мого духа стал Юлиус Эвола. Для всех тех, кто впервые открывает
книгу данного автора, я хотел бы повторить слова, которыми он пред-
варял многие свои работы: «эта книга не для всех». Язык изложения
во всех произведениях Эволы ясен и точен, структура вполне акаде-
мична; в определённом смысле все они представляют собой учебни-
5
ки. Что же тут «не для всех»? Содержание. Если вспомнить, что кни-
ги являют собой духовную пищу, то блюда, предлагаемые Эволой, многим могут надолго испортить желудок. Очень трудно определить
тот тип читателя, для которых его работы станут настоящим открове-
нием или даже в корне изменят их жизнь и мировоззрение (чему за
последние полвека было несколько ярких примеров); можно сказать
только одно: этот тип человека является в современном обществе ско-
рее исключением, чем правилом. Он внутренне принадлежит друго-
му миру, даже если не помнит об этом, и книги Эволы могут оказать
на него действительно магический эффект - как напоминание, далё-
кая знакомая песня, прохладное дуновение в лицо страннику, уснув-
шему на острове сирен. И указание дороги тем, кто уже приоткрыл
глаза.
Творчество Юлиуса Эволы, в целом представляющее собой не
просто набор написанных в разное время и по разным поводам книг, но символ, как он эксплицитно признал в своей автобиографии,2 луч-
ше рассматривать, начиная именно с Герметической традиции. Пред-
шествующая этой работе Теория и феноменология абсолютного ин-
дивидуума была закончена в 1924 году;3 по словам самого Эволы, бу-
дучи спекулятивной философской работой, она служила своего рода
«философским введением в нефилософский мир, имеющим значение
в качестве того редкого случая, когда современная философия от-
крывает путь глубокому экзистенциальному кризису».4 Можно ли
представить себе, чтобы «абсолютный индивидуум», скажем, занял
кресло университетского преподавателя? Как всякий нормальный
буржуа был поглощён ипотечными выплатами, ремонтом гаража, не-
верностью супруги и при этом, приходя по утрам на работу, расска-
зывал студентам об абсолютной свободе? Комичность этой ситуации
была ясна Эволе с самого начала, и следующий его шаг был совер-
шенно логичен: к удивлению тех, кто прочил ему «будущее» в каче-
стве профессионального философа (как Бенедетто Кроче), и тех, кто
высказывал опасения по этому же поводу (как Рене Генон), он отка-
зался от каких-либо дальнейших спекулятивных построений и обра-
тился к инициатической практике, то есть к тому, что выходит за пре-
делы философии и чему положения его философской системы слу-
жили фактически пролегоменами, причём имеющими смысл постоль-
ку, поскольку человек испытывает необходимость в таком предисло-
вии: «что касается тех, кто уже находится на другом берегу, такая
6
философская пропедевтика в терминах «современной мысли» явля-
ется совершенно излишней».5
Последующий период вплоть до публикации Герметической тра-
диции в 1931 году был ознаменован для Эволы некоторыми важными
знакомствами и встречами, значение которых для всего его последу-
ющего творчества стало определяющим и анализ каковых гораздо
более полезен для понимания его мировоззрения, чем события, со-
ставляющие «биографию» человека в обычном смысле этого слова.
Естественно, упоминание о Рене Геноне будет излишним; знакомство
с ним вызвало у Эволы буквально «органическое перерождение» все-
го его существа и, по сути, ознаменовало для Эволы начало его пути
как последователя Традиции. Однако, в рамках данной статьи для нас
важно отметить, что знакомством этим он обязан Артуро Регини, весь-
ма интересной и во многом недооцениваемой фигуре итальянского
традиционализма, человеку, чьё влияние на круг интересов Юлиуса
Эволы в этот период трудно переоценить.
Артуро Регини родился 12 ноября 1878 года во Флоренции в ари-
стократической семье. Его философская (в изначальном значении этого
слова) биография началась в юности, когда он поступил в универси-
тет города Пизы на факультет математики. Как-то раз к нему подо-
шёл незнакомый высокий и худой студент и сообщил, что Регини из-
бран кандидатом на посвящение в тайную пифагорейскую школу, носящую название Schola Italica. Незнакомца звали Амедео
Армен-тано (1886-1966), и он был известен во Флоренции как
блестящий философ, при этом обладающий сверхъестественными
психическими способностями. Как позднее вспоминал сам Регини, благодаря Арментано он прошёл посвящение в самом полном смысле
этого слова и перешагнул порог смерти буквально, а не в качестве
условной церемонии. В 1896 году Регини познакомился в Риме с
Изабеллой Купер-Оукли, послом Е.П. Блаватской в Италии, а два
года спустя, будучи двадцатилетним молодым человеком, он стал
одним из основателей Теософского Общества в этой стране. Однако
вся дальнейшая жизнь Артуро Регини прошла под знаком
масонского братства.
