Негодование реакционных сил вызывала также подчеркнутая предупредительность канцлера по отношению к лидерам социал-демократии, в которых он с полным основанием видел лучших проводников правительственного влияния на рабочий класс.
Вера руководящих деятелей империи и всего населения в возможность добиться военной победы после того, как война приобрела затяжной характер, намного снизилась. Правительство Бетман Гольвега, еще имевшее в 1916 г. шансы закончить войну путем переговоров, пыталось заключить сепаратный мир с Россией, которая колебалась и не давала определенного ответа.
В этих условиях назначение нового верховного командования в лице Гинденбурга и Людендорфа, разгромивших в Восточной Пруссии при Танненберге в августе 1914 г. русские корпуса, было воспринято в обществе как реальный шанс на победу. Газеты и журналы прославляли прежде всего Гинденбурга (Людендорф предпочитал держаться в тени) как спасителя отечества. Правда, ставший к этому времени начальником штаба Восточного фронта злоязычный генерал Макс Хофман, показывая гостям поля Танненберга, всякий раз говорил: «Вот здесь фельдмаршал спал перед сражением, здесь он спал после сражения, а вот здесь — во время сражения». Но и Хофман не мог поколебать сложившийся миф о Гинденбурге. Новое Верховное командование установило в Германии свою фактическую диктатуру.
В конце 1916 г. был принят закон «О вспомогательной патриотической службе», по которому в военном производстве трудовая повинность стала обязательной для всех мужчин от 16 до 60 лет. Запрещалось менять место работы по своему желанию. Война со стороны Германии стала приобретать тотальный характер. В стране окончательно сложилась система государственного капитализма. Теперь и Бетман Гольвег согласился с необходимостью ввоза рабочих из Бельгии и Польши в Германию для работы в военной промышленности и сельском хозяйстве.
П. фон Гинденбург и Э. Людендорф (слева)
Февральская революция в России и свержение царя глубоко повлияли на внутреннюю ситуацию в Германии. Бетман Гольвег 5 апреля 1917 г. предложил объявить о введении всеобщего, равного, тайного и прямого избирательного права в Пруссии. Он предвидел в противном случае внутриполитические потрясения и боялся полной моральной изоляции Германии в мире. Однако почти половина прусских министров отвергли дальновидное предложение Бетман Гольвега, и канцлер снова уступил давлению консерваторов и отказался от своего предложения. Сформулированное им «пасхальное послание» императора 7 апреля 1917 г. обещало ликвидировать в Пруссии «классовое избирательное право», но только после «возвращения наших воинов» с полей сражений.
З июля 1917 г. представители партий Центра, социал-демократов, прогрессистов и национал-либералов собрались на совещание, на котором «все шло галопом», как писал о нем лидер прогрессистов Фридрих фон Пайер. Были одновременно подняты вопросы о прусском избирательном праве, парламентском правительстве, содержании предполагаемого заявления рейхстага о мире. Социал-демократы настаивали, что в этом заявлении должно быть сказано о «мире без аннексий и контрибуций». После бурных прений было принято решение создать общую парламентскую комиссию для разработки проекта декларации о мире, которая получила название «мирной резолюции» рейхстага.
Вечером 6 июля к рейхсканцлеру явились представители трех партий: Пайер — от прогрессистов, Шпан — от Центра и Шиффер — от национал-либералов. Они заявили, что для сохранения внутреннего порядка необходимо дополнить «пасхальное послание» кайзера официальной декларацией о равном избирательном праве в Пруссии. Еще позднее к канцлеру пришла делегация социал-демократов, состоявшая из Эберта, Шейдемана, Давида, Гоха и Гофмана, которая потребовала признания «мира без аннексий и контрибуций» и введения равного избирательного права в Пруссии. Ознакомившись с настроением парламентских фракций депутатов рейхстага, канцлер убедился в том, что для принятия рейхстагом военных кредитов надо пойти на уступки в области прусского избирательного права. Желая укрепить свое положение в рейхстаге и считая уступку в вопросе о прусском избирательном праве меньшим злом, чем декларация о мире, Бетман Гольвег приложил все усилия, чтобы убедить кайзера в необходимости пойти на эту уступку.
7 июля Вильгельм вернулся из Вены в Берлин, где его ждали Гинденбург и Людендорф. Они собирались вмешаться в события и предоставить кайзеру такой доклад о военном положении, который успокоил бы его. Но Бетман Гольвег догадался об их намерениях. Он встретил кайзера на вокзале и убедил его не допускать вторжения генералов во внутреннюю политику. Если они будут вмешиваться в споры, происходящие в рейхстаге, то единое политическое руководство станет невозможным. Вильгельм внял доводам канцлера. Приняв Гинденбурга и Людендорфа, он выразил удивление по поводу их неожиданного приезда и, заслушав доклад о военных делах, приказал им вернуться в ставку, где у них больше дел. Обиженные генералы вынуждены были выполнить приказ кайзера.
