Намерение начать подводную войну против торговли возникло, по-видимому, уже в ноябре 1914 г., но не нашлось достаточно дальновидных ответственных деятелей, которые поняли бы, что для успеха этой войны необходимо было немедленно же приступить к массовой постройке подводных лодок. На это дело смотрели как на некоторый военный эксперимент, имевший побочное значение, развязка же событий по-прежнему ожидалась на суше. Шеер, который до последнего момента оставался самым убежденным сторонником ведения подводной войны, считал, что большой ошибкой явилось начало этой войны именно в 1915 г., когда число подводных лодок было недостаточным; Англия получила таким образом предупреждение и имела время подготовиться к обороне. Во всяком случае, тотчас после решения начать подводную войну, следовало, по мнению Шеера, приступить к усиленной постройке подводных лодок и вести войну без всяких ограничений, не обращая внимания на протесты иностранных держав. Но 1915 год был годом успехов на восточном фронте; на полях сражений витал призрак желанной победы, и не было смысла рисковать разрывом отношений с Америкой. Подводная война велась в ограниченной форме. Из числа лодок, занятых в подводной войне, к концу 1915 г. погибло пятнадцать. Англия не обнаруживала никаких признаков слабости, а внутренние затруднения в Германии с каждым месяцем неизменно возрастали. В это время, в январе 1916 г., адмирал Шеер вступил в командование Флотом Открытого моря взамен заболевшего и вскоре умершего адмирала Поля.
Энергия Шеера сказалась с первых же дней в организации охраны Гельголандской бухты, а его твердый независимый характер нашел свое выражение в первом же случае, когда действия верховного командования оказались не соответствующими его убеждениям. Когда в конце апреля Шееру было передано распоряжение, касавшееся новых ограничений в подводной войне, он счел, что подводные лодки напрасно будут подвергаться смертельной опасности, тотчас отозвал все лодки, занятые в подводной войне, и представил это распоряжение на утверждение кайзеру, который согласился с образом действий Шеера. По тем временам для подобного самостоятельного выступления надо было обладать большой смелостью, потому что подводная война была начата по распоряжению кайзера, следовательно, и приостановить ее можно было лишь с предварительного разрешения кайзера. Но Шеер чувствовал свою правоту, и как командующий флотом он считал себя обязанным бороться с распоряжениями, которые были явно вредны для флота и издавались вышестоящими органами либо вследствие непонимания технической стороны вопроса, либо под влиянием нерешительности Бетман-Гольвега. Кроме того, Шеер опирался на сочувствие личного состава флота, который сразу понял, что наконец-то в лице Шеера он получил настоящего Командующего, способного вывести флот из спячки. Флот не мог оставаться в бездействии в то время, как армия истекала кровью у Вердена, и кайзер предоставил Шееру полную свободу действий. Все ограничения, касавшиеся предельной дальности выходов флота, были сняты, а подводные лодки, освободившиеся от ведения подводной войны, поступили в распоряжение командующего флотом для непосредственного использования их в боевых операциях. Так наступил период открытой борьбы. Англичане по-прежнему стремились к бою с германским флотом, так как этот бой должен был явиться логическим последствием английской стратегии, выработанной на основе многовекового опыта, а немцы, черпая уверенность в превосходстве своей техники и в прекрасной обученности личного состава, собирались дорого продать свою жизнь, надеясь, что «история повторится» и упущенные 16 декабря 1914 г. возможности представятся еще раз в ином виде. Германский флот мог использовать дирижабли; кроме того, подводные лодки, в связи с предстоявшей во второй половине мая операцией, были расставлены в |роли разведчиков перед выходами из английских баз, а фландрские лодки должны были прикрывать флот со стороны Канала.
