Все это время доктор Лангбен и обергруппенфюрер СС Вольф ждали в соседней комнате, и доктор Лангбен поделился с Вольфом своей надеждой на то, что доктор Попиц будет говорить откровенно и не станет слишком осторожничать. Он сказал, что только откровенная дискуссия может иметь смысл, даже если «кто-то рискует своей головой». Еще он говорил о том, как важно, чтобы умные и дальновидные люди восстановили в Германии правовое государство и что эта почти невыносимая деспотическая власть должна исчезнуть.
На следующий день между доктором Лангбеном и Вольфом имел место еще один разговор, в ходе которого последний сообщил, что вскоре состоится еще одна встреча рейхсфюрера СС с доктором Попицем. Чтобы заставить Попица рассказать, поднимал ли он вопрос о том, чтобы ограничить власть фюрера и реорганизовать правительство, Лангбен спросил, будет ли ему позволено участвовать в следующей беседе. Доктор Попиц ответил, что предыдущий разговор закончился ничем, потому что он сам не хотел затрагивать критических пунктов.
Для того чтобы иметь возможность сделать Гиммлеру конкретные предложения относительно нового руководства армией, доктор Попиц через генерала Ольбрихта связался с бывшим фельдмаршалом фон Вицлебеном. Он спросил Вицлебена, можно ли сказать Гиммлеру, что он, Вицлебен, готов принять верховное командование армией в случае, если Гиммлер присоединится к заговору. Вицлебен ответил, что он согласится, только если рейхсфюрер СС сам сделает ему это предложение. Доктор Попиц пообещал довести это до сведения рейхсфюрера СС.
Доктор Попиц, который не скрывал от других заговорщиков, что ведет переговоры с рейхсфюрером СС, поговорил также с Хелльдорфом и сказал ему, что не исключена возможность, что рейхсфюрер СС согласится взять власть, если это будет единственным способом начать переговоры за рубежом.
В сентябре доктор Лангбен был арестован тайной полицией (гестапо). Вторая встреча доктора Попица с рейхсфюрером СС так и не состоялась.
Следующие несколько месяцев доктор Попиц оставался практически в изоляции. К его давним разногласиям с Гёрделером добавилось недовольство других заговорщиков, и прежде всего Бека, потому что он самовольно пошел на контакт с рейхсфюрером СС и тем самым подверг опасности планы заговорщиков. От профессора Йессена Попиц узнал, что заговорщики продолжают строить планы переворота, но уже не считают его, Попица, своим. Примерно в начале июня 1944 года доктор Попиц прямо спросил, возможны ли по-прежнему действия со стороны военных и почему ему ничего не говорят. Бек ответил уклончиво, что некоторые люди, под которыми он подразумевал Гёрделера и бывших профсоюзных лидеров, не хотят, чтобы Попиц участвовал в заговоре, поскольку он был министром Третьего рейха, чем дискредитировал себя в глазах многих. Доктор Попиц потребовал, чтобы ему сказали, реализуют ли они сейчас какие-нибудь планы, на что Бек ответил, что это не исключено. Доктор Попиц утверждает, что ничего не знал ни о том, что граф фон Штауффенберг готовился предпринимать попытки убийства, ни о датах этих попыток.
Обвиняемый Попиц полностью признал изложенные выше факты.
Обвиняемый Лангбен признал изложенные выше факты в той части, в которой это касалось его, но только сделав значительное количество оговорок и противоречивых заявлений. По его словам, он понимал, что доктор Попиц готовится совершить предательство, но настаивал, что не сочувствовал ему, а лишь старался расстроить его планы, и передать его в руки рейхсфюрера СС. Доктор Лангбен утверждал, что никогда не сомневался в верности последнего фюреру. По признанию Лангбена, он считал, что рейхсфюрер СС мог бы принять участие в узаконивании части пожеланий доктора Попица, а именно в создании нового штаба вермахта и оживлении внешней политики рейха под руководством нового министра иностранных дел. Однако он признал, что доктор Попиц воспользовался его, Лангбена, глупостью. Доктор Лангбен отрицал, что верил в предательские планы доктора Попица и других заговорщиков.
Эти утверждения доктора Лангбена опровергаются его собственными заявлениями. Им нельзя верить, потому что, если бы они были правдивы, он разоблачил бы планы заговорщиков сразу после ареста в сентябре 1943 года, чтобы обелить себя. Кроме того, его попытки защитить себя опровергаются заявлениями доктора Попица.
Оба обвиняемых признают, что применение силы в отношении фюрера являлось частью плана клики заговорщиков, в который они пытались втянуть рейхсфюрера СС. Ясно, что они ожидали решительного противодействия со стороны фюрера, которые должны были закончиться кровью и смертью фюрера. В конце концов обвиняемые это признали.
Я прошу, чтобы оба ответчика были преданы суду Народной судебной палаты».
