Весьма противоречивым было отношение политической элиты ГДР к процессам десталинизации, развернувшимся в Советском Союзе. Реагируя на сигналы, идущие из Москвы, Ульбрихт уже 4 марта 1956 г. заявил, что «Сталин не был классиком марксизма», но глубокая дискуссия о пороках сталинизма как общественно-политической системы в ГДР не допускалась. Из СССР возвращались жертвы репрессий второй половины 30-х гг., дававшие в обмен на персональные пенсии обет молчания. То же происходило и при реабилитации представителей старой коммунистической гвардии, лишившихся своих постов в годы правления СЕПГ – Аккерман, Далем и Меркер уже не могли вернуть себе былого влияния. И все же критика Сталина, пусть даже в узких рамках «разоблачения культа личности», давала общественности ГДР выход для выражения своих взглядов, атмосфера «оттепели» порождала надежды на близкие перемены. В университетах проходили острые политические дискуссии, среди студенческой молодежи явный ренессанс переживали идеи «третьего пути» между Востоком и Западом. Широкую известность приобрела группа партийных интеллектуалов, лидерами которой являлись философ Вольфганг Харих и издатель Вальтер Янка. Их публикации и выступления требовали глубокого анализа существующей системы, высказывались за реформы в направлении демократического социализма.
Контрудар партийных консерваторов не заставил себя ждать. После подавления восстания в Венгрии осенью 1956 г. они активизировали свои действия, потребовав решительной борьбы с «ревизионизмом» в общественных науках. Янка и Харих были арестованы, их сторонники лишились своих постов и кафедр. Ульбрихт, прошедший в Москве суровую школу сталинских интриг, дождался спада «оттепели» и нанес решающий удар по своим оппонентам в феврале 1958 г., когда были обвинены во фракционной деятельности и сняты со своих постов член Политбюро Карл Ширдеван, считавшийся вторым человеком в партии, и министр госбезопасности Эрнст Вольвебер. Очередная чистка перетряхнула весь партийный аппарат, верхушка которого формировалась отныне по принципу личной преданности генеральному секретарю ЦК СЕПГ.
К концу 50-х гг. ГДР вышла на пятое место в Европе по уровню промышленного развития и на второе – в социалистическом лагере. В рамках разделения труда стран СЭВ Восточная Германия утвердилась в качестве производителя высокотехнологичных товаров, электроники и бытовой химии. Последняя активно развивалась благодаря поставкам нефти из СССР по льготным ценам. В годы второй пятилетки в ГДР был введен в строй крупнейший в мире комбинат по добыче бурого угля «Шварце пумпе», начал свою работу первый атомный реактор. Пятый съезд СЕПГ, состоявшийся в июле 1958 г., утвердил курс на ускорение социалистического строительства, чтобы в 1961 г. обогнать ФРГ по основным социально-экономическим показателям, включая производство товаров на душу населения. Через год партийное руководство решилось на пересмотр второго пятилетнего плана в сторону его увеличения, приняв по примеру СССР программу семилетки. Под лозунгом «стандартизация – механизация – автоматизация» подразумевался отказ от экстенсивного развития промышленности, хотя решающим показателем успехов той или иной отрасли оставалось наращивание объемов производства. Экономические нововведения тех лет включали в себя робкие попытки децентрализации планирования и передачи рычагов управления местным хозяйственным советам, содержавшие в себе рациональное зерно, но натолкнувшиеся на непреодолимое сопротивление берлинских министерств. Более успешной оказалась кампания по привлечению рабочих к рационализации своего труда, обещавшая изобретателям не только почет, но и существенные материальные привилегии. В рамках введенных в 1956 г.
«производственных совещаний» профсоюзы значительно расширили возможности контроля за состоянием отдельных предприятий.
В ходе «кооперативной весны» 1960 г. в ГДР было образовано 19 тыс. новых колхозов (Landwirtschaftliche Produktionsgenossenschaft), обрабатывавших 85 % сельскохозяйственных угодий. В отличие от СССР здесь не проводилось репрессивной политики ликвидации кулачества как класса, ставка делалась на пропаганду колхозов и финансовые рычаги давления на «единоличников». Крестьяне получили возможность выбирать между различными видами кооперативов, в том числе и без обобществления скота и инвентаря. В то же время идеологическая увязка форсированной коллективизации с необходимостью дать отпор агрессивным планам боннского режима весьма напоминала «военную тревогу» конца 20-х гг., открывшую дорогу сталинской революции сверху. Если кулаки в Советском Союзе депортировались в Сибирь, то зажиточные крестьяне из деревень Мекленбурга или Померании предпочитали добровольное бегство на Запад. В 1959 г. цифры беженцев были минимальными за всю историю ГДР, следующий год принес с собой их увеличение на 50 тыс. человек, что в ряде исследований объясняется сознательным стремлением руководства СЕПГ обострить ситуацию вокруг границы в Берлине. Задаче обеспечения решающего перевеса государственного сектора в восточногерманской экономике было подчинено сведение ремесленных предприятий в артели, а также выкуп государством 50 % акций в частных предприятиях. К концу 50-х гг. последние давали всего лишь 9 % промышленной продукции ГДР.