31 мая 1916 г. в 17У2 ч. адмиралу Шееру стало известно, что ли- линейным крейсерам адмирала Хиппера удалось связать боем английские линейные крейсера и навести их на германские главные силы. Вскоре пришло известие о появлении пяти дредноутов типа «Куин Элизабет». Итого у англичан было пять дредноутов и шесть линейных крейсеров против шестнадцати германских дредноутов и пяти линейных крейсеров. О том, что поблизости могут находиться другие английские силы, у Шеера не возникло мысли ни на одну минуту, до такой степени сильна была предвзятая мысль о возможности уравнять силы. Все заботы Шеера сводились с этого момента к тому, чтобы не дать неприятелю использовать преимущество в скорости хода и уйти из западни. Отрезвление наступило только около 20 часов, когда пора уже было подумать о прекращении бесполезной погони и об отрыве на ночь от английских легких сил, короче говоря — о возвращении в Вильгельмсгафен. В это время пришло известие о появлении на севере новых мощных сил, и вслед за тем на восточной половине горизонта засверкали огни залпов тяжелой артиллерии. Через несколько минут Шеер понял, что перед ним находится Гранд-Флит и англичане искуснейшим образом произвели маневр охвата головы; при этом германские корабли проектировались на светлом фоне неба западной половины горизонта, тогда как англичане скрывались на востоке, т.е. там, куда надо было во что бы то ни стало прорваться, чтобы ближайшим путем попасть к Хорнс-рифу. Худшего положения нельзя было представить. Но это и был кульминационный пункт успеха английской стратегии, которая сумела, хоть и к закату солнца, привести на поле сражения весь Гранд-Флит и отрезать немцам путь отступления. Стратегия уступила место тактике, и здесь англичане понесли самое тяжелое поражение, которое только выпадало когда-либо на долю их флота. Германский флот если не под самым носом у англичан, то под самой кормой у них благополучно прорвался к Хорнс-рифу. Произошло ли это под влиянием вечерних радио (радиограмм — Ред.) Битти, которому казалось, что германцы идут на SW, отчего у Джеллико окрепла мысль, что Шеер направится на S, а не к Хорнс-рифу, произошло ли это из-за нежелания Джеллико подвергать флот риску ночных торпедных атак или по какой-либо иной причине, но факт остается фактом: Джеллико не обратил внимания на происходившую у него в тылу перестрелку и на радио адмиралтейства, сообщавшего о назначенной на утро воздушной разведке у Хорнс-рифа, и продолжал идти на юг. Английские миноносцы были использованы ночью только для охраны «Гранд-Флита», ни одной флотилии не было приказано искать и атаковать Флот Открытого моря, и ни одна флотилия не получила распоряжения образовать заслон на пути к Хорнс-рифу. Все это помогло Шееру выйти из безнадежного положения, но Шеер уделяет этому вопросу очень мало внимания. Он стремится доказать, что английский флот просто не желал и не мог желать возобновления боя утром 1 июня, так как Гранд-Флит рассеялся, понес тяжелые потери и Джеллико потерял управление своими силами. Английский флот по количеству тоннажа потопленных кораблей понес вдвое большие потери, поэтому Шеер не считает возможным говорить о Ютландском бое иначе, как о крупной победе германского флота, одержанной над вдвое сильнейшим английским флотом.
На самом деле все это было неверно. Английский флот вовсе не рассеялся, и на английских кораблях с нетерпением ждали рассвета в надежде покончить счеты с германским флотом. Потери у англичан были больше, чем у германцев, но не следует забывать, что в тактическом отношении германцы были сильно ослаблены потерей «Люцова» и выходом из строя (на несколько месяцев) «Дерфлингера» и «Зейдлица». Следующий выход германского флота мог состояться только в августе, после исправления повреждений на линейных кораблях, причем в распоряжении адмирала Шеера было всего два линейных крейсера, тогда как у англичан уже в июле в строю находилось шесть линейных крейсеров. При следующей встрече с Гранд-Флитом шансы на победу были бы еще меньше, чем при том соотношении сил, которое существовало в Ютландском бою. Это было прямым последствием Ютландского боя и еще одним доказательством политической близорукости кайзера и его ближайших советников, не понимавших в критические июльские дни 1914 г., что в течение ближайших лет германскому империализму не под силу была борьба с английским империализмом.
Конечно, адмирал Джеллико предпринял в ночь на 1 июня все меры к тому, чтобы предохранить Гранд-Флит от случайностей ночного боя. Английские миноносцы, которым не было приказано атаковать Флот Открытого моря, произвели в течение ночи ряд торпедных атак, между тем как германские миноносцы, специально посланные в атаку, не выпустили ни одной торпеды по английским дредноутам. Адмирал Джеллико понимал, что поле сражения осталось за ним, и какой бы критике ни подвергались впоследствии его действия, он не мог допустить, чтобы к утру несколько его дредноутов оказались в поврежденном состоянии поблизости от германских вод и германских подводных лодок, которые, несомненно, были уже высланы к месту боя. Гранд-Флит сохранил свое превосходство в силах, необходимое для охраны жизненных интересов Британской империи, и этого было вполне достаточно, чтобы не проиграть войну. Таковы были, вероятно, соображения, которыми руководствовался английский главнокомандующий. Но он не предвидел, что его действия приведут к более крупным последствиям, чем к простому продолжению войны на основе прежних стратегических приемов дальней блокады. Легче было выйти из состояния тактической сдержанности, проявленной в ночь на 1 июня, чем бороться затем в течение почти двух лет со смертельной опасностью неограниченной подводной войны. Очень возможно, что уничтожение германского флота (если бы оно произошло 1 июня в районе Хорнс-рифа) не побудило бы Германию добиваться заключения мира, но у англичан зато были бы развязаны руки во всех мероприятиях, направленных к закупорке выходов из германских баз. Потребовалось огромное напряжение сил и средств, чтобы организовать борьбу с подводными лодками: сто тысяч мин было поставлено на периферии Гельголандской бухты. Однако подводные лодки продолжали свою разрушительную деятельность, потому что противолодочные средства не всегда были действительны, а германс