В ночь с 27 на 28 февраля погибло здание рейхстага от пожара, воистину символического: немецкий парламентаризм превращался в пепел на глазах всей Германии и всего мира. Правительство использовало этот провиденциальный пожар для молниеносного разгрома «марксизма» и создания соответствующих предвыборных настроений. Захваченный на месте преступления поджигатель, некий ван дер Люббе, бывший голландский коммунист, поспешил тут же представить необходимые для этой цели показания: он коммунист, он совершил поджог «из протеста против международного капитала», он не только сочувствует коммунистической партии, но имеет также «связь и с социал-демократией». Именно это и требовалось. Можно было начать решительные действия. «Раздавить гадину».
Немедленно же, ночью, Геринг сделал распоряжение о ликвидации всей марксистской печати на территории Пруссии. А на следующий день был издан чрезвычайный президентский декрет о борьбе с коммунистической опасностью, давший правительству, в отмену статей конституции о гражданских свободах, абсолютное административное полновластие. Национальная пресса открыла неистовый поход против красных организаций. Тщетно последние самым решительным образом отмежевывались от подозрительного Ван дер Люббе и его бессмысленного преступления. Острое политическое блюдо исполнило свое назначение. Во всей стране начался беспощадный антимарксистский, главное, антикоммунистический террор.
Однако власть понимала, что в таких случаях нужно действовать не только дубьем, но и рублем. Перед выборами было опубликовано несколько правительственных постановлений, цель которых ясна сама собой. В угоду крестьянам, мораторий для сельского хозяйства был продлен до октября 1933 года. Поднимались ставки пособия безработным на две марки в месяц. Беднейшему населению было отпущено 700 тысяч центнеров ржи и 2 тысячи центнеров масла.
В этой смешанной атмосфере кнута и пряника, антикрасного террора и национального подъема, 5 марта прошли выборы в рейхстаг — «последние» выборы. Партии правительственной коалиции выступали порознь: Гитлер отверг избирательный блок с националистами. Носились даже темные слухи, что накануне выборов возможна попытка национал-социалистического переворота: за «чистую» диктатуру Гитлера, против Папена, а то и Гинденбурга, 25 тысяч штальхельмовцев были наготове в Берлине. Слухи не оправдались: трудно сказать, насколько они беспочвенны.
Всего на выборах было подано более 39 миллионов голосов. К урнам явились 88 % избирателей, страна проявила незаурядную политическую активность. Национал-социалисты получили 17,3 миллиона голосов и провели в новый рейхстаг 288 депутатов (44 %). Черно-бело-красный блок (националисты, стальной шлем) собрал свыше 3 миллионов и провел 52 депутата. Иначе говоря, правительственная коалиция добилась абсолютного большинства (52 %) в палате. Социал-демократы получили семь миллионов голосов, что им дало 118 депутатских мест. Коммунисты провели 81 депутата, собрав 4,5 миллиона голосов. На долю католического центра пришлось 4,3 миллиона голосов и 70 депутатов, а на долю баварской народной партии 1,2 миллиона голосов и 21 депутат. В итоге выборы означали победу национального фронта, легальную плебисцитарную санкцию нового режима. Но в то же время они обнаруживали и относительную живучесть оппозиционных и полуоппозиционных ему течений в стране.
Так или иначе, «самопредательство демократии» в Германии стало фактом. В новых условиях повторилась старая история бонапартистских плебисцитов. Страна с энтузиазмом меняла свободу на веру. «Новый дух» широко разливался в ней.
День 5 марта наци окрестили «днем пробуждения Германии». Всю ночь выборов горели символические огни вдоль Рейна и польской границы: жест в адрес немцев, отторгнутых от родины. Не желая «вступать на проклятую землю польского коридора», Гитлер совершил предвыборное путешествие в Восточную Пруссию на аэроплане. Пролетая над коридором, он прокричал радиоречь:
— Привет тебе, Восточная Пруссия! Мы будем сражаться за тебя до последнего человека!
Результат пожарных выборов укрепил позицию правительства и снял бремя сомнений с совести старого президента. Можно было с удвоенной энергией продолжать «национальную революцию», т. е. всестороннюю ликвидацию веймарского строя.
На очереди стояла проблема федерации и партикуляризма. Южные государства во главе с Баварией оказывали сопротивление новым порядкам: там задерживались у власти люди старых католических партий, гвардии немецкого федерализма. Весь февраль месяц длилось состояние неопределенности. Мюнхенское правительство твердило, что если Берлин пришлет в Баварию комиссара, он будет арестован на границе. Перед выборами полемическое настроение антипрусских элементов юга и запада поднялось до точки кипения. «Мы гордимся, — восклицал 3 марта Шефер, лидер баварской народной партии, — что государство Бавария остается крепостью, которой не одолеть никакой партии. Если Карлу Великому, Барбароссе и Габсбургам не удалось привести нас в повиновение, то это не удастся также и Адольфу Гитлеру… Баварская культура и храм в Бамберге уже существовали, когда на том болоте, где сейчас стоит Берлин, бродили дикие свиньи».
