Как определить источник симптома?
Сейчас мы с вами поговорим о том, как идет реальная работа. Все то, о чем мы говорили выше, – теория, которая именно на практике приобретает смысл.
Как определить источник симптома? Самое главное, что тут нужно уловить – что каждый конкретный случай абсолютно уникален и никакого универсального ответа нет и не может быть. Может быть лишь общее направление исследования. А исследование делается через непосредственное общение и задавание множества вопросов – о жизни, о теле, о родителях, о прошлом, настоящем и будущем, о поведении и т. д.
Это первое, что нужно понимать. Ко мне иногда приходят и говорят: «Здравствуйте, меня зовут Вася, мне столько-то лет, у меня такие-то симптомы, что с этим делать?» В таком случае на любой вопрос может быть только один правдивый ответ: я понятия не имею. Но я в состоянии помочь исследовать и посмотреть, что по этому поводу можно выяснить. Могу ли я дать какие-то гарантии? Не могу.
Как и с чем я работаю с человеком
Далее любой вопрос вроде «как решить проблему/ситуацию Х?» автоматически получает ответ наподобие «я не знаю, но мы можем попробовать посмотреть, что можно выяснить». Если я не знаю, кто ты, что происходит или произошло перед тем, как это состояние началось, как вообще построена твоя жизнь, – что можно ожидать получить от меня в ответ?
Моя практика состоит не в том, что я даю решение проблемы, я стараюсь ответить на все вопросы до того, как начнется реальная работа. Понятно, что клиент задает разные вопросы, и не всегда у меня на них могут найтись хорошие ответы. Даже если у меня ответов нет, будет лучше, если он их задаст до начала работы.
У меня нет готового списка вопросов, с которым я работаю. Я не действую по заранее написанному плану. Весь материал, который будет в сессии, мне дает сам ведомый. Я работаю с его личными нежелательными состояниями, но только в том виде, в котором они были заявлены самим человеком.
Я всегда рассказываю, что есть два типа нежелательных состояний. Первый – нечто, что есть, но что не нравится. Какие-то страхи или раздражения. И второе – нечто, чего нет, что отсутствует. Например, какая-то способность, которой он хотел бы обладать.
И, начиная работу с клиентом, я сначала спрашиваю, с чем бы он хотел поработать, можно этот вопрос сформулировать по-разному. Суть в том, что я пытаюсь понять, что этот конкретный человек желает проработать, решить, изменить.
Иногда это занимает несколько сессий. У меня есть желаемый результат. Как только мы приняли решение, чему наша сессия будет посвящена, мы можем начинать работу. Точные шаги и методики я преподаю в Международной Академии Ясного Коучинга (МАЯК [9]), там очень много практического материала, но я работаю с живыми людьми. Бывает такое, что начали работать с вопросом, а он через время поменял важность для человека. И когда это первое состояние разрешено, мы делаем перерыв, чтобы человек мог адаптироваться. После каждой сессии я даю время человеку погулять недельку. Как только у него появляется желание продолжить, я выясняю следующую тему. Если человек выдает мне список состояний, которые он хотел бы уладить, я не предполагаю по умолчанию, что следующей темой будет прямо из его списка. Иногда бывает такое, что человек выдал список, мы что-то одно решили и видим, что весь список представляет собой вариации того, что мы уже проработали, поэтому не требует дополнительного внимания.
Мы всегда работаем с тем, что происходит здесь и сейчас. Я всегда нахожусь в настоящем времени. Между сессиями я не анализирую, что буду делать с клиентом в следующей, – мне это не нужно. В любой сессии я спрашиваю: «С чем бы ты хотел поработать?» Поскольку заранее не знаю, какой будет ответ, я не вижу смысла это анализировать. Я не знаю, как человек проживет эту неделю, с чем он придет, и не собираюсь его в какие-то рамки загонять.
У меня нет заготовленных стандартов о том, как будет выглядеть результат. Я понимаю, что в случае психосоматики критерий простой – должно улучшаться состояние, но о нем судит только сам клиент. Он может пересматривать свои желания по ходу работы.
Как выглядит реальный поиск ответа? Сначала я прошу клиента (или его родителя) заполнить как можно подробнее клиентскую анкету [6].
Главное внимание уделяется «периоду программирования», особенно если это ребенок. Очень важно для меня иметь точный диагноз, а не общие описания. Я не занимаюсь «угадыванием слова по симптомам». Если не было сделано медицинское обследование компетентными специалистами и нет диагноза – нет информации, симптомы можно ассоциировать с сотнями различных диагнозов и гипотез о том, «откуда это взялось».
Вначале идут простые данные: дата заполнения, ФИО, личная информация и т. д. Дальше – некоторые ключевые вопросы.
