я католиков на вступление в нацистскую партию), стал серьезным сигналом начала нацистского давления на католическую церковь. Члены партии Центра, занимавшие официальные должности, были сняты, а сама партия распущена в декабре 1933 года. Молодежные католические организации по большей части вошли в гитлерюгенд. У протестантов дела обстояли похожим образом. Во время избирательной кампании Гитлер засыпал их обещаниями и заверил протестантских лидеров, что антирелигиозные высказывания некоторых известных нацистов — это всего лишь частные мнения и что Германия останется христианским государством. Нацисты получили власть не раньше, чем смогли «объединить» различные протестантские конфессии под верховенством своего марионеточного рейхсепископа Мюллера — глупого армейского капеллана, получившего прозвище «лживый Мюллер», и заманили организацию евангелической молодежи в гитлерюгенд. Для борьбы с «Немецкими христианами» Мюллера пастор Нимёллер, епископ Вурм — протестантский епископ из Вюртемберга — и другие сформировали движение протестантского возрождения, известное как Конфессиональная церковь. Это дало активным протестантам-антифашистам средство, с помощью которого они могли выразить свой протест против антихристианского государства Гитлера.
И католическая, и протестантская церковь пребывали в сомнении, какого курса придерживаться под властью Гитлера. В каждой из них имелась определенная доля амбициозных адептов, утративших твердую приверженность христианской вере, которые, поддавшись соблазну власти, последовали за нацистами. Такие выходцы из протестантов помогли Гитлеру создать церковь Немецких христиан, которая особенно пышно расцвела в Тюрингии, где ее членами стали некоторые из самых отпетых нацистов. Некоторые протестантские пасторы поддались слабости и убедили себя в том, что их долг — просто проповедовать христианство и что задачу делать выводы о практическом применении их проповедей в нацистском государстве они могут оставить на совести своей паствы. Другие — и среди них были честные люди — сочли, что бессмысленно подставлять своих прихожан под угрозу оказаться в концентрационном лагере. Они чувствовали, что должны оставаться со своим стадом и наставлять его по возможности наилучшим образом, не нападая на политику государства. Но была и третья группа людей из обеих церквей, которые чувствовали, что должны бороться с нацизмом, невзирая на риск. Среди протестантов нашлось много тех, кто последовал примеру Нимёллера и епископа Вурма и, подобно Нимёллеру, был брошен в концлагерь.
Католическое приходское духовенство страдало так же, как протестантские пасторы, но высшие иерархи католической церкви находились в несколько более благоприятном положении, чем их протестантские коллеги, поскольку Гитлер никогда не хотел полного разрыва с Ватиканом. Однажды епископ Бреслау публично взмолился, чтобы его отправили в концентрационный лагерь. Гитлер отдал приказ не трогать епископов и, таким образом, не давать им «возможности стать мучениками».
Епископ Мюнстера (граф фон Гален, который стал кардиналом после войны и умер в 1946 году) был одним из первых и наиболее мужественных противников нацизма. Его проповеди часто читались вслух в других церквях, распространялись в виде писем по всей Германии и воспроизводились в эфире радиостанций союзников. Нацисты никак не могли решить, что с ним делать. Он был предметом бесконечных совещаний, и эта проблема отражена в адресованном Мартину Борману докладе одного из помощников Геббельса, где обсуждается предложение о том, чтобы повесить Галена:
«Вопрос о применении этой меры может быть решен только самим фюрером. Однако он [Геббельс] опасается, что если будет сделано что-нибудь против епископа, то все население Мюнстера придется списать со счетов на время войны. А может быть, это затронет всю Вестфалию… Он придерживается той точки зрения, что на время войны лучше попридержать свои претензии к церкви. Атаковать оппонента можно лишь в том случае, если есть реальные силы выдержать контратаку. Но очень трудно контратаковать церковь во время войны. Пожалуй, это даже невозможно… После войны фюрер вместе с другими социальными мерами объявит, что отныне вся собственность церкви принадлежит народу Германии. В атмосфере радости по поводу победы и социальных преобразований реализовать это предложение будет детской забавой».
Мнение Геббельса не нашло понимания, и в течение всей войны нацисты делали все, что могли, чтобы поставить церковь на колени. Церковные процессии были запрещены, поскольку они способствовали «изнашиванию обуви». Строптивых пастырей призывали на военную службу (приходские священники не были освобождены от воинской обязанности, пока в январе 1944 года один из заговорщиков генерал Ольбрихт не издал соответствующий приказ). Нацисты подкупали свидетелей, чтобы те давали ложные показания о том, что тот или иной священник или пастор гомосексуалист, замешан в валютных махинациях или присвоил себе церковные деньги. Семинарии закрывались — обычно под тем предлогом, что они являются рассадниками безнравственности. И хотя немецким мальчикам и девочкам по-прежнему рассказывали историю о пяти хлебах и двух рыбах, сразу же после этого они узнавали, что их фюрер сотворил чудо гораздо большего масштаба: нашел пищу, кров и работу для миллионов.