В 1902 году Регини (конечно, по рекомендации Арментано) всту-
пил в Орден Мемфиса и Мицраима, а в 1903-м стал членом Великого
Востока Италии. Через два года на основе флорентийского отделения
Великого Востока Регини и несколько других братьев создали Ложу
Люцифера. В 1908-м в составе группы «диссидентов», руководимых
7
священником-протестантом, Регини официально порвал с Великим
Востоком, объяснив свой уход несогласием с материалистической и
политизированной направленностью этой организации; мятежная
группа основала свою ложу со штаб-квартирой на Пьяцца дель
Дже-зу в Риме. В составе новой организации Регини предпринял
попытку объединить расколотое масонство под эгидой возврата к
духовным корням братства и учредил Итальянский Философский
Устав. Его градусы представляли смесь элементов пифагорейства и
гностицизма. Однако, деятельность организации была прервана
Первой мировой войной (Регини, как и Эвола, принимал участие в
боевых действиях); позднее, в 1919 году, Философский Устав слился
с Великой Ложей Шотландского Устава, и в дальнейшем к идее
реформации масонства Регини стал относиться с большой долей
скепсиса, однако оставался верен масонским идеям до конца.
Следует сказать несколько слов об истории итальянского масон-
ства. Первая ложа была основана в 1730 году во Флоренции при уча-
стии Чарльза Сэквилла, графа Миддлсекского, Сэра Чарльза Манна и
Генри Фокса. Именно связи с английскими протестантами стали при-
чиной издания Папой Климентом XII в 1738 году буллы In Eminently запрещавшей католикам участие в масонских ложах. Об этом доку-
менте сам Регини писал так: «Следствием папского запрета стало
враждебное отношение к масонам во многих странах, и тогда масон-
ству пришлось принять форму тайного общества в качестве необхо-
димой самообороны. Тем не менее, оно никогда не было сектантс-
ким, и его ритуалы всегда отличались терпимостью, широтой взгля-
дов и независимостью».6 Великий Восток Италии был организован в
1859 году. В 1864-м во Флоренции состоялся первый Конгресс Воль-
ных Каменщиков Италии, на котором Великим Мастером был избран
Джузеппе Гарибальди. Это произошло в разгар так называемого
Risorgimento, то есть «возрождения», каковое, фактически, представ-
ляло собой буржуазную революцию в самом точном смысле слова и в
гораздо большей степени, чем Французская Революция. В этот пери-
од масонство стало весьма привлекательным для среднего класса; кроме того, вполне вероятно, оно служило единственным средством
объединения сторонников таких разных направлений как монархис-
ты, республиканцы, ведомые Мадзини, и «краснорубашечники» Га-
рибальди. В итоге, к концу XIX века масонство стало, по сути, инст-
рументом правящей верхушки и, утратив свою независимость и де-
8
мократичность, превратилось в постоянную мишень для упрёков в
ангажированности и коррупции. Судя по всему, именно этот фактор
лёг в основу того отрицательного отношения к масонам, которое Мус-
солини выказывал в период своей деятельности в Социалистической
партии, и каковая враждебность вновь всплыла на поверхность, когда
он уже был фашистским лидером - несмотря на то, что среди фаши-
стской элиты были члены масонских лож.7 Однако, следует отметить, что несмотря ни на какие политические перипетии и весьма песси-
мистическую общую картину, в итальянском масонстве всегда было
сильно эзотерическое направление, корни которого уходят в далёкое
прошлое, на много веков предшествующее официальному началу
масонского движения в этой стране. Сохранились упоминания, что в
период царствования Елизаветы I, Сэр Томас Бодли был посвящён в
Пифагорейское Братство Fratelli Obscuri в североитальянском городе
Форли. Это братство предположительно происходило от пифагорейс-
ких обществ Константинополя и Фессалоник, бежавших в Италию в
период падения греческой империи. И этот пример не единственный; в Италии были и другие отделения греческих инициатических орга-
низаций, существование которых в этой стране связано с гильдиями, а затем с масонством. Таким образом, претензии Мемфиса и
Мицра-има на связь с подлинной пифагорейской традицией имеют
под собой действительные основания (следует также напомнить, что
у истоков ордена стоял Калиостро).