На этот раз попытка прямого вмешательства в руководство внутренней политикой им не удалась, но роль Бетман Гольвега в этом деле, по-видимому, окончательно переполнила чашу терпения верховного командования.
Бетман Гольвег дважды выступал в рейхстаге за эти дни, но эти выступления не укрепили его положения. Он вновь попытался отговорить депутатов от выступления с «мирной декларацией», указывая на ее несвоевременность. Смысл своего выступления он выразил в одной фразе: «не принимайте пораженческой резолюции». На нападки, направленные лично против него, Бетман Гольвег ответил, что не понимает, почему он является препятствием к заключению мира, но если это так, то он сейчас же уйдет в отставку. Партии большинства рейхстага (социал-демократы, Центр и прогрессисты), до сих пор оказывавшие ему поддержку, поняли, что сейчас, когда положение особенно обострилось, канцлер отказывается пойти навстречу их требованиям.
Сообщая Вильгельму о событиях в рейхстаге, Бетман Гольвег изложил ему свое мнение о необходимости пообещать равное избирательное право для Пруссии. На 9 июля специально по этому вопросу был созван коронный совет. Накануне в прусском министерстве состоялось совещание, на котором Бетман Гольвег заявил, что предоставление Пруссии равного избирательного права настолько необходимо, что если коронный совет примет решение против этого, то он не будет в состоянии дальше руководить политикой.
Открывая заседание совета, Вильгельм подчеркнул важность для Пруссии стоявшего на обсуждении вопроса и потребовал от всех откровенного изложения их мнений. Бетман Гольвег утверждал, что введение равного избирательного права в Пруссии неизбежно и не следует его откладывать. Он сослался на то, что не только социал-демократы, но и прогрессисты угрожали ему отклонением военных кредитов уже на текущей сессии рейхстага, если не будет обещано такое право. Поэтому нужно отбросить тяжелые и ему самому не чуждые сомнения против равного избирательного права; теперь нужно выиграть войну и остаться сильным, иначе погибнут народ и монархия.
Канцлера поддержал его заместитель и статс-секретарь ведомства внутренних дел Карл Гельферих, который тоже настаивал на том, что «политическая атмосфера настоятельно требует успокоения» и что «дальнейшее промедление с разрешением вопроса об избирательном праве приведет к тому, что корона выпустит из своих рук инициативу».
Прусские министры, противники реформы, воодушевленные призывом кайзера откровенно высказать свое мнение, воспользовались случаем, чтобы изложить перед кайзером свои возражения против реформы. Министр финансов Ленце пугал кайзера «ужасами парламентаризма», к которому, по его мнению, «неизбежно придет Пруссия с введением равного избирательного права». Он утверждал, что «равное избирательное право приведет отечество к гибели и может быть введено только тогда, когда нет другого выхода».
Министр культов Август фон Тротт цу Зольц яркими красками нарисовал «гибельное действие» равного избирательного права на школу и церковь в Пруссии и выдвинул довод, что уступка не удовлетворит радикальные круги, а лишь повлечет за собой дальнейшие требования с их стороны. Министр внутренних дел Фридрих фон Лобелль заявил, что примеру Пруссии вынуждены будут последовать все прочие государства Германской империи и в итоге получится, что в 14 германских государствах социал-демократы будут иметь большинство.
В результате обсуждения шесть прусских министров и четыре статс-секретаря высказались за предоставление Пруссии равного избирательного права, а пять министров и один статс-секретарь — против. Коронный совет не принял никакого решения. Кайзер выслушал всех и закрыл заседание, сказав, что еще раз обдумает этот вопрос и примет решение. На другой день, 10 июля, Бетман Гольвег продолжал уговаривать Вильгельма согласиться на обещание равного избирательного права для Пруссии. Однако кайзер продолжал колебаться. Он указал канцлеру на трудность решения этого вопроса, когда одна сторона утверждает, что провозглашение равного избирательного права означает гибель Пруссии, а другая настаивает, что гибель Пруссии произойдет именно из-за отказа сделать это.
В разговоре с Вильгельмом Бетман Гольвег впервые поставил вопрос о своей отставке. Он мотивировал это обострением отношений с верховным командованием, что делает его положение непрочным. Враждебное отношение консерваторов и национал-либералов, по его словам, известно ему давно, но теперь начала ослабевать и поддержка других партий рейхстага. Бетман Гольвег сказал, что до сих пор он не ставил вопроса об отставке, считая, что может быть еще полезен стране, теперь же отношения так обострились, что он сомневается в этом. Но при этом Бетман Гольвег заметил, что и любой новый рейхсканцлер должен будет настаивать на равном избирательном праве. Вильгельм пообещал обсудить этот вопрос с кронпринцем Вильгельмом.
Кронпринц прибыл в Берлин 11 июля. После разговора с ним Вильгельм сообщил Бетман Гольвегу, что кронпринц убедился в необходимости предоставить Пруссии равное избирательное право и высказался за оставление канцлера на его посту. Кайзер просил Бетман Гольвега как можно скорее подготовить указ о грядущей реформе избирательного права в Пруссии.