Борман хотел уничтожить религиозное образование. В 1941 году он писал гаулейтерам:
«Ни одно живое существо не знало бы ничего о христианстве, если бы священники с детства не вбивали его в голову всем подряд. Так называемый Всемогущий Бог никоим образом заранее не наделяет молодых людей знанием о своем существовании, но, что удивительно, вопреки своему всемогуществу оставляет заниматься этим своим пастырям. Если в будущем ваша молодежь не будет ничего знать о христианстве, чья доктрина во многом уступает нашей, Христос исчезнет автоматически».
На одном из процессов Фрейслера произошла история, демонстрирующая типичное отношение католиков к Гитлеру. Майор Людвиг фон Леонрод, обвиненный в участии в заговоре 20 июля, в свое оправдание рассказал, что спросил армейского капеллана, который был католическим священником, является ли грехом убийство тирана. Священник ответил, что нет. Фрейслер потребовал, чтобы священника вызвали как свидетеля со стороны защиты. Когда священник подтвердил, что обвиняемый действительно задавал ему этот гипотетический вопрос и получил на него гипотетический ответ, Фрейслер повернулся к нему и сказал, что теперь он не свидетель, а обвиняемый. По решению суда капеллана тоже повесили.
Ни протестантская, ни католическая церковь как институты не были вовлечены в заговор против Гитлера. Но многие священнослужители были. Среди них особое место занимает пастор Дирих Бонхёффер, чья поездка в Швецию, чтобы проинформировать епископа Чичестера о планах заговорщиков, уже упоминалась ранее. Бонхёффер, сын известного психиатра, являлся одним из самых выдающихся протестантских теологов своего времени. Его позиция, высказанная на проходившем в 1941 году в Женеве тайном церковном совещании, была следующей: «Я молюсь о поражении моей нации. Только поражением мы сможем искупить страшные преступления, которые мы совершили против Европы и всего мира». Бонхёффер принимал активное участие в заговоре, и после 20 июля его арестовали. Ему исполнилось всего тридцать восемь лет, когда 9 апреля 1945 года он был убит пьяными эсэсовцами в концентрационном лагере незадолго до того, как туда пришли американские войска.
Член кружка Крейзау доктор Ойген Герстенмайер, которого мне довелось хорошо узнать, являлся одним из мирян, занимавшим видное место в совете Евангелической церкви. Как и Бонхёффер, он был убежден, что одной духовной оппозиции нацизму недостаточно, и, чтобы христианство в Германии сохранилось, нацизм должен быть уничтожен. До войны он старался переломить нежелание многих протестантских священников словом и делом совершить то, что нацисты называли «государственной изменой». Когда началась война, Герстенмайер организовал помощь военнопленным и рабочим-славянам, которых нацисты привозили из оккупированных стран. Эта работа позволяла ему выезжать за рубеж.
Герстенмайер так и не понял, почему, будучи 20 июля арестован в военном министерстве на Бендлерштрассе, он не был казнен сразу уже, как многие другие заговорщики. По его предположению, гестапо надеялось получить через него компрометирующую информацию о других религиозных лидерах. Но не понятно, почему после суда его приговорили всего к семи годам заключения и принудительных работ, в то время как тех, кого судили вместе с ним, приговорили к смерти. Герстенмайер был освобожден из Байройтской тюрьмы американскими войсками и сразу же активно включился в работу по восстановлению Германии.
В годы войны, находясь в Швейцарии, я получал информацию о происходящем в германской протестантской церкви через доктора Ганса Шонфельда, работа которого с Всемирным советом церквей часто приводила его в Женеву. Он многие годы старался бороться с влиянием нацизма и развивать отношения между германской евангелической церковью и церковными лидерами Европы и Соединенных Штатов. В Швейцарии я познакомился с замечательной личностью из католического лагеря — иезуитом, отцом Фридрихом Мукерманом. Вынужденный покинуть Германию с приходом Гитлера к власти, он продолжил писать и проповедовать против нацистов сначала из Голландии, а потом из Франции. В конце концов он бежал в Швейцарию. Его издание Der Deutsche Weg продолжало тайно распространяться в Германии, а его радиопередачи из Франции в первые дни войны были красноречивым обвинением нацизма.
Гёрделер и Мольтке придавали огромное значение сотрудничеству с представителями церкви. Они часто консультировались с церковными лидерами, особенно с протестантскими епископами из Вюртемберга, Берлина и Штутгарта, а также с католическим кардиналом фон Прейсингом. Ими двигало не только желание заручиться поддержкой церкви для правительства, которое, как они надеялись, сменит Гитлера, но и заинтересованность в практической кооперации между великими христианскими церквями. Они понимали, что разобщенность между ними работает на Гитлера, заставившего протестантов поверить, что он вот-вот начнет финальную борьбу против католической церкви, а католиков — что он защитит Рим от коммунизма.