем, когда поступят уточненные данные». Гитлер начал повышать голос: «Вы все еще ждете, когда поступят официальные данные… И штаб люфтваффе считает, что вражеских самолетов было всего двести!» А затем закричал: «Вероятно, люфтваффе сегодня ночью спало! Но я не спал! Я бодрствую, когда один из моих городов охвачен огнем!» Крик перерос в вопль: «И я благодарю всевышнего за то, что могу рассчитывать на моего гауляйтера, когда мое люфтваффе меня обманывает! Вы знаете, что именно сказал мне гауляйтер Грохе?.. Слушайте – слушайте внимательно! В НАЛЕТЕ ПРИНЯЛИ УЧАСТИЕ ТЫСЯЧА АНГЛИЙСКИХ САМОЛЕТОВ ИЛИ ДАЖЕ БОЛЬШЕ! Слышите?! ТЫСЯЧА САМОЛЕТОВ, А ТО И БОЛЬШЕ!» Задохнувшись от крика, Гитлер понизил голос и еще более угрожающим голосом проговорил: «Естественно, господина Геринга тут нет… Естественно…»