Не переходя до выборов к методу прямого действия, Гитлер в своих выступлениях продолжал неуклонно провозглашать принцип единства политической системы и политического руководства всего рейха. Он подчеркивал, что принцип этот, отвечающий жизненным интересам германской нации, благотворен и для самих государств, ныне против него восстающих. «Если возникнет план создания границы по Майну, то подобный план будет разбит и отвергнут в самой Баварии».
Действительность оправдала этот прогноз. Выборы принесли гитлеровцам успех не только в Пруссии, но и в южных государствах. И в Баварии, и в Вюртемберге они удвоили, а в некоторых избирательных округах почти утроили свои голоса, оставив позади себя все прочие партии. Этот успех подорвал изнутри силу сопротивления местных правительств и развязал Гитлеру руки. Через несколько дней после выборов имперское правительство стало повсюду назначать своих комиссаров, заведующих полицией и прочими ведомствами, и не прошло и недели, как административный аппарат во всей Германии перешел целиком имперскому министерству внутренних дел. Комиссаром Баварии был назначен расистский генерал фон Эпп. Кабинет Гельда покорился судьбе, ограничившись холостым протестом. Шефер, арестованный штурмовиками, уже не вспоминал о Барбароссе.
Освоив таким образом земли, правительство решило довести дело до конца. В начале апреля вступил в силу принятый им закон о единообразной структуре (Gleichscha Itungsgesetz), согласно которому, в целях обеспечения единого политического руководства во всегерманском масштабе, состав ландтагов отдельных государств Германии отныне будет определяться результатами последних выборов в рейхстаг. В правительственной декларации 23 марта этот закон получил подобающую мотивировку. «Необходимость даже и в нормальные времена, — заявил рейхсканцлер, — двадцать раз в течение четырех лет посылать народ к урнам, то в рейхе, то в отдельных землях, — приводит к полному падению авторитета законодательных собраний в глазах народа. Правительство найдет средство сделать единый общий вывод и для рейха, и для земель исходя из однократного изъявления национальной воли». И вот, во исполнение этого обещания новый закон упраздняет выборы в ландтаг.
А еще через несколько дней был издан другой закон, определяющий организацию правительственной власти в землях. По этому закону, во всех немецких государствах, за исключением Пруссии, президентом по представлению рейхсканцлера назначается имперский наместник. Задачей наместника является наблюдение за точным выполнением всех директив рейхсканцлера. Наместник должен происходить из той страны, куда он получает назначение (этот куртуазный параграф призван, очевидно, позолотить преподнесенную партикуляризму пилюлю). Что касается Пруссии, то в ней права наместника предоставляются рейхсканцлеру. Члены имперского правительства могут одновременно являться членами прусского правительства. Все разделы конституции рейха и отдельных государств, противоречащие этому закону, отменяются.
Так решена проблема германского федерализма. Излишне пояснять, что этими двумя законами вводится жесткая централизация государственного управления и что от федеративного устройства Германии ныне остается лишь внешнее подразделение на «земли» (Lander). Процесс объединения Германии как будто завершается. В этой сфере Гитлер, в точном соответствии с идеократическим принципом фашизма, стремится довести до конца прославленное дело Бисмарка. И снова Пруссия возвращает себе свою историческую роль.
12 марта был издан декрет президента об изменении флага германской державы. Черно-красно-золотой флаг, установленный статьей третьей веймарской конституции, отменялся; восстанавливались старые дореволюционные цвета, впрочем, с дополнением. А именно, декрет гласил, что отныне «черно-бело-красный флаг и флаг со свастикой должны висеть рядом». И добавлял: «на военных зданиях будут только германские военные флаги». Президент не счел даже нужным подождать созыва рейхстага, дабы сменить флаг, не нарушая конституции. Но правительство торопилось: ему хотелось провести потсдамское торжество открытия рейхстага в надлежащем национальном оформлении; стоило ли в таком случае церемониться с ветхой веймарской чешуей? Старый фельдмаршал был, говорили, доволен и тем, что ему удалось уберечь от свастики рейхсвер.
Коммунистов решили в парламент не пускать. «Гоните московитов к дьяволу», — неистовствовала расистская пресса. «Эти господа, — заявил о коммунистических депутатах министр внутренних дел Фрик, — должны снова привыкать к плодотворной работе. Мы им дадим возможность выполнять эту работу в концентрационных лагерях». Геринг выражался общее и еще решительнее: «Для нас существуют две части народа: одна, признающая себя народом, и другая, которая стремится разрушать и разлагать. Эта последняя часть будет государством уничтожена». Не отставал от своих соратников и сам вождь. «Либо марксизм, либо германский народ. Через десять лет в Германии не будет больше никаких признаков марксизма».