На базе экономических успехов и установок «нового курса» активно развивалась государственная система социальной поддержки населения. Густая сеть детских садов, профсоюзные дома отдыха, образцовые поликлиники, предоставление бесплатного жилья молодоженам – все это позволяет исследователям говорить о формировании своего рода «социального контракта». Отказываясь признавать власть «своей», граждане ГДР в целом смирялись с ее политикой, так как чувствовали, что о них думают и заботятся. Лояльность системе означала для них гарантию профессионального роста, обеспеченную старость для себя и получение образования для своих детей. Более двух третей взрослого населения имело своим работодателем государственные структуры, что накладывало серьезный отпечаток на его менталитет. Риск самостоятельных решений уступал место заданному извне образу жизни, по крайней мерее в производственной и общественной сфере. В октябре 1957 г. в ГДР была проведена денежная реформа, в последующие месяцы отменено рационирование мяса и сахара, но на основные продовольственные товары в системе государственной торговли сохранялись дотационные цены. Всячески поощрялось самообеспечение продуктами, в черте городов садоводческим товариществам раздавались пустующие участки земли. Обещая своим подданным «неуклонный подъем материального благосостояния», государственный аппарат шаг за шагом становился заложником своих собственных проектов, будучи не в состоянии в случае неудач или поражений объяснить населению их подлинные причины.
До тех пор, пока в массовом сознании были свежи воспоминания о лишениях 40-х гг. и о поражении 1953 г., эта проблема не казалась неразрешимой. Сложности начинались при сопоставлении ФРГ и ГДР, являвшемся любимой темой и прессы, и застольных разговоров по обе стороны от германо-германской границы. «10 принципов социалистической этики и морали», принятые на Пятом съезде СЕПГ, отражали стремление власти изолировать население от воздействия примера ФРГ путем формирования особого социалистического образа жизни. Было сокращено число парадных мероприятий, под лозунгом «борьбы с догматизмом» партийная пропаганда перенесла акцент на реальные проблемы общественной жизни. Закрытость политического процесса в условиях диктатуры компенсировалась развитием индустрии развлечений, поощрением массового спорта и художественного творчества рабочих. Осторожность властей в духовной сфере отражало поощрение гражданской альтернативы (Jugendweihe) церковной конфирмации, которая первоначально наталкивалась на сопротивление большинства родителей. Излюбленной темой публицистов СЕПГ оставалась борьба за воссоединение Германии, которая постепенно теряла свой наступательный характер. Выражением новых подходов к национальной истории стал тезис о «заблудшей нации» (А. Абуш), которая только в ГДР смогла избавиться от груза реакционных традиций.
Реальный прогресс в германском вопросе на протяжении 50-х гг. был заблокирован «холодной войной», не допускавшей поиска компромиссных решений. Для советского руководства ценность Восточной Германии и как военного плацдарма, и как хозяйственного партнера из года в год возрастала. Запад в свою очередь наращивал давление на ГДР, дополняя концепцию экономического «магнетизма» практикой ее обескровливания и международной изоляции. В октябре 1957 г.
Западная Германия в соответствии с «доктриной Хальштейна» разорвала дипломатические отношения с Югославией, признавшей ГДР. Под разными предлогами ФРГ блокировала внутригерманскую торговлю, тратила вместе с США огромные средства на радиопропаганду, которая велась с территории Западного Берлина. Сохранение особого статуса этого города позволяло немцам преодолевать «железный занавес», разделявший две мировые общественно-политические системы, на городской электричке.
Лагеря для беженцев (Notaufnahmelager) в Западном Берлине ежегодно регистрировали в среднем по 200 тыс. беженцев из ГДР. Если первоначально среди них преобладали представители донацистской политической и интеллектуальной элиты, то затем на первый план выходят кадровые рабочие, инженеры, а со второй половины 50-х гг. среди беженцев нарастает процент молодежи, получившей бесплатное образование и квалификацию в ГДР. Политические мотивы уступали ведущее место материальным соображениям, нараставшая разница в уровне жизни наглядно отражалась в витринах берлинских магазинов. Массовое бегство жителей Восточной Германии усиливало диспропорции в плановой экономике, которая была не в состоянии учесть этот фактор. Люди просто не выходили на работу, бросали жилье, нажитый скарб, крестьянское хозяйство. Согласно претензии ФРГ на единоличное представительство интересов всех немцев беженцы сразу же получали западногерманские паспорта и солидную материальную помощь, без труда находили жилье и работу.