В каком возрасте вы стали ощущать себя полностью независимым от своих биологических родителей (в плане питания, денег и жилья)? Укажите максимально точно год и месяц: __________________________________________
Семейное положение (опишите): __________________________
Лет в браке / браках: ______________________________________________
Кол-во детей (возраст и даты рождения): _________________
Какие-либо другие значимые личные отношения в вашей жизни (в прошлом или текущие): ______________________ ___________________________________________________________________________________
И тут есть три раздела. Это линия жизни с уточняющими подробностями, период программирования и семейное дерево.
Бывает, иногда задают задают вопросы: «А зачем заполнять эту анкету?» Первое – чтобы выгрузить все на бумагу и потом не тратить на это время в сессии. Второе – можно сопоставить события, которые описаны в файле с конфликтами, и исследовать то, что на эту тему имеется. И третье – в сессии, когда живой материал заканчивается, мы подключаем анкету и смотрим на события, на то, что между ними было. Всегда есть что прорабатывать.
Очень важно, чтобы был по возможности точный диагноз, а не какие-то общие описания. И если работу с анкетой сделать добросовестно, то при первом ее изучении причины состояния клиента просматриваются сразу, потому что лежат на поверхности.
Напомню, что в рамках теории нашей психосоматики всегда первым делом используется положение о том, что имеющееся состояние – это адаптация организма к какому-то биологическому шоку, пережитому самим человеком, или, если это ребенок, (что бывает чаще) – его родителями, чаще мамой. Поскольку мама обычно вполне хорошо помнит период программирования, обнаружение такого эпизода и его проработка становится вопросами техническими.
Часто спрашивают: «А что, если я не знаю ничего про период программирования и не помню ничего из жизни?», «А что, если я приемный ребенок?»… Миллион вариантов. Но вроде бы очевидно: мы работаем с тем, что есть. Если вы обращаетесь с психосоматикой, то болеете здесь и сейчас. Вся информация в вас есть сейчас. Да, мы, конечно, в некоторой степени играем в Шерлока Холмса, выясняем, откуда это могло взяться. Но симптомы-то здесь и сейчас – и мы можем их исследовать.
Вопросы к клиенту
Следующий момент: какой бы ни стоял диагноз, я буду задавать следующие вопросы, и если у меня нет на них ответов, то и помощи я тоже качественно оказать не смогу.
Любой диагноз вызывает вопросы:
• Когда это началось или было замечено?
• Кем было замечено, при каких обстоятельствах?
• Как произошел момент сообщения/осознания того, что «что-то не так»?
• Кто, когда и как поставил окончательный диагноз?
• Кто и что сказал в этот момент, и кому?
• Как среагировал тот, кто получил информацию?
• Что происходило в жизни у ребенка и его мамы в предшествующие месяц/два/три в жизни?
• Каковы общие обстоятельства жизни в семье на тот момент?
• Каковы были конфликты внутри и за пределами семьи и окружения (бабушки, дедушки, соседи, друзья, даже политическая обстановка)?
• Были ли какие-то нерешенные и безвыходные эмоциональные или материальные проблемы у кого угодно в окружении?
• Были ли какие-то утаивания, секреты и «невозможные ситуации» у кого угодно в окружении?
Мы помним, что если речь идет о ребенке, то он живет в полном отождествлении с тем, что происходит вокруг. Да и, честно говоря, взрослому нужно так же. Потому что мало кто обладает автономной ресурсной психикой, чтобы реагировать на происходящее как самостоятельная личность. В основном люди реагируют на уровне общественного осознания, детского, инфантильного. Все эти вопросы можно сопоставить с периодом программирования.
И самый главный вопрос: каким образом текущее состояние ребенка/клиента может быть адаптацией к обнаруженному конфликту? Это последний закон Хамера – любая биологическая программа имеет какой-то смысл, иначе она бы не сработала.
А далее, когда все это обнаружили, мы можем предложить человеку уладить конфликт, проработать его, и если все сделали правильно, то организму становится незачем больше адаптироваться к конфликту – и состояние возвращается к нормальному равновесию.
В моем примере была задержка психоречевого развития. Ключевые вопросы:
• Почему ребенку нельзя или лучше не говорить, не развиваться?
• Чем ему это грозит в жизни?
• Почему нельзя взрослеть?
• От чего его избавляет это состояние (от общения с другими, со сверстниками, с опасным окружением)?
• Какой конфликт или ситуация могли дать такую информацию организму?
Еще раз важный момент: в случае ребенка имеет место, скорее всего, мамин конфликт в периоде программирования, а не конфликт самого ребенка.
Рис. 29. Айсберг
Часто уровни работы с человеком можно компактно изобразить в виде айсберга (рис. 29), где есть верхушка – настоящее время, все симптомы, разные истории. А дальше идем в погружение. Первый опыт – прошлый опыт. Поглубже находится период программирования, и еще глубже – родовое дерево. Потому что очень часто это все как эстафета передается через гены, род.