Прочитав это обвинительное заключение, мисс Саар сделала несколько интересных замечаний. Она сказала, что неверно считать, будто Планк и Йессен выступали против привлечения к заговору Гиммлера. Вероятно, Попиц постарался не впутывать их так же, как генерала Бека и генерала Ольбрихта, которые соглашались с этим планом, по крайней мере летом 1943 года. Она сказала, что Попиц действительно возражал Гёрделеру насчет того, какого курса следует придерживаться после свержения нацистского режима, поскольку Попиц боялся крушения всей власти в рейхе, которое может произойти, если меры по социальной децентрализации будут реализованы со скоростью, предусмотренной заговорщиками. Из других свидетельств становится ясно, что группа Бека — Гёрделера не хотела иметь ничего общего с Гиммлером, но вначале они не возражали, если бывшие нацисты типа Попица и Лангбена сделают что-нибудь такое, что посеет смущение в рядах нацистов.
Арест Лангбена, положивший конец беседам с Гиммлером, произошел весьма забавным образом. В сентябре 1943 года Лангбен поехал в Швейцарию, чтобы озвучить представителям союзников, с которыми он поддерживал контакты, мысль о том, чтобы для свержения Гитлера использовать Гиммлера. Какая-то шифровка, отправленная неким агентством союзников, но не американским и не британским, была расшифрована гестапо. У Гиммлера имелось множество врагов среди тех, кто был близок к Гитлеру, в особенности следует отметить Бормана, завидовавшего усилению влиянию и власти Гиммлера. Непосредственный подчиненный Гиммлера, печально известный обергруппенфюрер Мюллер, был одним из самых отвратительных людей во всей иерархии СС, который тайно интриговал против Гиммлера. Враги Гиммлера проследили, чтобы расшифрованное сообщение дошло до Гитлера. Гиммлеру не оставалось ничего иного, как действовать.
Конечно, он был не заинтересован в том, чтобы отправить Лангбена под суд, и не делал этого еще год. Попица, не меньше Лангбена замешанного в этом деле, даже не стали арестовывать до тех пор, пока под шумок общей облавы после 20 июля Гиммлер не смог прикрыть себя, зачислив этих двоих в общий список заговорщиков. Но даже тогда он проследил, чтобы их судили отдельно и с особыми предосторожностями. Среди документов, лежавших в папке с обвинительным заключением, я обнаружил следующее письмо шефа полиции безопасности (СД) Эрнста Кальтенбруннера министру юстиции:
«Я знаю, что в скором времени в Народной судебной палате должен состояться суд над бывшим министром Попицем и адвокатом Лангбеном.
Ввиду известных вам фактов, а именно встречи рейхсфюрера СС с Попицем, я прошу вас проследить, чтобы, когда дойдет до дела, публика не была допущена на процесс.
Предполагаю, что вы согласитесь, чтобы я отправил в суд около десяти своих сотрудников, которые выступят в качестве аудитории. Что же касается присутствия других лиц, я прошу у вас права отказать им в допуске».
Мисс Саар, которая была арестована в то же время, что и Лангбен, рассказывала мне, что на бесконечных допросах в гестапо ей постоянно задавали один и тот же вопрос: «Когда доктор Лангбен последний раз виделся с Гиммлером?» Ответ на этот вопрос, а также все свидетельства их последней встречи в обвинительном заключении не упоминались. На самом деле имела место еще одна встреча, произошедшая после возвращения Лангбена из Швейцарии, но, очевидно, до того, как Гимлер узнал о расшифрованном сообщении. Лангбен рассказал мисс Саар, что коснулся вопроса о физическом уничтожении Гитлера только мимоходом; что Гиммлер был настроен серьезно, задавал существенные вопросы, но не пытался узнать никаких имен. Кроме того, мисс Саар сказала мне, что заключенные из соседней камеры в тюрьме на Принц-Альбрехт-штрассе говорили, что Лангбена стали пытать только после того, как ему был вынесен смертный приговор, но и тогда это делалось не с целью получения информации. Гиммлер хотел отправить Лангбена на смерть, но не хотел, чтобы он говорил.
Заигрывание Гиммлера с заговорщиками, строившими планы против фюрера, больше не повторилось до самых последних дней, когда он попытался заключить сепаратный мир при посредничестве Швеции. Гитлер перед смертью знал, что Гиммлер тоже предал его. 29 апреля 1945 года в своем так называемом «политическом завещании» он написал: «Перед смертью я исключаю бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера из партии и снимаю его со всех государственных должностей».
Геринг тоже был исключен, и Гитлер объяснил нам почему: «Геринг и Гиммлер помимо предательства меня лично нанесли неизмеримый ущерб стране и всей нации, участвуя в тайных переговорах с врагом, которые они вели без моего ведома и против моей воли, а также пытаясь незаконно захватить власть в государстве».
Глава 12. Восток и Запад
Подготовкой антинацистского переворота занимались очень разные люди. Они смогли отложить в сторону свои многочисленные разногласия и подчинить себя выполнению общей задачи. Однако их неспособность договориться о том, куда смотреть — на Восток в сторону коммунизма или на Запад в сторону демократии, — оставалась самой серьезной угрозой единству. Большинство заговорщиков предпочитало Англию и Соединенные Штаты, а некоторые даже надеялись, что после устранения Гитлера они смогут сдаться Западу и продолжить войну против Советов. В Вашингто